Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов

стыку, где встречаются черный пол половины Тара и белый — половины Тары. Хоть издали тот и правда казался ей таковым, сейчас Ада видит, что на деле он уже слегка желтоват. Местами на нем и вовсе отпечатались застарелые следы ног в попытках оттереть которые какая-то несчастная послушница, должно быть, провела не одну ночь.

Может, в этом и была вся суть тех, кого отдавали Таре, не интересуясь их собственным желанием. Они сопротивлялись, мыслями или действиями, потом ломались и покорялись, но в глубине души так до конца и не смирялись. Пусть издалека они казались праведными, сойдясь с ними ближе можно было понять, сколь неправедные мысли их обуревают. Так никогда и не дают сделаться истинными служителями богини, покориться служителям бога, в чью власть они были вручены.

— Можете начинать, — торжественно кивает хромой жрец и свободной от трости рукой прижимает к груди “Писание Трех”. — Боги слушают вас!

Ада глубоко вздыхает и прикрывает глаза, вспоминая слова, выученные еще раньше, чем она научилась читать. Самые важные слова в ее жизни, как не уставала повторять мама, и ей выпадет великая честь произносить их не где-то, а в главном храме Венерсборга и всей империи, перед всей столичной знатью. Как жестоко порой шутит жизнь…

Кто-то из собравшихся нервно откашливается. За раскрытыми дверьми нарастает шум дождя, заполняет собой повисшую в храме тишину.

— Юноша, — учтиво обращается к Коннору жрец. — Вы разве не желаете вступать в брак? Мы все ждем, особенно юная мона. От рыночного времени осталось чуть меньше часа, вас еще вполне успеют повесить сегодня.

— Я… — выдавливает тот словно не своим голосом. — Ваше Святейшество, я просто…

— Разумеется, это неожиданно, но сложившаяся ситуация оставляет вам весьма скудный выбор. Скуднее, чем у иных мужчин, которых мне довелось здесь женить, а их было не мало.

— Но и выбрать ответ куда проще, когда есть лишь верный и неверный, — мягко добавляет жрица.

— Что я должен сказать?

— Клятву, дорогой. Всем, кто ступает в этот храм, боги дали всего одну. И бедным, и богатым.

— Ваши Святейшества, — Коннор прочищает горло, — я не знаю слов.

— Не знаете слов брачной клятвы?! — кустистые брови жреца поднимаются, а сам он невольно переглядывается со жрицей.

Аде начинает казаться, что сейчас она сама позабудет все слова, а следом рухнет на пол без чувств.

— Я не предполагал когда-нибудь жениться… Еще примерно пятнадцать минут назад.

Вытирая вспотевшие ладони о штаны, краем глаза Ада смотрит на черную половину храма. Одного только Коннора она обходит вниманием — ей думается, всего один единственный взгляд и бьющееся уже прямо в горле сердце выскочит наружу, а сама она предстанет перед богами лично, без посредничества их жрецов.

Кассаторы в растерянности переглядываются и перешептываются между собой, хладнокровное спокойствие хранит лишь их стоящий поодаль командующий, но в глазах его она видит злорадное торжество.

Несколько мгновений в этом волнении Ричард переминается с ноги на ногу, а затем одним широким шагом оказывается прямо возле Коннора.

— Если Ваши Святейшества допустят, — бормочет он глухо, — я знаю клятву и могу подсказать…

Ада втягивает воздух. Ужасно шумно.

— Ничего не поделаешь, — жрец качает головой. — Но как можно тише, прошу. Чтобы боги не услышали этих слов от вас, сир.

Ей больно не только смотреть на всех них, но и самой находиться здесь, стоять перед жрецами в грязной и помявшейся одежде, вдыхать тяжелый запах благовоний и даже просто слышать слова религиозных клятв, не то что произносить их. Ада никогда не мечтала о своей свадьбе, не представляла какой она будет, не строила планов и не имела мечтаний на этот счет. И все же, сейчас все это было так… неправильно.

Несмотря на их первую встречу, Коннор ей нравился. С ним было легко, как-то просто и не страшно быть собой, таить лишь собственное происхождение, но не саму себя. И все же, сейчас ей кажется, что через нее проходят сотни крохотных молний.

Даже больше сейчас на его месте она была бы готова увидеть преданного ею жениха, никогда не виденного живьем. Она даже не задумывалась о Конноре как о мужчине. Единственном из всех троих.

— Перед богами и людьми, я пришел к тебе один… — его голос проседает вместе с сердцем Ады. — Чтобы уйти единым с тобою…

— Перед богами и людьми, — ей приходится откашляться, — я пришла к тебе одна, чтобы уйти единой с тобою.

— В этот день и во все дни, что грядут за ним, — он умолкает, давая Ричарду нашептать следующие слова, — буду я твердостью меча… острием копья и верностью щита… что хранят тебя от всех бед.

— В этот день и во все дни, что грядут за ним, — ее пальцы впиваются в выбившийся из штанов край рубашки, — буду я теплом огня, прохладой воды и крепкими стенами, что хранят тебя от всех бед.

— По моей доброй воле, без страха и принуждения, — позади кто-то отчетливо хмыкает, — отдаю себя тебе душою и телом… Отныне буду я лишь твоим, а ты — моей… до последнего моего заката… и до последнего моего вздоха.

— … и до последнего моего вздоха, — полушепотом вторит ему Ада. Каждый звук падает с ее губ тяжелым камнем.

— И как боги связали вас воедино, — безупречно отточенным дуэтом отвечают им жрецы, — так сохранят едиными до конца ваших дней, и им лишь одним должно решать, когда разорвать ту связь и одну из единых душ призвать в небесные чертоги. Отныне, перед их ликами и всеми людьми, вы — муж и жена, и проклят как богохульник будет тот, кто осмелится оспорить это.

— Обычно этого не дозволяется, — снова заговаривает жрица, и на губах ее играет теплая материнская улыбка, — но в этот раз случай исключительный. Сегодня Тара одарила своей милостью этого юношу, пусть он и служит Тару, поэтому богиня дозволяет ему предстать перед ней. Войди на ее половину, — она благосклонно кивает мнущемуся Коннору и обращается к Аде: — Подай ему руки, дочь Тары. Ты — его мост к ней.

Ладони у него влажные не меньше чем у нее самой, а шаги маленькие, как у ребенка, едва научившегося ходить. Носок его сапога едва касается белой части пола и в нерешительности замирает. Как важно ощущается это для них и как, должно быть, нелепо выглядит для наблюдающего за ними Блеза…

С трудом Ада заставляет себя взглянуть Коннору в лицо. Таким она видит его впервые. Не спокойным, как