Сокровище - Трейси Вульф

class="p1">Я нахожу его не сразу. Сперва я вижу Джексона и Флинта, лежащих на земле в тех же позах, в которых я оставила их. И кажется, их грудные клетки не двигаются.

Боль во мне нарастает, она давит на меня с еще большей силой, чем сидевший на мне медведь. Она выдавливает из моих легких воздух, так что мне становится все труднее дышать. И это еще до того, как я поворачиваю голову чуть дальше и вижу Мэйси и Иден, лежащих ближе к дереву.

Мэйси лежит, сжавшись в комок, даже в беспамятстве ожидая нового удара. Иден в человеческом обличье застыла рядом с ней, тоже без сознания – или того хуже. Она тоже побита, покалечена и покрыта синяками. Но ее рука все равно протянута к Мэйси и касается темно-зеленых волос моей кузины.

Хезер лежит в нескольких ярдах от них, там, куда она упала, когда медведь сшиб ее со спины Иден. А рядом с ней, лицом вниз и не шевелясь, лежит Хадсон.

Мой Хадсон.

Из моего горла рвется рыдание, когда я вижу его распухшее изломанное тело, застывшее в неестественной позе. О боже, должно быть, медведь напал на него или он сам напал на медведя после того, как тот вырубил меня.

Я хочу позвать его, но имя застревает в моей груди, душит меня. Меня захлестывают страх, ужас, мука, и я напрягаю все силы, чтобы подняться на колени, чтобы попытаться подползти к нему. Но мое тело слишком разбито – я слишком разбита и при первом же крошечном движении вперед снова падаю на землю.

– Хадсон! – выдавливаю я из себя его имя. – Хадсон, пожалуйста…

Он не шевелится, и все внутри меня погружается в беспросветную тьму. Потому что Хадсон никогда не оставил бы меня страдать, если бы в его силах было этому помешать. Хадсон ответил бы мне, если бы мог. Хадсон, мой Хадсон нашел бы способ дотянуться до меня.

Но на этот раз он этого не делает. Он просто лежит, пустая оболочка мужчины, которого я буду любить вечно. А значит, он умер. Умер по-настоящему.

Меня пронзает такая боль, какой я никогда не испытывала прежде. Она разрывает меня, переворачивает, молотит меня, как неумолимый океанский прибой, волочит меня, как донное течение, проникая в меня все глубже, пока я не начинаю тонуть, но мне все равно.

Это сделала я. Все это сделала я. Такова правда, и эта правда отдается и отдается во мне.

Это я не задала больше вопросов об этом дереве. О Небесной Росе. И все, все пытались предупредить меня, что с жителями этих мест, с Небожителями, шутки плохи. Но я игнорировала эти предостережения, я предпочитала не слушать их, не задавать вопросов, ничего не подвергать сомнению, если это могло привести нас к отказу от попытки спасти Мекая.

Я спрятала голову в песок, как делаю всегда, когда не хочу смотреть в лицо чему-то трудному.

И за это жестоко поплатились все мои друзья.

За это поплатилась Хезер, моя крутая, неустрашимая лучшая подруга.

За это поплатилась Мэйси, моя добрая, грустная, надломленная кузина.

За это поплатился Джексон, моя упрямая бывшая пара и мой преданный друг.

За это поплатился даже Реми, мой друг, который может видеть будущее и который отдал свою судьбу в мои руки, потому что знал, что он будет нужен мне.

И за это поплатился Хадсон, моя пара, мой прекрасный суженый, готовый ради меня на все и претерпевший за свою жизнь столько страданий.

Потому что я повелась на свою собственную пропаганду, вместо того чтобы заботиться о них.

Потому что я не захотела тратить время на то, чтобы подумать, на то, чтобы разработать план, прежде чем очертя голову бросаться навстречу опасности.

Потому что я всех их подвела.

Мне никогда еще не было так стыдно – и никогда еще и не чувствовала себя такой неудачницей. Предполагалось, что я буду лидером, вожаком, но вместо этого я стала палачом всех, кого когда-либо любила.

Мои родители погибли, пытаясь защитить меня.

Зевьер погиб, потому что я оказалась недостаточно сильной.

Лука погиб, потому что я не смогла спасти его.

Рафаэль Байрон, Колдер и даже несчастный Лайам погибли, потому что я не смогла остановить войну.

А теперь вот это.

Я погубила всех, кого когда-либо любила, потому что оказалась недостаточно сильной, недостаточно умной или недостаточно умелой, чтобы спасти их.

Меня раздирает боль, и на этот раз я не шепчу имя Хадсона, а кричу его. Снова и снова.

Он не отвечает, но я продолжаю звать его. И не могу перестать.

Если я перестану его звать, это будет значить, что он действительно погиб. А этого не может быть.

Только не мой Хадсон. Только не мое сердце.

Только не моя пара.

Я кричу, пока не начинаю хрипеть.

Я кричу, пока во мне не гаснет последний проблеск надежды.

Я кричу, пока не понимаю, что ничего не осталось. Ничего от него. Ничего от меня самой. Ничего от нас.

А затем кричу еще и еще.

В конце концов мой голос срывается от напряжения, и я закрываю глаза и отдаюсь цунами боли, такому огромному, что мне кажется, я уже никогда не смогу выплыть на поверхность.

Я боролась с этим чувством, прежде я боролась с этой волной столько раз, но больше я не могу сопротивляться. Больше не могу, потому что вокруг меня смыкается тьма, затягивая меня в свои объятия – в небытие, – куда мне и дорога.

Глава 99

Роса

Я не знаю, сколько времени я продолжаю так дрейфовать.

Достаточно долго для того, чтобы жужжание прекратилось и пчелы исчезли.

Достаточно долго для того, чтобы небо затянули лавандовые сумерки.

Достаточно долго для того, чтобы медведь успел отломить от ветки медовые соты и утащить их под дерево.

Пока я дрейфую где-то между мукой и апатией, мир вокруг нас начинает меняться. Ветер усиливается. Трава становится выше. Как и тысячи цветов, покрывающих поляну вокруг дерева.

Они обвивают наши руки и ноги, наши тела, так что скоро мы станем не видны. Так что останутся только цветы, трава, дерево и вода.

Сперва я не понимаю, что происходит, – не понимаю, что это значит. Но затем цветы начинают затягивать меня вниз, в землю, на которой я лежу, – и до меня доходит, что это не просто цветы, это наши похоронные венки – на поляне, усеянной могилами.

Меня касаются первые щупальца паники, когда я понимаю, что происходит.