История Франции - Марк Ферро

С этого момента дело Дрейфуса стало Делом. Доносчики, не желая быть изобличенными во лжи, изготовили некое письмо итальянского военного атташе, в котором доказывалась именно вина Дрейфуса. Речь идет о «псевдо-Анри», чью сущность распознают позднее. Пикар был удален из Парижа, но движение за установление правды началось. Встревоженный журналистом Бернардом Лазаром, а также братом Дрейфуса и Пикаром, вице-председатель Сената, эльзасец Огюст Шёрер-Кестнер, недоумевал, кто был покровителями Эстерхази. Последнему предъявили иск, но эксперты заявили, что почерк Эстерхази иной. Под одобрительные возгласы публики Эстерхази был оправдан, в то время как Эмиля Золя, который только начал вести в газете «Фигаро» (Le Figaro) свое расследование этого дела, получил уведомление дирекции газеты о прекращении сотрудничества, поскольку его статьи вызвали целую кампанию — читатели отказывались от подписки на газету.

Итак, против Дрейфуса складывалось общественное мнение, в то время как правительство и армия были уверены, что самого «дела Дрейфуса не существует». Суд вынес решение: капитан Дрейфус виновен, полковник Пикар осужден на шестьдесят два дня тюремного заключения, а Шёрер-Кестнер не переизбран заместителем председателя Сената.

Суть этого первого «антидрейфусарства» — в стремлении проявить свое доверие к армии в тот момент, когда вновь может разразиться война с Германией. Тем самым формировался некий священный союз вокруг армейского командования. Следом прошла антисемитская кампания Эдуарда Дрюмона, затем — кампания католиков-ассумпционистов[155] из газеты «Круа» (La Oroix), и были опубликованы аргументы Анри Рошфора в газете «Энтрансижан» (L’Intransigeant): «Пересмотр процесса Дрейфуса стал бы концом Франции». Некоторые добавляют: «Даже если Дрейфус невиновен, ради чести армии он должен согласиться и признать себя виновным».

Убежденный отныне в невиновности Дрейфуса, Эмиль Золя опубликовал свой памфлет «Я обвиняю» в газете Клемансо, изменившего свое мнение благодаря доказательствам, скопившимся с января 1898 г. Он не сомневается в существования «финансового еврейства», и, хотя не был склонен интересоваться судьбой Дрейфуса, беззаконие процесса убеждало его в том, что надо что-то предпринять.

Вот несколько последних абзацев из письма Эмиля Золя «Я обвиняю».

«Я обвиняю генерала Мерсье в том, что он явился в лучшем случае по слабости рассудка пособником одного из величайших беззаконий нашего столетия.

Я обвиняю генерала Бийо в том, что он, располагая бесспорными доказательствами невиновности Дрейфуса, сокрыл их и нанес тем самым злостный ущерб обществу и правосудию, побуждаемый к тому политическими соображениями и помышляя спасти скомпрометировавшее себя верховное командование.

Я обвиняю генерала де Буадефра и генерала Гонза в том, что они стали соумышленниками того же преступления, один, несомненно, в силу своей приверженности Церкви, другой — подчиняясь закону круговой поруки, благодаря которому Военное ведомство превратилось в непорочную, неприкасаемую святыню…

Выдвигая перечисленные обвинения, я отлично понимаю, что мне грозит применение статей 30 и 31 Уложения о печати от 29 июля 1881 года, предусматривающего судебное преследование за распространение лжи и клеветы. Я сознательно отдаю себя в руки правосудия.

Что касается людей, против коих направлены мои обвинения, я не знаком с ними, никогда их не видел и не питаю лично к ним никакого недоброго чувства либо ненависти. Для меня они всего лишь обобщенные понятия, воплощение общественного зла. И шаг, который я предпринял, поместив в газете это письмо, есть просто крайняя мера, долженствующая ускорить торжество истины и правосудия.

Правда — вот все, чего я жажду страстно ради человечества, столько страдавшего и заслужившего право на счастье. Негодующие строки моего послания — вопль души моей. Пусть же дерзнут вызвать меня в суд присяжных и пусть разбирательство состоится при широко открытых дверях!

Я жду.

Соблаговолите принять, Господин Президент, уверения в совершенном моем почтении»[156].

Золя долго колебался, ведь он покушался на армию, государство, правительство, католическую Церковь. Приняв во внимание пятнадцать строк из тридцати девяти страниц памфлета, военный министр велел вызвать Золя в суд присяжных за клевету: его осудили на один год тюрьмы и 3 тысяч франков штрафа. Золя пришлось удалиться в изгнание в Лондон, а по возвращении он также испытал на себе ненависть крайне правых националистов и антисемитов: ранее Золя обвинял Военный совет за умышленное оправдание виновного, т. е. Эстерхази. Его поддержал Клемансо, но не социалисты, вместе с Жоресом клеймившие «еврейских прихлебателей, ожидающих неизвестно какой реабилитации».

И тогда произошла сенсация: капитан Кинье, атташе в кабинете нового военного министра Кавеньяка, разоблачает подделку «лже-Анри». Подполковник Анри признается, что он — автор письма, где назван Дрейфус, и кончает жизнь самоубийством (август 1898 г.). Эстерхази бежит в Бельгию. Однако значительная часть общественного мнения продолжает враждебно относиться к Дрейфусу. Шарль Моррас превозносит Анри, «этого героического служителя великих интересов Государства, этого великого человека чести». Когда открывается подписка в помощь вдове Анри для сооружения «памятника» его мужу, деньги стекаются со всей Франции.

Тем временем правда пробивала себе дорогу, а министр юстиции потребовал пересмотра приговора 1894 г.; была создана Лига в защиту прав человека, во имя чести невиновного. Однако на судебном процессе в Ренне Военный совет вновь вынес обвинительное заключение, правда, со смягчающими обстоятельствами. «Герой», вернувшийся из Гвианы, разочаровал своих защитников. В ходе судебного заседания он говорил мало, плохо, держался напряженно, словно охваченный неприязнью ко всему устроенному вокруг него и армии шуму; отмечали, что, если бы речь шла не о нем самом, он выглядел бы антидрейфусаром… Количество инцидентов в обществе, связанных с этим делом, множилось, и председатель Совета министров собирался наложить арест на лидеров движения антидрейфусаров: один из них, журналист Жюль Герен, заперся от представителей властей со своими сторонниками в особняке «Гран-Оксидан» на улице Шаброль. Этот так называемый инцидент «осады форта Шаброль» показывает размах ожесточения националистов и антисемитов, которые бьются за «выживание наций» даже ценой судебной ошибки. Писатель Поль Леото, передавая свою лепту вдове Анри, заявил: «Я участвую в борьбе за порядок, против юстиции и правдоподобия». Дрейфусары, напротив, поясняли, что армию больше любили бы, если бы она была справедливой и признавала свои ошибки. Интеллектуалы разделилась таким образом: Анатоль Франс, Марсель Пруст, Жюль Ренар защищали Дрейфуса, в то время как Морис Баррес, Франсуа Коппе, Поль