Утраченные звезды - Степан Янченко

— Вот тут лежит черновик рукописи моей будущей докторской диссертации, которую я назвал Детско-юношеский школьный коллектив в условиях социального расслоения российского общества. Я хочу просить вас прочитать ее и дать свой критический отзыв. Причем не смущайтесь, пусть ваши замечания будут проистекать не с научной, даже и не с профессиональной, учительской точки зрения, а просто с товарищеской, с точки зрения мыслящего человека, и пусть вас не смущает название и назначение этого труда — докторская диссертация. Мне будет дорог отзыв представителя производственного коллектива, несущего дух пролетариата.

Просьба директора для Татьяны Семеновны явилась такой неожиданностью, что она не только растерялась, а даже испугалась такой просьбы. Она внимательно посмотрела на Михаила Александровича, желая выяснить для себя, серьезно ли он сделал такую просьбу и для чего? Не испытывает ли на какой-то предмет? И тут же устыдилась своей мысли, подозревающей скрытое намерение в предложении директора. Под его открытым, дружественным, как бы просящим взглядом она покраснела. Ощущая жар в щеках, поспешно, пугливо произнесла:

— Ой, Михаил Александрович, вы мне такую задачу задали!.. Я, разумеется, вашу будущую диссертацию с удовольствием, с большим интересом прочту, но искать критических посылок я не способна, откровенно вам признаюсь.

Михаил Александрович молча слушал Татьяну Семеновну, а взглядом он был не согласен с ней, даже поднял руки от стола, как бы намереваясь преградить дальнейший поток ее самонедооценки.

— Вы явно недооцениваете из-за скромности или из-за робости потенциала своего интеллекта, — искренно заметил он. — Поверьте мне, как человеку, много лет работающему по изучению и оценке способностей, людей.

— А вы мне поверьте, Михаил Александрович, что я даже никогда не задумывалась о своем интеллекте, — горячо воскликнула Татьяна Семеновна, — даже о своей интеллигентности не задумывалась и никакой склонности к теоретическим занятиям не замечала за собой.

Директор школы, но больше педагог по призванию и профессиональной практике и психолог по научным занятиям весело и заразительно рассмеялся:

— Не пришлось мне встретить человека, который бы, выпятив большой купеческий живот, толкался среди людей и громко возглашал всем: смотрите, какой у меня интеллектик, какой я интеллигент. Интеллигентность, милая Татьяна Семеновна, по моим наблюдениям, хотя и имеет в некоторой части генетические начала, впитывается в кровь вместе с тем, что усваивает человек от образования и воспитания.

Татьяна Семеновна улыбнулась шутке директора, двумя руками погладила подлокотники кресла, покачиваясь телом назад-вперед, и ответила:

— Если я и могу причислить себя к интеллигенции, так только к инженерно-технической, я — интеллигент рабочих, а интеллигент рабочих, согласитесь, отличается от интеллигента-гуманитария.

— Чем же? — скосил глаза Михаил Александрович.

— Своей технократичностью, — не задумываясь, ответила Татьяна Семеновна как о давно проясненном вопросе.

— Так — отлично! — остался удовлетворенным ее ответом директор. — Надеюсь, что технократия не отрицает значения трудового коллектива в освоении новых технологических процессов и вообще в организации производства?

— Напротив, — живо откликнулась Татьяна Семеновна, — она накладывает особую моральную спайку на производственные взаимоотношения людей. Более того, скажу, что такие коллективные моральные спайки отличают и характеры рабочих, словно накладывая на них электро- или газосварные швы коллективизма, которые сохраняются у них на всю жизнь и наделяют их натуры вроде как врожденным чувством рабочей солидарности.

Заговорив о рабочем коллективизме, Татьяна Семеновна воодушевилась, ее щеки вдруг стали пунцовыми, а глаза загорелись каким-то молодым задорным светом, и она увлеченно стала рассказывать, с какими замечательными трудовыми коллективами ей доводилось работать и как они вместе выполняли производственные планы и решали интересные и важные технические задания, которые были под силу только слаженным, дружным коллективам, а сами государственные, общие задачи становились как бы объединительным ядром коллективной творческой мысли и воли. И все это выплескивалось за ворота завода, и там — на улице, дома, в кинотеатре, в профилактории, на вечернем факультете — над людьми витал дух коллективизма, дух общей заботы, общего коллективного дела.

— И как это было замечательно, какая это была прекрасная жизнь — жизнь с чувством коллектива, где ты была нужна, где тебя ценили, где от тебя чего-то ждали и вознаграждали вниманием и заботой, — закончила она свой вдохновенный рассказ и вдруг отчего-то смутилась, застеснялась, опустила глаза.

Но через минуту подняла голову, и взгляд ее обратился к Михаилу Александровичу с выражением тихой, бессильной печали, а синева глаз ее, казалось, наливалась из бездонной небесной глубины. Она с грустью сказала:

— И все эти величайшие духовные завоевания социалистического общества демократы сожгли в синем пламени либеральных рыночных реформ, где вечным двигателем являются индивидуалистические страсти.

Она замолчала и продолжала смотреть на Михаила Александровича с грустью, в которой тихо и откровенно просвечивалась ее душа.

Михаил Александрович слушал ее страстную речь, глядел в ее синие грустные глаза, угадывал боль ее души и думал: Вырастил вас, дорогая Татьяна Семеновна, трудовой заводской коллектив, зарядил чувством коллективизма, с которым вы живете и сегодня и который будете носить в душе до конца жизни как духовную основу своей натуры. И он с радостью сказал ей:

— Неистребимо у вас чувство коллективизма, Татьяна Семеновна, два года вы не работаете на заводе, а душа ваша там — в коллективе рабочих, выходит, я не ошибся, предлагая вам для оценки свои мысли и наблюдения о детском коллективе.

Она с робким чувством признательности посмотрела на директора, но, сцепив пальцы рук, подняла их к груди и, тихо улыбаясь, сказала:

— Я с удовольствием познакомлюсь с вашими трудами, но боюсь, что не смогу что-то вам посоветовать — нет у меня склонности к теоретическим обобщениям и выводам, — она опустила руки, выпрямилась, словно решаясь на какую-то смелость, и добавила: — А потом, Михаил Александрович, вы уверены, что вашу диссертацию нынче примут к защите на такую социалистическую тему? Ведь тема коллективизма противоречит идеологии нынешних либерал-реформаторов.

— Да, вполне резонное ваше замечание, — откликнулся Михаил Александрович, взял папку со своими заметками на тему о детском чувстве коллективности, поворочал ее в руках с одной стороны на другую и бережно положил перед собой на стол, а не спрятал в дальний ящик ни от себя, ни от людей — мысли о жизни людской с ее главной основой, с ее естественным строем не могут спрятаться в глухой ящик, так как рождаются они, по его убеждению, от чувства души. — Да, верно вы сказали об идеологии либерал-демократов, — повторил он, — они в противопоставление коллективности социалистического общества провозгласили лозунг индивидуализма — заведи свое дело — банковское, спекулятивное, посредническое, воровское, мафиозное, вымогательское, — любое частное дело.

Татьяна Семеновна перехватила его мысль:

— Только не производственное, потому что производственное не заводится, а создается на основе артельно-коллективной организации, где труд кооперируется и как-то, пусть частично, но коллективно контролируется, что частнику невыгодно и накладно.

Он раздумчиво посмотрел на Татьяну Семеновну, согласно покивал головой, продолжил:

— Совершенно вы правы, они боятся, как черт ладана, показа даже маленькой частицы социализма… Но я рассчитываю на здравый смысл научно мыслящих людей. Некоторые из них мне сами рассказывали, например, о том, что в Германии, Франции и других странах классического капитализма пользуются широкой популярностью книги Антона Семеновича Макаренко, этого самозабвенного певца детско-юношеского коллектива как силы и средства воспитания морально-нравственных, основ достойной цельной личности.

— Такая личность не может жить без общественнозначимой идеи, — снова Татьяна Семеновна как бы продолжила высказывание директора, но тут же спохватилась, смутилась, извинилась, и глаза ее заблестели детской невинной синевой.

— Видите, мы уже мыслим в общем ключе, — с довольным, радостным выражением воскликнул Михаил Александрович, поднялся из-за стола перед ней с папкой в руке, говоря с улыбкой:

— Потому читайте мой скромный труд и ищите в нем претворение ваших мыслей в моей идее, — и он громко рассмеялся над своей просьбой. — А когда подойдет пора защиты диссертации, думаю, мне удастся обзавестись не только оппонентами, но и сторонниками, которые помогут мне доказать, что общество в своей воспитательной деятельности не может игнорировать роль коллектива.