Гунны - Арман Аскаржанович Умиралиев

продолжая лежать на полу. Гунны резко подняли их, поставив передо мной на колени, при этом несколько раз четко «отработали» им по почкам.

Я не успел ничего сказать. Все произошло для меня неожиданно, быстро и отлаженно. Видимо здесь так происходит довольно часто.

Пожилой согдиец застонав, ответил:

– Меня зовут Парман, это мой племянник Фарух.

Я посмотрел на Угэ.

– Кто из них бегал к ханьцам?

– Фарух, – ответил он.

– Зачем ты привел старика?

– Сказал, что он их старейшина и за все отвечает он.

Я, кивнув, выражая этим одобрение Угэ, обратился к Парману.

– Скажи мне, старик, о чем вы договаривались с ханьцами?

Парман промолчал. Угэ ударом профессионального боксера от бедра въехал левым кулаком в ухо старика, отчего Пармана бросило на другого согдийца и оба упали на пол. Я снова не успел среагировать и это начало меня раздражать.

– Угэ, и ты! – негромко сказал я ему и второму гунну, – без моего приказа больше их не бить.

– Да, мой хан, – в один голос ответили они и снова поставили их передо мной на колени.

– Слушай, Парман! Я все равно узнаю то, что я хочу услышать. Разница только в том, что я узнаю это от Фаруха после того, как он, – я показал на гунна, калящего на костре ножи, – отрежет все, что можно отрезать твоему племяннику для того, что бы он дольше жил под пытками. А после того как умрет Фарух, он все равно начнет отрезать все тебе, несмотря на то, что мне уже все известно. Конечно, не просто так, а ради смеха, ну и для сноровки в будущем.

Я посмотрел на согдийцев, оба уставились в пол, опустив головы.

– Ты думаешь у нас нет будущего и завтра ханьцы всех нас перебьют? Здесь я могу с тобой поспорить, потому что мы не раз били превосходящих числом ханьцев, и не раз еще будем их бить. Не веришь? А поверишь тому, что все согдийцы в течение часа будут казнены?

Согдийцы продолжали молчать.

Я несколько секунд молча смотрел на них, а затем, вздохнув, продолжил.

– Парман, все равно ваши планы не исполнятся. Что вы хотели? Напасть ночью на стражу и открыть ворота? – сказал я наугад, даже не предполагая, что могу быть прав.

Фарух едва заметно дернулся. Я не заметил этого. Ужас все это время лениво наблюдая за нами и, легонько ударяя по своим сапогам камчой, недоумевая, зачем это я церемонюсь с рабами, мгновенно «заценив» реакцию молодого согдийца негромко произнес:

– Вы думаете, как мы узнали, что Фарух бегал в лагерь врага? Сегодня отец всех кочевников Тенгри внял просьбам святых духов наших предков и отметил особым вниманием нашего нового хана. Он показывает ему будущее. И это Он довел до нас то, что ты послал Фаруха договориться с Чен Таном взамен на свободу, открыть армии Хань ворота.

– Тогда почему же он не покажет ему все остальное? – мрачно ответил Парман.

– Кому нужны недоумки в своей армии? Ведь все мы умрем сегодня или завтра, или через много лет, пополним небесную конницу Тенгри. Это испытание! Он учит нас, как учим мы своих детей воинскому искусству и только подсказывает нам, а всего остального мы должны добиться сами, – закончил Ужас и продолжил лениво нахлестывать по сапогам камчой.

– Послушай, Парман, – повторил я, – ты ведь понял, что независимо от того, скажешь все остальное или скроешь, вашим планам уже не суждено осуществиться. Вы все сегодня умрете. Но я хочу с тобой договориться, и тогда у вас будет шанс не только выжить, но и получить свободу. Я обещаю это тебе своим словом хана гуннов и призываю в свидетели святых духов предков, чтобы они довели до Тенгри мою клятву.

Все с удивлением смотрели на меня. У согдийцев в глазах появилась еще и надежда.

* * *

Я стоял в «родной» мне башне в полной темноте и с усилием всматривался в сторону лагеря китайцев. Но никаких движений не видел. Все было тихо и спокойно. В лагере горели тысячи костров, мимо которых время от времени ровным шагом проходили небольшие часовые отряды.

«Почему они не готовятся к атаке? Неужели они передумали или не поверили в возможность согдийцев уничтожить стражу и открыть ворота? Или среди нас есть предатель, который предупредил их?» – тревожные мысли пролетали десятками в моей голове и снова возвращались. – «Если они сегодня ночью не атакуют, вожди будут в ярости», – подумал я, – «они и так нехотя приняли предложенный мною план на военном совете».

Военный совет я собрал сразу же после беседы с Парманом. Вожди ворча, будто про себя, но так, что бы я их услышал, ругали Шоже, загнавшего их всех в этот каменный мешок, который теперь станет для них общей могилой и меня, еще более превзошедшего своего отца в тупости: «Нет, чтобы нормально умереть днем, под Великим Синим Небом, когда их последний бой увидят все их предки и сам Тенгри, он собирается убить всех ночью…».

Тогда меня поддержал Ужас, командир легионеров и те двое «старцев», сидящих на военном совете слева и справа от меня. Это были братья близнецы по имени Иргек и Ирек, тоже прямые потомки Модэ, но только из младшей ветви. С ними остальные вожди не решились спорить.

Я посмотрел на стены. Слева и справа от меня под бойницами, чтобы их не заметили раньше времени китайцы, сидели две тысячи воинов канглы. Еще две тысячи конных гуннов расположились в темноте равными частями вдоль левой и правой стены на площади крепости. Оставшуюся тысячу гуннов и тысячу гуннок я поставил на стенах над конницей. Двести усуней под командованием Ужаса приняли пост в центральной цитадели у амбразур и на крыше вдоль бойниц. Тысяча легионеров, которых я вооружил длинными копьями, захваченных, как я узнал у племени аланов, стояли ровными шеренгами перед цитаделью напротив центральных ворот. По двести пятьдесят легионеров, в накинутых поверх доспехов согдийских халатах, расположились по обеим сторонам ворот.

Я, предполагая наблюдение со стороны китайцев, приказал, чтобы гунны сымитировали ликвидацию часовых на башнях. К моему удивлению и напрасному опасению о низкой дисциплине, воины-кочевники четко, слаженно и очень тихо выполняли все команды, затем притаились под бойницами на стенах и на площади.

Я молился. Впервые за всю свою жизнь или, точнее будет сказать существование, я молился. Молился неосознанно, ни к кому не обращаясь за помощью. Молил, что бы все получилось так, как я задумал.

Ворота тихо открылись. Легионер в одежде согдийца, выбежавший за ворота, замахал горящим факелом