Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

одного другого главного редактора, который был не только сам знаменит, но так обожал делать знаменитыми других, — подтверждает Е. Евтушенко. — Катаев был крестным отцом всех шестидесятников».[1376] И совсем иным — как «юное распутное создание, матерое в цинизме, в изгаживании всего, что связано с традициями, моралью, культурой нашего народа, с историей страны», — предстает этот журнал в автобиографической книге М. Лобанова «В сражении и любви»[1377].

Жизнь начиналась вроде бы сызнова. К. ближе к склону лет даже в партию вступил[1378]. А в 1960-м ему, — рассказывает Н. Старшинов, — «предложили пост главного редактора „Литгазеты“. И он дал свое согласие. Валентин Петрович загорелся мыслью обновить газету, сделать ее „читабельной“ <…> И, продолжая строить планы, уехал за рубеж…»[1379]

Ох, не надо этого было делать: за время его отлучки кадровое решение под благовидным предлогом отменили — и Катаев обиделся, «в знак протеста перестал ходить в редакцию, не получал зарплату. Так продолжалось около года»[1380].

Литературе, видимо, повезло, что К. не загрузили газетными хлопотами. Но сам К. думал по-другому, и 15 сентября 1981 года, после того как со смертью С. Наровчатова освободилось место главного редактора «Нового мира», он, в возрасте уже 84 лет, обращается к М. Суслову со смиренной просьбой:

У меня еще хватит энергии на года два посвятить себя редакционной работе по примеру того, как я некогда создавал «Юность». Если бы мне предложили быть главным редактором «Нового мира», я бы не отказался и отдал бы всю свою энергию для сохранения его авторитета и подготовил бы себе хорошего преемника. Я думаю, это было бы хорошо для журнала. Каково на этот счет Ваше мнение?[1381]

Однако М. Суслов выбрал на эту роль бесцветного Героя Советского Союза В. Карпова, а К. вернулся к подготовке своего последнего прижизненного собрания сочинений. И к новым рукописям, которым еще только суждено было выйти в свет.

Моральный облик Валюна, как все за глаза звали К., и его карьерные поползновения теперь занимают внимание только историков литературы. А нормальные люди читают книги — они ведь, в конце концов, главное, что остается (или не остается) от писателя.

Соч.: Собр. соч.: В 10 т. М.: Худож. лит., 1983–1984.

Лит.: Галанов Б. Валентин Катаев: Очерк творчества. М.: ГИХЛ, 1982; Иванова Н. Пастернак и другие. М.: Эксмо, 2003; Котова М., Лекманов О. В лабиринтах романа-загадки: Комментарий к роману В. П. Катаева «Алмазный мой венец». М.: Аграф, 2004; Катаев П. Доктор велел мадеру пить…: Книга об отце. М.: Аграф, 2006; Мнацаканян С. Великий Валюн, или Скорбная жизнь Валентина Петровича Катаева: Роман-цитата. Алма-Ата: Шелковый путь, 2014; Огрызко В. Циник с бандитским шиком: Книга о Валентине Катаеве. М.: Лит. Россия, 2015; Шаргунов С. Катаев: Погоня за вечной весной. М.: Молодая гвардия, 2015. (Жизнь замечательных людей).

Кедрина Зоя Сергеевна (1904–1998)

Бог дал К. долгую жизнь, о которой и сказать особенно нечего. Родилась в Москве, в начале 1930-х переехала в Алма-Ату, где отметилась повестью «Аул нашего отца» (1933), брошюрой о местном ударнике-колхознике (1934) и стихотворными переводами с казахского языка, потом окончила Литературный институт в столице (1938), служила поочередно в редакциях «Нового мира»[1382], «Октября» и «Литературной газеты», чтобы, перейдя в 1957 году на работу в академический Институт мировой литературы, сосредоточиться на изучении словесности народов СССР, и прежде всего советского Казахстана и советской Средней Азии.

Удивительно мирная или, можно и так сказать, вполне бесцветная биография. И вдруг разрыв шаблона — 22 января 1966 года К. печатает в «Литературной газете» статью «Наследники Смердякова» об уже томящихся в тюрьме А. Синявском и Ю. Даниэле, а 10–14 февраля еще и выступает общественным обвинителем на процессе по их делу.

Разбирать аргументы, изложенные К. и в этой статье, и в ходе судебного заседания, вероятно, бессмысленно, как бессмысленно и гадать, с охотою приняла она выпавшую ей роль или по принуждению. Гораздо интереснее понять, почему эта роль была предложена именно ей — специалисту по казахской литературе. Ведь, если заглянуть в дневниковые свидетельства современников, властью обдумывались и другие, гораздо более звонкие имена. «В частности, — свидетельствует Л. Чуковская, — написали прокурору обоснования для обвинения пятеро — Сергей Антонов (это мне ново), А. Барто, С. Михалков, Б. Сучков, Корнейчук» (запись от 3 февраля)[1383]. Их же среди «предполагаемых общественных обвинителей» называет и сценарист А. Гребнев: «Сучков (критик, сам сидел при Сталине), Сергей Антонов и… Агния Барто…» (запись от 8 февраля)[1384].

И более того. А. Твардовский в записи еще от 12 января фиксирует «ужасное вчерашнее признание Демента после его возвращения из горкома о его готовности, заявленной там инструктору, выступить в качестве общественного обвинителя на процессе Синявского». Причем, — не скрывает своей «потрясенности» Твардовский, — «если он-таки будет выступать на суде, мы предложим ему уйти из редколлегии до этого, — если он не подает заявление, придется мне принимать некое решение»[1385].

Процесс, действительно, мог бы быть ярче, выйди к трибуне творец бессмертного гимна, известная всем и каждому детская поэтесса или заместитель главного редактора вольнодумного «Нового мира», сравнительно недавно дававший Синявскому, постоянному автору этого журнала, рекомендацию в Союз писателей СССР. Так ведь нет же, по причинам, которые уже не узнать, затравщиком выпустили Д. Еремина, сталинского лауреата, уже к тому времени благополучно подзабытого, а на роль обвинителей выбрали А. Васильева, чьи партийные заслуги явно превышали творческие, и, да, вот эту вот специалистку по казахской литературе.

Они отбарабанили свое и… Рассказывают, что дверь в квартиру К. неизвестные злоумышленники обмазали экскрементами[1386], только и всего. Что же касается выгод, которые, по распространенному мнению, будто бы следуют за выполнением ответственного партийного задания, то их не было. Положение К. ни в Институте мировой литературы, ни в Союзе писателей не переменилось. Она как писала, так и продолжила писать по преимуществу о Джамбуле, Айбеке, Яшене и поэтах Каракалпакии. Защитила, правда, докторскую диссертацию в 1974 году, но и тут «Наследники Смердякова» вряд ли пошли ей в плюс.

Воспоминаний К. не оставила, в чужих мемуарах тоже не засветилась. И старых книг ее не найти теперь в букинистических разделах ни «Озона», ни «Лабиринта». А поисковики в интернете первым делом наводят на эти две даты — 22 января и 10–14 февраля 1966 года.

Соч.: Главное — человек: Некоторые черты современного реализма. М.: Сов. писатель, 1972; На языке дружбы. М.: Сов. писатель, 1984.

Лит.: Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля. М.: Книга, 1989.

Кетлинская Вера Казимировна (1906–1976)

Молодость К. была бурной. Ее отца, польского дворянина и морского