Утраченные звезды - Степан Янченко

— Потому читайте мой скромный труд и ищите в нем претворение ваших мыслей в моей идее, — и он громко рассмеялся над своей просьбой. — А когда подойдет пора защиты диссертации, думаю, мне удастся обзавестись не только оппонентами, но и сторонниками, которые помогут мне доказать, что общество в своей воспитательной деятельности не может игнорировать роль коллектива.

Татьяна Семеновна поднялась, взяла папку из руки Михаила Александровича прижала ее к груди, но, оглянувшись вокруг, растерянно сказала:

— У меня нет с собою никакой сумочки, а так я боюсь папку нести, тем более, я хочу побыть на митинге.

— Ну, с этим мы выйдем из положения, — он шагнул за стол, наклонился и достал из тумбы стола небольшую сумку, схожую с портфелем, и сам вложил в нее папку, показал, как ее можно нести, и передал Татьяне Семеновне:

— Вот, пожалуйста, даже на плечо можно повесить.

Татьяна Семеновна взяла сумочку за ручку, помахала ею вроде как для верности, взглянула на Михаила Александровича с улыбкой согласия и обещания исполнить его просьбу — прочесть и оценить его рукопись. Но в тот же момент, как она ощутила в руке вес рукописи, ее охватило чувство ответственности за выполнение просьбы и за качество и цену того, что она должна будет сделать.

Это чувство ответственности вдруг припорхнуло к ней из того времени, когда она работала в конструкторском отделе завода и когда во власти этого чувства совесть ее находилась под постоянным напряжением. Она и сейчас была уверена, что именно то время в какой-то момент сделало ее зрелым человеком и позволило ей глубже осознать то, что чувства ответственности и совести существуют вместе и во взаимной связи. Она думала, что ответственный человек не может быть бессовестным и, напротив, человек с чувством совести обязательно наделен и чувством ответственности.

Но вот сейчас у нее ярко вспыхнула странная мысль. Ей вдруг подумалось о том, что, когда она работала конструктором, ей не надо было выбирать между правильным и неправильным: за нее этот выбор делали объективные непреложные законы математики, физики или химии. А Михаил Александрович неожиданно предложил ей задачу из социальной сферы и просит дать правильный ответ. И какой ответ ее может быть правильный, а какой неправильный в этой социальной сфере, она и сама себе не может сказать. И есть ли здесь непреложный закон, она никогда не задавалась таким вопросом.

Татьяна Семеновна не посмела, однако, спросить об этом Михаила Александровича и, взглянув на него и раз и второй, лишь робко молвила:

— А если я найду в рукописи что-то такое, что, на мой взгляд, по-другому должно толковаться, вы не обидитесь?

Михаил Александрович с восторгом вскинулся, поднял руки вверх и воскликнул:

— Ради Бога, Татьяна Семеновна, это мне будет не только интересно, но будет подкреплять меня в моей позиции при ее защите. Так что вы, пожалуйста, не смущайтесь.

— Постараюсь, — улыбнулась Татьяна Семеновна. — Сроками вы меня не ограничиваете?

— Надеюсь, больше года вам не потребуется, — отшутился Михаил Александрович.

А Татьяну Семеновну он уже узнал как человека обязательного, требовательного к себе и нравственно подготовленного к выполнению высоких требований, поэтому он не посмел указать какой-то срок на исполнение своей просьбы. Он был уверен, что любой срок ею будет перевыполнен. Иметь в своем деле рядом такого человека — большой подарок жизни. А может, это вознаграждение за умение распознавать людей? И, как бы завершая тему разговора, спросил:

— Так вы пойдете на митинг?

— Да, мне очень необходимо.

— Тогда пойдемте вместе, мне тоже надо поприсутствовать, — потом, отойдя к столу, сказал: — Сегодня мы не только будем бороться за спасение больницы, но должны услышать и увидеть, как просыпается классовая идеология рабочих нашего города, и другое — как спадает с глаз пелена мещанского заблуждения у нашей интеллигенции. Так что идемте на митинг — там будет что почерпнуть для дальнейших размышлений.

В то же раннее утро, до начала работы, в гастрономе Галины Сидоровны при закрытых еще дверях так же шел разговор об участии в митинге. Продавцы магазина формально не имели прямого отношения ни к заводской больнице, ни к заводу, но трудящиеся на заводе рабочие и трудившиеся на нем безработные и пенсионеры составляют основную массу покупателей магазина и окружили и наполнили его своей, заводской рабочей атмосферой, так что этот магазин по праву слывет рабочим магазином, а работники его причисляют себя к заводчанам и считают себя обязанными откликаться на заводские события.

И сегодня, по заведенному порядку, вроде как для морально-духовной зарядки, все собрались в зале кафе. Здесь уже скопилось кухонное тепло, и окна, поутру смотревшие на затененную сторону, успели запотеть и туманились сквозь тюлевые шторы.

Петр Агеевич стоял у двери, доставая головой притолоку, смотрел на запотевшие окна, слушал спокойный, негромкий разговор по производственным делам, а прислушивался к своему внутреннему ощущению какой-то странной тишины. Это ощущение росло, набухало в его груди и, казалось, должно было взорваться призывным криком: Надо сегодня говорить о митинге.

Но Галина Сидоровна, словно угадав его состояние, предупредила его. Закончив с предстоящими производственными делами, она сказала:

— Как я вас поняла, все вы имеете желание принять участив в митинге, так? — и услышав очень дружный ответ об общем желании сходить на митинг, тут же поощрительно распорядилась: — Очень хорошо, что мы дружно и согласно откликаемся на намерение рабочих завода побороться за себя, а за одно и за нас. Мы собирали подписи под обращением медиков, этим подали пример солидарности, а может, подталкивали рабочих на этот митинг. Значит, и поучаствовать в митинге нам очень личит. Мы сегодня должны будем увидеть, как общая борьба за всех оборачивается борьбой за жизнь каждого.

Она на секунду остановилась, быстрым взглядом окинула всех женщин, вскользь коснулась этим взглядом и Петра Агеевича. И он тотчас почувствовал, как набухавший в нем пузырь напряженной взрывной тишины, будто проткнутый словами Галины Сидоровны, в миг испустил дух, и Петр Агеевич подумал: Вон, какая вы, Галина Сидоровна, — не сразу себя открываете, а вслух поддержал директрису:

— Это здорово и правильно будет, ежели все, вместе с рабочим классом, народную спайку составим — крепче слитность будет, попробуй, раздроби ее!

На него все дружно и согласно посмотрели, но Галина Сидоровна продолжила:

— Не исключено, что вокруг митинга все может быть. Демократы по-своему воспримут массовый рабочий митинг, а дружки директора и провокацию какую-нибудь подстроить могут. Ко всему надо быть готовыми. В таких случаях объектами провокаций всегда становятся магазины. Наш магазин как раз для этого является подходящим объектом. Значит, нам надо принять все меры охраны. Придется на время митинга магазин закрыть на санитарный час, оставить по одному человеку от каждого отдела на охрану — сами выделите таких девчат. Возглавит охрану Аксана Герасимовна…

— Оборону обеспечить, — кто-то уточнил, и все засмеялись.

— Будет мало для смеха, — вставила бухгалтер, — если подкупленная и подпоенная шантрапа возьмется бить витрины и грабить магазин.

— Вот почему я и затеяла этот разговор, — продолжала с серьезным видом директриса. — Для помощи нам я договорилась, что нам дадут двух работников из вневедомственной охраны милиции. И парторганизация завода выставит к нам пяток рабочих дружинников из числа активных парней, — она улыбнулась с веселым, задорным взглядом и добавила: — Как говорится, береженых и Бог бережет.

— А можно, я приведу своего Полкана? Самый надежный охранник будет, — смеясь и с озорством блестя глазами, сказала полнощекая Валентина из кондитерского отдела, всегда веселая, живая на язык, а задорная дерзость, не сходя, играла на ее лице.

— А что? Собаку, да еще такую, как Полкан, в помощь — хорошая мысль. Пусть Валя этот час прогуляется с Полканом подле магазина, — поддержала Валентину Аксана Герасимовна, как ответственная за охрану магазина, выжидательно глядя на директрису.

Несколько голосов бойко поддержали Валю и кладовщицу. И Галина Сидоровна согласилась, предупредив, однако, об осторожном, предусмотрительном использовании охранной помощи собаки. Было решено придти на митинг к назначенному времени.

Теплое любовное чувство переполняло сердце Петра Агеевича, когда он увидел искреннее, товарищеское отношение к рабочим завода со стороны всех сотрудниц магазина. Он радовался тому, что его новые товарищи, вроде бы стоящие от завода в стороне, относились к рабочим не только сочувственно и с пониманием, но считали себя частью большого рабочего коллектива и жили в ритме его жизни. Да и как могло быть иначе, если все, жившие вокруг завода, имели общее происхождение, источником крови которого является труд рабочего человека. Петр Агеевич ловил себя на том, что мысли его и чувства все еще исходили от рабочего завода, от человека заводской природы, а что еще есть более постоянное и неистребимое, кроме природы? И он не стал отгонять от себя этого ощущения. И с нетерпением торопил время к часу митинга, отчего его работа по магазину необычайно ладилась и спорилась.