Гунны - Арман Аскаржанович Умиралиев

вся небесная конница, в числе которой все их предки во главе с Тенгри, смотрит на них сверху.

Я ничего не сказал, так как был уверен, что все это следствие тогдашней моей беседы с центурионом Гаем, которому я так удачно решил «предсказывать». И теперь думал, как отговорить всех от этой битвы.

* * *

Наместник Ши Дань принял решение вернуться в свою провинцию вымолить у императора прощение, свалив всю вину на Чен Тана, ввязавшего его в эту авантюру. Он надеялся, что, если вернет в Поднебесную большую часть армии, Лю Ши смилостивится над ним. Еще он надеялся, что сняв осаду с города, хунны не станут преследовать его все еще превосходящие силы. Какого же было его разочарование, когда спустя только два часа, несколько тысяч всадников понеслись на них, выпустив вперед тысячи стрел, а затем, повернув коней, ускакали прочь. Почти сразу на них накатилась новая лавина кочевников, но теперь уже совершенно с другой стороны. И так уже несколько раз за полдня. Арбалетчики не успевали перестраиваться и посылали стрелы уже в спины убегавшим степнякам, нанося минимальный урон.

Наместник ехал в колеснице, запряженной тройкой лошадей, посередине войска. Тут он услышал доклад разведчика одному из офицеров.

– Что там? – крикнул он.

– Господин! – ответил офицер, – меньше чем в ста ли отсюда большая река, называемая кочевниками Шу.

«Проклятые ху, не дадут нам переправиться на ту сторону реки», – в отчаянии подумал он.

На созванном срочно наместником совете, все командиры согласились с предположением Ши Даня о том, что гунны и союзные им кангюи раньше переправятся на ту сторону реки и, выставив на том берегу конных лучников, будут спокойно их расстреливать, пока они будут переправляться. А оставшуюся часть их армии они уже без труда и не спеша, уничтожат в течение последующих нескольких дней. Помощи им ждать не откуда. Вся западная армия империи Хань находится здесь. До ближайших союзников усуней идти двенадцать дней. Да и то, многие выразили сомнение в их надежности, потому как проводники из усуней покинули их. Так что решение о генеральном сражении было поддержано всеми офицерами, несмотря на низкий воинский дух солдат. Это их единственная надежда, что победив, они могут добраться до усуней.

Сомнение высказал только командир остатков тяжелой пехоты Ян Чи:

– Если для нас единственный шанс – дать эту битву и победить, то для хуннов, наоборот, бессмысленно принимать это сражение, тогда как они и без того, мучая нас постоянными наскоками, каждый раз наносят тяжелый урон.

– Не думаю, – возразил командир легкой кавалерии У-Ди, – я долго жил среди кочевников и хорошо изучил их нравы и обычаи. Потому уверен, что они примут бой после двух одержанных ими крупных побед.

* * *

Военный совет прошел быстро, я под давлением Ужаса не решился отказать вождям в решающем сражении. Но отверг их план одновременной фронтальной атаки с усиленными флангами. Меня насторожило то, что китайцы поставили во фланги свою конницу. Нет, конечно, я знал, что по всем правилам военного искусства Древнего мира конница всегда защищала бока основных воинских частей. А у китайцев это сейчас были копейщики и арбалетчики. Я не верил, что китайские офицеры настолько глупы, что считают свою кавалерию сильней, чем у кочевников. Даже без Чен Тана у них должно быть много, хоть и не блестящих, но вполне опытных и умных командиров. То как они поставили конницу, выдвинув несколько вперед позиций копейщиков, как будто приглашая атаковать их, меня сильно напрягало. Поэтому отвергнув план вождей, предложил свой, который, они безоговорочно поддержали, потому что он не особо отходил от их желания порубиться в рукопашном бою.

* * *

Я стоял на вершине холма за сто метров позади от рядов девяти тысяч канглы под командованием темника Кокжала. Слева и справа от них находились три тысячи гуннов и усуней под командованием Лошана и три тысячи канглы, командующим которых я назначил Ужаса. За моей спиной расположился десяток Угэ и тысяча женской кавалерии.

Я посмотрел на солнце, до его заката было еще минимум полдня. Китайцы ждали, выстроившись примерно в километре от передовых рядов кочевников, никак не провоцируя нас. Позиции у них были лучше, они стояли у подножия гор, тем самым, исключая обход к ним в спину. Глубоко вздохнув и пожелав самому себе удачи, дал сигнал к началу сражения.

От основных сил канглы отделился отряд в три тысячи и лавиной понесся на копейщиков, разбрызгивая стрелы, не достигая тридцати-сорока метров до первых рядов китайцев, разворачивал коней и несся обратно. И так раз пять, но на шестую лавину канглы, предварительно навтыкав в позиции копейщиков все стрелы, двумя клиньями врубились в их ряды. Я забеспокоился, что канглы увлекутся рукопашной. Но спустя несколько минут, они, вывернувшись из строя пехоты, вернулись на свои позиции. Их сменил второй трехтысячный отряд, проделав тоже, что и первые. Их сменили следующие три тысячи. С вершины холма мне было прекрасно видно, что китайская пехота несет ужасающие потери после каждого такого наскока.

И тут, при следующей атаке канглы увидел, как их первые ряды резко пали под копыта следующих за ними рядов конницы, которая, теперь не останавливаясь, сшиблась с противником. Вслед за ними ринулись остальные шесть тысяч всадников центра, глубоко войдя в ряды китайцев.

Это арбалетчики сбили первый ряд атакующих кочевников. Как я и предполагал, командующий китайской армией не выдержав натиска, бросил арбалетчиков для защиты центра, вынужденно ослабив фланги.

По моей команде были пущены вверх две горящие стрелы. И тут же стоящая по флангам конница рванулась вперед на легкую китайскую кавалерию, сразу же опрокинув их назад. В помощь им пришли две тысячи тяжелой пехоты, стоявшие до этого в резерве, и они совместно с остатками китайской конницы смогли остановить кочевников.

Я смотрел на поле боя. Два войска уперлись друг в друга. Китайцы понимая, что в случае поражения в этом бою больше уже не будет шанса на выживание, дрались с невероятной храбростью, вопреки тому, что больше половины их копейщиков состояла из мало обученных крестьян-новобранцев. Кочевники же напротив, чувствуя близкую победу и отчаяние китайцев, напирали с удвоенной яростью.

«Эта битва может и до вечера продлиться с ничейным результатом», – меня это в корне не устраивало. Во-первых, потому что я был почти уверен, что следующая битва обернется поражением. Китайцы, воспряв духом после сегодняшнего сражения, могут сломить нас. Во-вторых, это огромные потери, которые также могут привести к поражению.

Тут я увидел, что фланг под