Сокровище - Трейси Вульф

состояние нашего друга Мекая ухудшится, картинка на одном из этих экранов станет цветной? Вы можете сделать так, чтобы она стала цветной?

Это привлекает ее внимание, и на долю секунды ее ручка замирает, после чего она снова принимается писать.

– Да, могу, – только и роняет она.

– Тогда мы можем дать вам двадцать четыре часа, – говорю я. Мэйси начинает возражать, но я добавляю: – При одном условии, – и моя кузина замолкает. – Вы должны будете согласиться сообщить нам точное местоположение Древа Горечи и Сладости, как только вы вернетесь … и нам придется переключить один из этих телевизоров, – я показываю на стену из телевизионных экранов, – таким образом, чтобы он постоянно показывал нам Мекая. Чтобы мы могли быть уверены, что он продержится до вашего возвращения.

Она вскидывает одну бровь.

– Один больной человек не может находиться в фокусе внимания поколения, моя дорогая.

– Этот больной человек может, – парирует Мэйси тоном, не терпящим возражений.

Я спешу добавить:

– Мы не сможем сфокусироваться на протоколировании истории вместо вас, если будем беспокоиться о нашем друге.

Ее письменный стол описывает еще несколько кругов, и все это время она быстро строчит в своей амбарной книге, но по выражению ее лица видно, что она обдумывает мое предложение.

В конце концов она сухо изрекает:

– Это определенно всего лишь мини-отпуск.

Затем замолкает и пишет, когда изображение на телевизоре, находящемся прямо перед ней, становится цветным. Она протоколирует то, что видит на его экране, затем переключается на другой цветной экран. И на следующий. И на следующий. И на следующий.

Я начинаю думать, что она просто проигнорирует мое предложение, когда она вдруг отрывает взгляд от стены из телевизоров и говорит:

– Ты в самом деле считаешь, что ты и твои друзья сможете заниматься этим в течение двадцати четырех часов?

– Да, у меня нет на этот счет никаких сомнений, – отвечаю я Куратору, хотя вижу, что Мэйси за ее спиной качает головой и произносит одними губами:

– Ничего не выйдет.

– Двадцать четыре часа? – повторяет она.

Я достаю из кармана телефон и быстро пишу сообщение Лореляй.

Я: Мы можем рассчитывать, что он продержится больше 24 часов?

На экране телефона появляются три точки, и я затаиваю дыхание. Пожалуйста, пожалуйста, пусть у Мекая останется в запасе больше суток.

ЛОРЕЛЯЙ: Скорее всего, да. Но не намного.

Я вздыхаю, отправляю «принято», кладу телефон в карман и снова смотрю Куратору в глаза. И улыбаюсь так уверенно, как только могу.

– Да, двадцать четыре часа.

– Все двадцать четыре часа вы должны будете смотреть на эти телевизоры каждую минуту, – говорит она мне. Затем опять что-то пишет и опять поворачивается ко мне. – Каждую минуту. И записывать происходящее в этих амбарных книгах, используя только эти ручки.

Она показывает на кофейную кружку с надписью «Мулен Руж», до отказа набитую ручками.

– Только эти ручки, – повторяет она.

– Конечно, – отвечаю я, взяв одну из ручек, чтобы рассмотреть ее.

К моему удивлению, на вид в ней нет ничего особенного, ничего такого, чего можно было бы ожидать от единственного типа ручки, с помощью которого можно протоколировать историю. Собственно говоря, она выглядит как самая обычная капиллярная ручка Paper Mate Flair. Однако я не могу не спросить:

– Они пропитаны волшебством или?..

– Да. – Однако она не вдается в подробности. – К тому же они мне просто нравятся. Мне нравится, как они пишут и как выглядят тексты, написанные ими. Так что только эти ручки. Хорошо?

– Хорошо, – соглашаюсь я.

– Если у вас будут сомнения… – Она замолкает чтобы записать что-то еще. – Если у вас будут сомнения, надо ли что-то записывать, то да, записывайте все равно. Вернувшись, я со всем разберусь. Я заколдовала все эти телевизоры, чтобы в случае необходимости они переходили на цветную картинку, но многое зависит от того, кто протоколирует, поскольку некоторые из наиболее значимых событий в человеческой истории казались несущественными, когда они происходили. Если вы запротоколируете что-то такое, что записывать не стоило, по возвращении я этим займусь. Но если вы что-нибудь пропустите…

– То потом это уже не запишешь, – договаривает Мэйси.

– Вот именно. – Она машет рукой в сторону одного из телевизоров, и на его экране появляется Мекай. На краю его кровати сидит Лореляй и держит его за руку. У меня сжимается сердце при виде нашего друга, такого больного и беспомощного, но хорошо и то, что сейчас он спит.

– Итак… – Она встает и картинным жестом протягивает мне ручку. – Лучшее время для того, чтобы начать, – это настоящее, так что начинайте. А пока что вы двое возьмите для своей подруги новые амбарные книги. Они ей понадобятся. Как и всем вам.

– Как же нам повезло, – бормочет Мэйси, устремив на меня сердитый взгляд, будто говорящий: «Какого черта?» Во всяком случае, мне так кажется. Взяв ручку, я сажусь на один из стульев, которые появились неким волшебным образом. Каждый из них обращен к одной из секций телевизоров. Хезер садится на третий стул и начинает лихорадочно писать.

– Каждый из этих стульев подсоединен к собственному письменному столу, так что они двигаются вместе. Эта кнопка останавливает вращение стола, но полагаю, раз вас семеро, вам эти кнопки не понадобятся, – говорит Куратор. Но у меня нет времени на то, чтобы взглянуть, на что именно она показывает.

Я слишком занята, протоколируя пожар в одном из маленьких французских музеев.

Пару минут спустя она выпархивает за дверь, помахав нам рукой и бросив:

– Увидимся через двадцать четыре часа.

Я не отвечаю – потому что не могу. На Украине идет бой, в Праге грабят банк, а в Италии происходит вручение важных музыкальных наград. И у меня есть время только для одного – продолжать писать.

Однако как только дверь за Куратором закрывается, Мэйси – которая тоже протоколирует – поворачивается ко мне и жалуется:

– Какого черта ты это затеяла?

– Двадцать четыре часа – и мы будем точно знать, где находится это дерево, – выпаливаю я. – Доверься мне. Иметь дело с богами – это вообще жесть, а эта богиня, похоже, еще и чувствует себя одинокой. Она могла бы выдавать нам информацию неделями – а у Мекая в запасе есть только часы.

– А у него есть эти самые двадцать четыре… – Она осекается и снова принимается быстро строчить в своей амбарной книге.

Как и я сама. Ученый в Дакаре только что опубликовал результаты своих исследований в журнале по микробиологии, а один из малоизвестных членов норвежской королевской семьи только что умер.

Проходит несколько минут – на протяжении которых происходит чертовски много событий, –