Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

Легенды Потаповского переулка. М.: Эллис Лак, 1997; Эфрон А. Жизнь есть животное полосатое: Письма к Ольге Ивинской и Ирине Емельяновой (1955–1975). М.: Студия ВИГРАФ, 2004; Емельянова И. Пастернак и Ивинская. М.: Вагриус, 2006; Емельянова И. Поименное. Незабытые лица. М.: Прогресс-Традиция, 2017; Чупринина Ю. Московская красавица: Ольга Ивинская // Москвич. 2020. 17 января. https://moskvichmag.ru/lyudi/moskovskaya-krasavitsa-olga-ivinskaya/.

И. Грекова (Вентцель, урожд. Долгинцева, Елена Сергеевна, 1907–2002)

Быстрые разумом журналисты и всеведущая книготорговая реклама часто называют ее Грековой или даже, раскрывая инициал, Ириной Грековой[1268], и напрасно. Доктор технических наук (1954), профессор Военно-воздушной инженерной академии имени Жуковского и авторитетный специалист по теории вероятностей, Е. С. Вентцель, берясь за перо беллетриста в возрасте уже хорошо за пятьдесят, своим литературным именем выбрала именно Y — двадцать пятую букву латинского алфавита.

Ну так, чтоб никто не догадался — как вспоминает А. Раскина, ее невестка и, кстати, дочь Ф. Вигдоровой,

Е. С. с самого начала решила жестко разграничить эти две свои ипостаси — писателя и ученого (причем преподавателя военной академии)… Сидели дома, в столовой, и всей семьей ломали голову над этой проблемой. Шли от имени Елена. Еленина? Еленская? Таня Вентцель вспомнила троянскую Елену и говорит: Елена Грекова? И тут-то Е. С. вдруг воскликнула: «Игрекова!» И сразу стало ясно, что так тому и быть[1269].

Дебютный рассказ «За проходной» о среде военно-технической интеллигенции, хорошо знакомой автору, напечатали, продержав, правда, около года, в «Новом мире» (1962. № 7), и он всем понравился — как критикам, так и читателям. Еще больше понравился «Дамский мастер» (1963. № 11), действительно чудесный, а вот предложенный тогда же редакции роман «Свежо предание…» о разгуле государственного антисемитизма в послевоенном Советском Союзе А. Твардовский, даже и не надеясь его «пробить», спрятал в сейф. Зато искренне радовался тому, что И. выпустила первую книгу рассказов «Под фонарем» (М., 1966), почти тогда же вступила в Союз писателей, и охотно опубликовал ее повесть «На испытаниях» о буднях ракетного полигона (1967. № 7).

И вот тут-то над головой вполне успешной по всем статьям И. грянул гром — ГлавПУР обвинил ее в очернительстве доблестных советских офицеров и даже, рассказывают, направил в Союз писателей требование немедленно наказать клеветницу. Союз писателей, надо заметить, от своего долга на этот раз уклонился, и тогда…

Видавшая виды и пострашнее Л. Чуковская вначале иронизировала:

Там смешно: начальство Академии, где она профессорствует, в лице замполита, выразило свое неудовольствие по поводу ее прекрасной повести «На испытаниях»: почему она, прежде чем печатать, не согласовала (!) повесть с ними? Почему в повести нет героев, достойных подражания и пр. Ну, это все обыкновенно, а вот что меня удивило: эта смелая, сильная, умная женщина все приняла всерьез, огорчена, даже осунулась и т. д.[1270]

Но замполиты не унимались, на партийном собрании в Академии было принято решение считать произведение беспартийной И. «идейно порочным и находящимся на низком художественном уровне». Так что уже и Чуковская встревожилась:

Я была несправедлива к Ел. Серг. Вентцель, недооценивая ее беду. Беда большая. В Военной Академии ее травят. Она может лишиться профессорства. Собрали какую-то идеологическую Комиссию и там 40 мужиков на нее орали: и вещь, мол, клевета на офицерство и пр. Она заявила, что ведь это было во времена культа личности — потому изображен доносчик. Тогда кто-то сказал: — «Не было никакого культа, это все Никитка выдумал, это он вырыл пропасть между нашим прошлым и настоящим». Не было. Нашей жизни не было[1271].

Вот тут оскорбленная и, по всей видимости, искренне изумленная начальственной злобой И. сама попросила, чтобы ее повесть обсудили писатели. Формат ими был выбран подходящий: заседание партбюро творческого объединения прозаиков, куда пришло более 60 человек — как политработников, так и литераторов. И шесть часов заседали, и в стенограмме зафиксировано 27 выступлений, и В. Лакшин прочел письмо академика А. Д. Александрова, других известных ученых, поддерживающих И., и Н. Ильина огласила статью К. Чуковского «К спорам о „дамской повести“», камня на камня не оставляющую от нападок на И., и даже приняли резолюцию: «Полагать, что произведение И. Грековой „На испытаниях“ находится на высоком художественном и идейно-политическом уровне. Опубликовать это решение в печати».

Генералы — случай редчайший! — были, словом, посрамлены, а когда весною того же года в Академии подошел срок очередного конкурса на замещение профессорской должности, И. была практически единогласно переизбрана на следующие пять лет. Она поблагодарила — и на следующий же день подала заявление об увольнении, перейдя на кафедру вычислительной математики Московского института инженеров транспорта, где проработала до 1982 года.

Были и потери, конечно, — написанную ею совместно с уже опальным А. Галичем пьесу «Будни и праздники» (по мотивам рассказа «За проходной»), которая в сентябре 1967 года была поставлена филиалом МХАТа, через полгода сняли с репертуара, а когда И.

пыталась выяснить причины этого, ей издевательски отвечали: «Пьеса перестала пользоваться успехом». — «А как же до самого последнего времени нельзя было достать на нее билеты?» — «Зрительское заблуждение», — говорили ей, а иногда вообще ничего не говорили, сразу вешали трубку[1272].

К потерям надо отнести и то, что после журнальной публикации повести «На испытаниях» книги И. долгие годы не появлялись в печати, и она в 1972 году даже написала своим рижским друзьям:

Отношение ко мне определяется полным фактическим умалчиванием и совершенной невозможностью что бы то ни было напечатать. <…> В общем, можно считать, что из числа действующих писателей я фактически выбыла. Меня это не слишком огорчает, потому что у меня есть другой род деятельности[1273].

А на склоне лет заметила:

Теперь я благодарю Бога за то, что он уберег меня от литературы… Там, как и в любой гуманитарной науке того времени, необходимо было «лгать» в той или в другой форме. А нам, математикам, «жить не по лжи» давалось просто. Пробраться через частокол формул было настолько трудно, что никто (кроме самых бездарных) не профанировал науку[1274].

С таким настроением в общественной жизни не участвуют. Она и не участвовала, лишь отослав в писательские инстанции письма протеста в связи с исключением из СП сначала А. Солженицына (1969), а затем ее близкого друга А. Галича (1971). Зато писала фантастически много, будто наверстывая упущенное в молодости: романы и повести «Маленький Гарусов» (1970), «Хозяйка гостиницы» (1976), «Кафедра» (1978), «Вдовий пароход» (1881), «Пороги» (1984), «Перелом» (1987). Не все печаталось с ходу, но ведь было же в итоге напечатано, и роман «Свежо предание» тоже наконец