Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов

и может…

— Он подлый дезертир и прислужник Лодура. Он не заслуживает чести обращаться к нашему богу.

— Прошу, мессир, — в этот раз Ричард обращается к в растерянности мнущемуся сверху глашатаю. — Зачитайте приговор еще раз.

— Еще раз?

— Да. Слово в слово, как в первый раз. С самого начала.

Тот хмурится, осторожно поворачивается к кассатору, словно спрашивает разрешения, и, получив короткий кивок, прочищает горло. Ада замечает, как едва заметно Ричард кивает Коннору, смотрящему на него потеряно и непонимающе.

— Мы собрались здесь сегодня, — вновь начинает глашатай, то и дело поглядывающего на рыцаря поверх пергамента, — чтобы властью, дарованной нам нашим милостивым императором Дедриком Третьим из рода Моргенштернов, потомком великого императора Малькольма, привести в исполнение приговор за страшные и отвратительные преступления против самой нашей Империи и всего населяющего Материк человечества…

— Дальше, мессир.

— Сир Конхобар Норт…

— Постойте! Сейчас вы прочитали именно то, что было написано?

— Да, сир.

— Это официальная бумага? Чьи подписи на ней стоят?

— Нашего господина бургомистра, — он перечисляет медленно, осторожно, все еще не понимая цели происходящего и насколько чревато последствиями было его участие в этом. — Верховного судьи Эрда. Сира Олфрика, командующего прибывших в Эрд кассаторов, — стоящий по правую от него руку мужчина чинно кивает, услышав собственное имя. — Также, с собой у господ кассаторов была копия приказа рыцаря-командора Орта о казни этого человека, поэтому и его подпись можно счесть поставленной под…

— Благодарю, вы сказали нам достаточно.

Ричард поднимает руку, привлекая к себе внимание, и вокруг смолкают даже малейшие шепотки. Ада вдруг вспоминает, что вокруг них и вправду никак не меньше пары тысяч человек. Так много, что не все могут услышать слова говорящего у самого эшафота рыцаря, и после каждой его фразы прежде можно было услышать, как эхом передавали сказанное задним рядам. Сейчас же смолкают даже они, и Аде думается, что в этой пронзительной тишине люди рядом могут услышать ее бешено колотящееся сердце.

— В своем же официальном приговоре, — начинает Ричард чуть медленнее нужного, стараясь не выдать волнения дрожью в голосе, — вы назвали его сиром Конхобаром, вы не рискнули лишить его титула, дарованного самим Таром. Рыцарем Делориана может стать лишь тот, кто служит Тару, иными словами — является его служителем и никого иного. Мы слышали слова, написанные в официальном приговоре, подписанном уважаемыми жителями империи и такими же служителями Тара, и эти слова говорят, что этот человек все еще служит Тару.

— Вы цепляетесь к словам, сир, — холодно цедит командующий. — Этот человек вор и дезертир, и никакие слова этого не исправят.

— Под этим приговором стоит и ваша подпись, сир Олфрик. Вы сами же станете говорить, что это ничего не значит, а ваше собственное слово — пустой звук? Вы рыцарь Делориана, наша рыцарская честь — не пустяк, о который можно вытереть ноги!

— И все же именно это и сделал сир Конхобар, совершив свои преступления.

— Но вы признали его служителем Тара, и я смею требовать для него того, что и положено служителю Тара. Суд Тара, сир!

Несколько секунд требуется его призыву, чтобы достигнуть каждого уголка площади и вернуться обратно к эшафоту ревом толпы, почуявшей куда более занятное и необычное зрелище:

— Суд Тара! Суд Тара!

Сир Олфрик опускает веки, на миг теряя контроль над собой и позволяя собственной усталости показаться наружу. В этот момент Аде впервые становятся видны темные мешки, залегшие под его льдисто-голубыми глазами. Он трет их, на мгновение скрывая лицо, смотрит на кого-то или что-то сбоку от эшафота и делает странный жест, будто вежливо пытается удержать кого-то от вмешательства.

— Что ж, — он поднимает руку под взволнованным взглядом палача, почуявшего, что его вот-вот могут лишить работы на сегодня, — раз так, я возьму на себя ответственность от имени Ордена и позволю осужденному обратиться к Суду Тара. Если только он сам этого пожелает.

Ада невольно вскрикивает от радости и жмет ладони ко рту.

— Получилось! — восторженно шепчет она замершему от неожиданности Ричарду и едва сдерживается от того, чтобы броситься ему на шею. — У тебя получилось!

— Но сперва смею напомнить всем вам, — сир Олфрик с непоколебимым спокойствием закладывает руки за спину, — что решение, принятое Таром в его Суде, уже не может обжаловать ни одна живая душа, будь то даже сам император, да хранят его боги. Сир Конхобар лучник, а значит и в качестве состязания он должен сойтись на стрельбище с лучником со стороны обвинения. Лучшим лучником из прибывших со мной рыцарей Ордена. Разумеется, если Тар сочтет его достойным, — на лице его появляется улыбка, не сулящая ничего хорошего, — то дарует победу несмотря ни на что, так ведь?

— Боги… — одними губами шепчет Ричард. — Что я наделал?..

— Вы желаете Суда Тара, сир Конхобар? — учтиво интересуется командующий, впервые обращаясь к нему самому. С такой очевидной издевкой, что на просиявшие было глаза Ады снова наворачиваются слезы.

Неужели это все, к чему они могли прийти? Оттянуть время лишь для того, чтобы в итоге обрезать Коннору все иные пути, оставив лишь заведомо и неумолимо ведущий к смерти. Нужно было сделать что-то еще, ведь должно же быть еще хоть что-то, что они могут, он не может умереть сегодня…

— Стойте! — срывается Ричард, едва не переваливаясь через хлипкое ограждение. — Дайте мне поговорить с бургомистром, прошу!

— Это становится утомительно, сир, — морщится командующий. — У нас есть только два часа, перестаньте отнимать время у нас и честных горожан. Суд Тара или петля немедленно, сир Конхобар! У вас было время подумать.

Коннор в растерянности приоткрывает рот и невольно бросает взгляд на рыцаря, тщетно пытающегося прорваться к нему. Суть выбора для него звучит совсем иначе: неизбежная смерть лишь через пару часов или прямо сейчас, но со слабой надеждой, что каким-то чудом все еще может перемениться?

— Да повесьте ж вы его наконец к Лодуру! — не выдерживает кто-то из первых рядов, и остальные поддерживают его тут же поднятым шумом. — Мы тут так до утра стоять будем!

Ада чувствует, как от страха ее начинает подташнивать. Не от страха перед гремящей со всех сторон толпой, которая может легко раздавить их будто букашек, а от одного единственного взгляда на покачнувшуюся на ветру петлю, только и ждущую шанса впиться в чью-то шею. В шею Коннора.

— Вешайте!

— Сир! — перекрикивая гром толпы, молит Ричард, и рука его невольно тянется туда, где одежда скрывает кольцо на цепочке. —