Оттепель. Действующие лица - Сергей Иванович Чупринин

демонстративно восхищалась Пастернаком[1251].

Неприязнь, чисто женская, в этой оценке ощутима, и здесь придется сказать, что ровно так же эту «мовешку» на дух не переносили ни Л. Чуковская, под чьим началом она работала в «Новом мире», ни А. Ахматова, отказавшаяся встречаться с И., ни почти все другие женщины пастернаковского круга.

А вот 56-летний Пастернак, заглянув однажды в редакцию, в 34-летнюю И. влюбился, и, как оказалось, на весь остаток жизни. Видимо, и в самом деле, — говорит З. Масленикова, — «от нее исходил шарм беззастенчивости, ума, лукавства и доверчивости, била струей женственность, пряная, как мускус»[1252]. Во всяком случае, они очень быстро объяснились, и начался страстный роман, который вынужденно прервался 6 октября 1949 года, когда И. вдруг арестовали. Поползли, разумеется, слухи, что взяли ее то ли за связь с опальным поэтом, как она утверждала, то ли за близость к неким лицам, подозреваемым в шпионаже, то ли, — как подозревала Л. Чуковская, — за участие в каких-то неясных махинациях с финансовыми документами.

Сейчас материалы следственного дела № 3938 опубликованы, и по ним видно, что И. изобличалась в том, что систематически охаивала советский общественный и государственный строй, слушала передачи «Голоса Америки», клеветала на советских патриотически настроенных писателей и превозносила творчество враждебно настроенного писателя Пастернака[1253]. Обвинения, на сегодняшний взгляд, вроде и не самые тяжкие, но 5 лет лагерей строгого режима И. все-таки впаяли.

Отбыла из них она в Потьме четыре года, а когда вышла по «ворошиловской» амнистии в 1953-м, роман с Пастернаком продолжился. Это смирившаяся законная жена Зинаида Николаевна отвечала за весь домашний уклад Пастернака, а Ольга Всеволодовна взяла на себя его отношения с издательствами и другими советскими учреждениями. Получалось иногда неплохо: так, есть основания предполагать, что «знаменская» публикация «Стихов из романа» (1954. № 4) состоялась благодаря по-прежнему добрым отношениям И. с В. Кожевниковым. Сюда же, в «Знамя», она принесла и рукопись «Доктора Живаго»[1254], но тут В. Кожевников был неуступчив: подборку новых пастернаковских стихов все-таки напечатал (1956. № 9), а от романа в телефонном разговоре то ли с Пастернаком, то ли, скорее всего, с И. наотрез отказался[1255].

Да вот и узнав о том, что рукопись романа передана в Италию, И., чтобы посоветоваться, опять пришла к В. Кожевникову. Тот свел с ее Д. Поликарповым, заведующим Отделом культуры ЦК КПСС, и началась растянувшаяся более чем на год игра в кошки-мышки, когда Пастернака всяко понуждали потребовать возвращения романа, а он сопротивлялся и своего добился — 23 ноября 1957 года «Доктор Живаго» был издан на итальянском языке, 24 августа 1958 года на русском и, наконец, 23 октября того же года удостоен Нобелевской премии.

Как вела себя И. в этой истории? Очень деятельно: выступала ответчиком за Пастернака в ЦК и Союзе писателей, участвовала в сочинении объяснительных писем от его имени в «Правду» и Хрущеву[1256]. И, — как призналась она позднее сыну поэта, — «обрушилась на Пастернака с упреками в легкомыслии и эгоизме. „Тебе ничего не будет, а от меня костей не соберешь“»[1257].

Итогом стали две телеграммы, отправленные Пастернаком 29 октября. Одна с отказом от премии в Нобелевский комитет[1258], другая и все проясняющая Д. Поликарпову в ЦК: «Благодарю за двукратную присылку врача отказался от премии прошу восстановить Ивинской источники заработка <в> Гослитиздате»[1259].

Что это, если не любовь? В январе 1959 года Пастернак, — по словам И., — даже намеревался вроде бы уйти из прежней семьи, но не решился, зато И. уже было передано право нелегально получать гонорары за зарубежные издания «Доктора Живаго». Деньги это были немалые, и, хотя они делились между обеими семьями[1260], И. на недолгое время почувствовала себя богатой. «Мать вошла во вкус…» — вспоминает И. Емельянова, а художник Л. Нусберг с недоброжелательными преувеличениями свидетельствует:

Я был у них раз восемь. Их квартира на шестом этаже походила на склад потребительских товаров. В одном углу стоял ряд тульских, гербовых самоваров, в другом — ящики американских напитков, виски и джина, горы фирменных шмоток. В третьем — кучи книг и журналов, в четвертом — штабеля икон вперемешку с расписными прялками[1261].

Влияние И. на поэта не убавлялось, и 11 февраля 1960 года председатель КГБ А. Шелепин выступил с предложением: «В целях пресечения вредного влияния на Пастернака его сожительницы Ивинской полагаем необходимым выслать ее из города Москвы в административном порядке». 25 февраля Президиум ЦК с этим предложением согласился, решив «административные меры провести в июне с<его> г<ода>»[1262]. Но 30 мая Пастернак скончался, и 11 августа тем же Президиумом ЦК было принято новое решение: «Во изменение постановления ЦК КПСС от 25 февраля 1960 года (№ П266/XXVIII) о высылке Ивинской О. В. из Москвы, арестовать ее, провести следствие и предать суду за уголовные преступления»[1263].

Так и поступили — 16 августа по обвинению в контрабанде арестовали И., вскоре взяли И. Емельянову, а 7 декабря того же года обеих осудили: мать — на шесть лет колонии, дочь — на три. Поэтому секретарю СП СССР А. Суркову по поручению ЦК пришлось отбиваться от Грэма Грина и других зарубежных заступников[1264], доказывая, будто

дело Ивинской и ее дочери не имеет ни политической, ни литературной окраски. Они осуждены в открытом заседании[1265] Московского городского суда по уголовному делу за противозаконные контрабандные махинации с валютой. Семья Пастернака никакого отношения к этому делу не имеет[1266].

Сроки наказания, как бы то ни было, скостили, И. Емельянова вышла на свободу в 1962 году, И. в 1964-м. И прожила после этого Ольга Всеволодовна еще 30 лет, в которые многое вместилось: бурные застолья, которые она устраивала в «однушке», купленной на причитавшуюся ей долю пастернаковского наследства, дружба с А. Галичем, встречи с Д. Самойловым[1267] и В. Высоцким, Б. Мессерером и Э. Лимоновым, автобиографическая книга «Годы с Борисом Пастернаком. В плену времени» (Париж, 1978), суды, в которых она безрезультатно пыталась отстоять свои права на конфискованные у нее рукописи и бумаги Пастернака.

Но эти годы — предмет уже другого рассказа. Нам же достаточно знать, что останки И. покоятся на переделкинском кладбище, чуть поодаль от пастернаковской могилы.

Соч.: Годы с Борисом Пастернаком. У времени в плену. М.: Либрис, 1992; Годы с Пастернаком и без него / В соавт. с И. Емельяновой. М.: Плюс-Минус, 2007; Земли раскрытое окно: Избр. стихи и проза. М.: Прогресс-Традиция, 2012; «Свеча горела…»: Годы с Борисом Пастернаком / В соавт. с И. Емельяновой. М.: Этерна, 2016.

Лит.: Емельянова И.