Две Дианы - Александр Дюма

Король, уже три дня не получавший известий о ходе осады, весь ушел в горькие мысли и почти не слушал кардинала Лотарингского, который, стоя у его кресла, пытался поддержать в нем угасающую надежду.

Диана де Пуатье прекрасно видела, что ее августейший властелин пребывает в дурном расположении духа. И однако, заметив стоявшего в сторонке мрачного Монморанси, все же направилась не к королю, а к нему.

Коннетабля тоже беспокоила осада Кале, но совершенно по иным причинам.

В самом деле, взятие Кале бесспорно выведет герцога де Гиза на первое место, а коннетабля тут же отбросит на второй план. Итак, если Франция будет спасена, то коннетабль погиб. А нужно сказать, что любовь его к собственной персоне без труда брала верх над любовью к отечеству. Вот почему он столь неприветливо встретил улыбающуюся Диану де Пуатье.

— Что случилось с моим старым воителем? — ласково спросила она его.

— Вот как! И вы тоже надо мной потешаетесь! — злобно буркнул Монморанси.

— Друг мой, вы не отдаете отчета своим словам!

— Отдаю, черт побери! — прорычал коннетабль. — Вы величаете меня старым воителем! Старый? Пожалуй, это так… Хм!.. Я не какой-нибудь двадцатилетний свистопляс. Но воитель? Ну уж нет! Разве не видите, что меня считают способным только на то, чтоб красоваться на приемах в Лувре!

— Не говорите так, — мягко возразила Диана. — Разве вы не коннетабль?

— Подумаешь, коннетабль!.. Теперь есть главнокомандующий всеми вооруженными силами королевства!

— Но это же временная должность! А ваше звание, звание первого воина королевства, — пожизненно!

— Все в прошлом! — горько усмехнулся коннетабль.

— Зачем вы так говорите, друг мой? Вы не утратили своей власти и по-прежнему внушаете страх нашим общим врагам — и здесь, и по ту сторону границы.

— Поговорим серьезно, Диана, не нам обманывать друг друга. Вот вы говорите, будто внешние враги трепещут предо мной, но кого же посылают против них? Полководца более молодого и несомненно более удачливого, чем я! И этот голубчик использует свой успех для достижения личных целей!

— Но откуда видно, что де Гизу действительно повезет?

— Его поражение, — лицемерно изрек коннетабль, — нанесло бы Франции величайший ущерб, и я бы горько оплакивал его… но боюсь, что победа его принесет королю еще больше несчастий, чем поражение!

— Неужели вы полагаете, что честолюбие господина де Гиза…

— О, честолюбие его безмерно! — вздохнул завистливый царедворец. — И если бы по непредвиденным обстоятельствам произошла смена власти, можете себе представить, на что бы решился сей честолюбец! Гизы хотят быть королями над королем.

— Но такое несчастье, слава Богу, слишком невероятно и слишком далеко, — возразила Диана, пораженная той легкостью, с какой шестидесятилетний коннетабль пророчил гибель сорокалетнему королю.

— Нам грозят сейчас и другие опасности… они почище будущих, — помрачнел коннетабль.

— Что за опасности, друг мой?

— У вас что, память отшибло? Разве вам неведомо, кто поехал в Кале вместе с герцогом, кто навязал ему, по всей видимости, эту проклятую затею, кто может вернуться победителем да еще ухитрится приписать себе всю честь победы?!

— Вы говорите о виконте д’Эксмесе?

— А о ком же еще, сударыня? Вы, может, и забыли его сумасбродное обещание, но он-то не забудет, нет! Тем более такой исключительный случай! Он способен выполнить свое обещание и нагло потребовать от короля исполнения слова!

— Это невозможно! — вспыхнула Диана.

— Что невозможно? Что господин д’Эксмес сдержит свое слово? Или король не исполнит свое?

— И первое, и второе предположения просто абсурдны!

— Хм!.. Но если первое осуществится, то второе неминуемо последует за ним. Король питает слабость к вопросам чести и вполне способен во имя рыцарской верности выдать врагам нашу общую тайну.

— Нет, это немыслимо! — побледнела Диана.

— Пусть так, но если это немыслимое сбудется, что вы тогда скажете?

— Не знаю… Ничего не знаю… Нужно думать, искать, действовать! Нужно идти на все! Если даже король не поддержит нас, мы обойдемся и без него! Мы можем прибегнуть к своей власти и к своему личному влиянию.

— Вот этого-то я и ждал, — заметил коннетабль. — Наша власть, наше личное влияние! Говорите уж о своем влиянии, сударыня! Что же касается моего, то оно превратилось в пустой звук… Полюбуйтесь, какая пустота вокруг моей особы… Кому интересно оказывать почет развенчанному вельможе! И вы, сударыня, не ждите больше помощи от бывшего своего поклонника, лишенного милостей, влияния, даже денег!..

— Даже денег? — недоверчиво переспросила Диана.

— Да, черт возьми, даже денег! — в бешенстве рявкнул коннетабль. — И это в моем возрасте и после стольких услуг! Последняя война совсем меня разорила, мне пришлось выкупить самого себя и кое-кого из своих, и это истощило все мои сбережения. Скоро я буду ходить по улицам с протянутой рукой.

— Но разве у вас нет друзей? — спросила Диана.

— У меня нет друзей, черт побери! — заявил коннетабль и выспренне добавил: — У того, кто несчастен, друзей не бывает.

— Я берусь доказать вам обратное, — возразила Диана. — Теперь я понимаю причину вашего дурного настроения. Почему же вы мне не сказали об этом раньше? Или вы уже не доверяете мне? Нехорошо, нехорошо… И все-таки я вам отомщу… по-дружески! Скажите, разве король не утвердил на прошлой неделе новый налог?

— Утвердил, — кивнул головой сразу успокоившийся коннетабль. — Этот налог рассчитан на возмещение военных издержек…

— Очень хорошо. А сейчас я покажу вам, как женщина может исправить несправедливость судьбы по отношению к достойным людям. Генрих сегодня тоже не в духе, но все равно! Я иду на штурм, и вам придется признать, что я ваш верный союзник и добрый друг.

— Ах, Диана, вы так добры, так прекрасны! Я готов заявить об этом во всеуслышание! — галантно поклонился коннетабль.

— Но и вы, когда я верну вам милость короля, вы тоже не покинете меня в нужде, не так ли?

— О, дорогая Диана, все, что я имею, принадлежит и вам!

— Ну хорошо, — отозвалась Диана с многообещающей улыбкой.

Она поднесла свою изящную белую руку к губам сановного поклонника и, подбодрив его взглядом, направилась к королю.

Кардинал Лотарингский, не отходивший от Генриха, расточал все свое красноречие, дабы предсказать королю удачное разрешение смелой затеи с Кале. Но Генрих прислушивался не столько к речам кардинала, сколько к своим беспокойным мыслям.

В эту минуту к ним подошла Диана.