Сокровище - Трейси Вульф

слушать.

– Мы покинем это место вместе, Реми. Все. – Я заглядываю в себя и собираю все нити в руке. Я буду держать их, что бы ни произошло. Ничто не заставит меня отпустить их. Ни сейчас. Ни потом. – Я скажу тебе, когда буду готова.

Он что-то бормочет, как мне кажется, утвердительно, и я достаю из кармана пустой флакон из тех, которые мне дала Куратор. Затем медленно, очень медленно передвигаю руку с флаконом к воде, не сводя глаз с медведя. Но он сосредоточен на своем обеде, я погружаю флакон в воду и наполняю его до краев. Затем затыкаю его пробкой, делая это так быстро, как только могу.

Но, видимо, я проделала это недостаточно тихо, потому что медведь вдруг поднимает голову, рычит и, вскочив, устремляется ко мне.

Я протягиваю одну руку в сторону Реми, а другой сжимаю нити моих друзей.

– Давай, Реми, давай! – командую я ему.

Земля под нами превращается в вихрящуюся бездну, полную звезд и ярких красок. И мы падаем в нее.

Глава 100

Карточка «Попадание в тюрьму»

Приземлившись, мы ударяемся об пол с такой силой, что он дребезжит. Этот удар приносит мне новую боль – хотя, честно говоря, мне трудно отличить, какие из болей в моем теле вызваны этим ударом, а какие теми, что обрушивались на меня до него.

Мне не сразу удается сделать вдох – потому что ощущение у меня такое, будто меня лягнул осел в мою и без того уже ушибленную грудь. А когда удается, я сразу же ныряю внутрь себя, чтобы посмотреть, на месте ли нити. И обнаруживаю, что они на своих местах, даже нити Хадсона и Хезер.

Я заставляю себя открыть глаза, полная решимости отыскать мою пару.

Прежде всего я замечаю, как здесь светло – лампы дневного света светят так ярко, что почти слепят. Второе, что я замечаю, – это то, что пол, на котором я лежу, кажется мне знакомым, хотя пока что я не могу вспомнить почему. А третье – это детский рисунок, нацарапанный на металлической стене прямо передо мной.

Это схематичное изображение, явно сделанное ребенком и представляющее собой какое-то животное на четырех ногах. У него странный загнутый хвост и голова, похожая на голову льва.

Это мантикора, понимаю я, моргнув, чтобы видеть четче. Мантикора в футболке с огромной буквой К. Значит, это не абы какая мантикора, а Колдер.

Мое сердце снова начинает бешено биться, когда до меня доходит, что это за место. Маленький Реми, должно быть, сделал этот рисунок, потому что знал, что в конечном итоге он встретит ее здесь.

Меня охватывает паника, но прежде, чем она заполняет меня всю, Реми накрывает мою руку своей.

– Я доставил нас домой, – просто говорит он.

Теперь все понятно. Разбитый, покалеченный, Реми доставил нас в то единственное место, до которого мог дотянуться, – в тюрьму, которая служила ему домом все семнадцать лет его жизни. В Этериум.

– Ты всегда можешь отыскать путь домой, – отвечаю ему я. – Даже в темноте.

– Точно. – Он чуть заметно улыбается.

Я поворачиваю голову, ища глазами мою пару, и вижу, что Хадсон лежит на спине в нескольких футах от меня. Выглядит он скверно, но я по-прежнему ощущаю в себе нить уз нашего сопряжения. Я хватаюсь за нее, когда с трудом встаю на ноги и, ступая по скользкому тюремному полу, подхожу к нему.

– Хадсон, малыш. – Я падаю рядом с ним на колени и, положив голову ему на грудь, прислушиваюсь к биению его сердца. Оно бьется слабо, нитевидно, но оно все-таки бьется – а сейчас только это имеет значение.

Я выпрямляюсь и откидываю волосы с его лица. Он стонет, его распухшая рука сжимает мою руку и прижимает ее к его груди.

– Я думал, что потерял тебя, – шепчет он.

– Это странно, – отвечаю я, гладя его волосы. – Потому что я думала то же самое о тебе.

– Ты очень громко кричала, зовя меня, верно? – Он смеется, но его смех тут же превращается в приступ кашля.

– Да, но я бы перестала, если бы ты ответил мне. – Я делаю вид, будто обижена.

– Прости, что доставил тебе неудобство. Я пытался не умереть.

Я неодобрительно хмыкаю, но я счастлива.

– И, похоже, тебе это удавалось не очень-то хорошо.

– Да, похоже на то, – соглашается он, прижимаясь головой к моей ладони. – Черт возьми, как же мне больно, Грейс.

– Это лишний раз доказывает, что ты жив, – буднично отвечаю я.

– Думаю, я бы предпочел иметь меньше доказательств, – бормочет он.

Я качаю головой.

– Ну уж нет. После нападения этих чертовых пчел я хочу иметь все доказательства – и на постоянной основе.

Его смешок звучит тихо, но он все-таки смеется.

– Ты умеешь убеждать.

– Я думала, что ты умер. – Я хотела произнести это беспечно, небрежно, но мой ответ звучит совсем не так. Вместо этого мой голос дрожит, и в нем звучит ужас.

– О, Грейс.

Он заставляет себя сесть, и, хотя в нем нет и следа его прежнего изящества, а его лицо и руки распухли от укусов пчел и ударов лап медведя, мне он все равно кажется прекрасным. Сам он, разумеется, смотрит на меня так же, и я понимаю, что выгляжу еще хуже, чем он. И все же, если бы я не была уверена, что это сделает ему больно, я бы обняла его и прижала к себе так крепко, как только могу.

Я осторожно касаюсь лбом его груди – на сей раз не для того, чтобы услышать его сердцебиение, а просто для того, чтобы ощутить его близость. Чтобы почувствовать, как вздымается и опускается его грудь, когда он дышит.

Вокруг нас начинают приходить в себя и остальные. Нет, они не встают, но приходят в сознание. Флинт чертыхается, превращаясь в человека из той ипостаси получеловека-полудракона, в которой он пребывал все это время.

Джексон со стоном переворачивается с живота на спину.

Хезер судорожно втягивает ртом воздух, махая руками и будто пытаясь отогнать этих чертовых пчел, а Иден и Мэйси вообще не шевелятся. Я знаю, что они очнулись, только по тихим стонам от боли.

Реми сел на полу, как Хадсон и я, но вид у него ужасный. Его заплывший глаз выглядит еще хуже, чем прежде, – хотя мне казалось, что хуже уже некуда, – и из него ручьем текут гной и кровь.

Ему нужна медицинская помощь – нам всем нужна медицинская помощь, но сейчас стоит думать не об