Гунны - Арман Аскаржанович Умиралиев

более замедляя их приближение к стене крепости. Бывало и такое, что за несколько секунд были расстреляны все два десятка пехотинцев, несущих лестницу.

Тут раздался душераздирающий вой. «Казалось, что в темноте одновременно завыли сотни голодных призраков, которые хотели выпить души сражающихся», – так рассказывали позже пленные китайцы. Это гунны, которых я позвал, пустили свои стрелы с приделанными к ним специальными свистульками, которые и испускали этот звук в полете. Они продолжали стрелять с потрясающей быстротой и точностью. Так, что вой беспрерывно продолжал звучать в темноте и забирать жизни китайских солдат.

Нервы некоторых ханьцев не выдержали и они в ужасе побежали назад к проломам стен. Паника стала быстро распространяться на рядом стоящих и вскоре все китайские пехотинцы побежали, давя друг друга. Кочевники продолжали поливать их стрелами в спины, внося еще большую сумятицу и панику. Арбалетчики пытались как-то прикрыть отступающих, стреляя по нашим позициям. Но большой эффективности они не достигли.

«Сейчас бы преследовать их кавалерией», – я посмотрел на площадь крепости. Там все еще продолжался бой. Китайцы дрались с отчаянием обреченных. Хотя по всему было видно, что скоро и здесь закончится сражение. Уже превосходящие силы конных гуннов смешались с китайской кавалерией, легко поражая сопротивляющихся. Легионеры продолжали тыкать копьями в тех, до кого могли дотянуться.

Я спустился с башни на стену. Все гунны и канглы при встрече со мной прикладывали правую руку к сердцу и склоняли голову передо мной. Уже начинало светать. Солнце осветило город. Зрелище было подавляющим. Тысячи мертвых и еще живых тел устилали пространство между стенами. Туда, открыв ворота, уже выбежали гунны, среди которых было много женщин. Поняв, зачем они вышли за стены, меня это ужаснуло. Кочевники уверенно и не спеша снимали скальпы с мертвых, а иногда еще и с живых вражеских воинов. Меня начало тошнить, несмотря на то, что я был хирургом. Чтобы сдержаться, я отвернулся и увидел, что на площади происходит то же самое. Меня вырвало.

– Каган, – обратились ко мне, отвлекая меня от моего «занятия» Иргек и Ирек, – сдались двести ханьцев. У нас около пятисот раненых. Большинство не доживет и до полудня. Среди тяжелораненых Чен Тан.

Я, резко посмотрев на них, сказал:

– Пленных не убивать, запереть под сильной охраной в домах согдийцев, которых вчера убили. И отведите меня к Чен Тану.

* * *

Генерал Чен Тан был без сознания. Он лежал среди сотен других раненых на земле в пыли площади. Беглый осмотр показал, что его грудь, ноги и руки были в глубоких порезах. Раны хоть и выглядели ужасающе, но были не смертельно опасны. Если остановить кровь, зашить раны и, если в раны не попадет инфекция, то скоро он пойдет на поправку. Сейчас меня больше всего волновала огромная гематома на макушке головы, от которой он очевидно и находится в глубокой отключке. Здесь я осмотрел его внимательнее, проверил нет ли переломов черепа, цел ли позвоночник. Вроде все было в норме. Зрачки хоть и были разной величины и свидетельствовали о возможной серьезной травме мозга, но здесь я ничего поделать не мог. В этой пыли, без инструментов, не говоря уже о предварительной диагностике, и речи не могло быть о трепанации.

Посмотрев вокруг, я приказал соорудить из досок стол и положить Чен Тана на него, а также принести несколько ведер чистой кипяченой воды и тряпок. Пока все это готовилось, я снял с генерала доспехи и срезал одежду. Раны продолжали сильно кровоточить.

Я тщательно промыл руки в принесенной мне почти кипящей воде. Затем обработал раны генерала, очищая их от грязи белоснежными тряпками, предварительно обмочив их в кипяченой воде. Наложил швы бронзовой иголкой и шелковыми нитками, перевязав раны, я уложил его на правый бок, повернув лицо к земле.

Я снова оглянулся, зрелище с точки зрения профессионального врача было удручающим. Раненые гунны и римляне, сами зашивали себе раны грязными руками и накладывали перевязку. Тяжелораненым оказывали помощь, как я узнал позже, шаманы, знахари и воины, которые осмотрев раненых, в большинстве случаев добивали их. Оставшимся оказывали такую антисанитарную помощь, что я был уверен: гангрены и заражения крови будут у всех. Но, тем не менее, за моими манипуляциями наблюдали некоторые знахари и многие воины. Я подозвал знахарей.

– Вы видели, как я его лечил? – спросил я у них, показывая на генерала.

Знахари дружно закивали.

– Вы все запомнили?

Они снова синхронно закивали.

– Теперь идите оказывать помощь точно также другим, обязательно помойте руки и чистите раны чистой материей, смоченной в кипяченой воде.

Сказав это, пошел дальше оказывать врачебную помощь другим раненым. Все-таки я давал клятву Гиппократа.

В конце дня я стоял на башне и смотрел на степь. Ко мне подошел один из знахарей.

– Великий хан, сегодня благодаря тебе выживут многие раненые воины, – сказал он и поклонился мне.

– Сейчас бы еще хотя бы простейший антибиотик, пенициллин, тогда бы выжили все, – ответил я ему.

Знахарь недоуменно посмотрел на меня, но добавил:

– Чен Тан пришел в себя. Будет жить. Сейчас пытается понять, что случилось.

Я отвернулся, погружаясь в свои мысли: «Да, пенициллин бы не помешал. Может попробовать его изобрести. Да для начала хотя бы госпиталь, какой-никакой создать, где соблюдались бы простейшие санитарные нормы. А потом может и университет медицинский. Преподавателями поставить этих знахарей. Зря я их ругал, многие из них весьма толковые врачеватели, особенно костоправы».

Вспомнил, как ловко они вправляли вывихи и собирали раздробленные кости под кожей только на ощупь, руками.

«Вот если они начнут делиться своим опытом с другими и получать новые знания на практике, а этого здесь хватает и если я научу тому, что знаю, то глядишь лет так через двести здесь будет прорыв в медицине. Если конечно до этого город не разрушат, а жителей не убьет какой-нибудь очередной китайский генерал или племенной вождь кочевников. Ну, да ладно, это потом, если повезет. Сейчас бы разобраться с армией, которой еще осталось много».

Внезапно я почувствовал себя сильно уставшим.

Я спустился со стены, за мной шел десяток Угэ с ним во главе. Его и его десяток я назначил своими личными телохранителями. На площади до сих пор стоял густой запах смерти, крови, выпотрошенных человеческих внутренностей. Часть гуннов, изловив оставшихся в живых лошадей китайской кавалерии, расставляли их по находящимся вдоль стен конюшням. Другая часть стаскивала с мертвых доспехи, подбирала их оружие. Пленных китайцев под конвоем вели римляне за цитадель в сторону реки.

Все встречающиеся по пути кочевники продолжали приветствовать меня.