Две Дианы - Александр Дюма

XXIV

НЕПРЕДВИДЕННАЯ РАЗВЯЗКА

Теперь перенесемся в столовую семейства Пекуа, куда Жан велел перенести Мартина Герра. 7 января вечером Амбруаз Парэ с присущей ему удачливостью произвел бедному оруженосцу ампутацию, которую признал необходимой. Итак, зыбкая надежда сменилась уверенностью, что Мартин Герр, хоть и искалеченный, останется в живых.

Трудно описать раскаяние или, вернее, угрызения совести Пьера Пекуа, когда он узнал от Жана правду. Человек суровый и честный, он не мог себе простить своей ужасной ошибки. Теперь он чуть ли не умолял Мартина располагать всем, что у него было. Вполне понятно, что Мартин Герр и без этих ненужных просьб простил и даже оправдал незадачливого оружейника.

Так что мы не должны удивляться, если увидим сейчас Мартина Герра на некоем домашнем совете, вроде того, который состоялся в канун Нового года.

Виконт д’Эксмес, собиравшийся в тот же вечер отправиться в Париж, также принимал участие в этом своеобразном совете, который был не столь тягостен, как предыдущий. Действительно, восстановление чести рода Пекуа уже не представлялось столь невозможным. Подлинный Мартин был женат, но отсюда вовсе не следовало, что был женат и его двойник. Дело было только за тем, чтобы найти виновника.

Итак, в эту минуту Пьер Пекуа был спокоен и серьезен, Жан — грустен, Бабетта — подавлена.

Габриэль молча глядел на них, а Мартин Герр всячески старался приободрить их, сообщая весьма туманные и расплывчатые сведения о личности своего злого гения.

Пьер и Жан Пекуа только что возвратились от герцога де Гиза. Герцогу не терпелось лично поблагодарить храбрых патриотов за ту ловкость и мужество, которые они проявили при взятии города. Габриэль, выполняя его просьбу, привел их к герцогу.

Радостно возбужденный Пьер Пекуа с гордостью рассказывал Бабетте, как они представлялись.

— Да, сестрица, господин д’Эксмес выложил герцогу де Гизу все, что мы задумали в этом деле, и, конечно, польстил нам и все преувеличил. И вот тогда этот великий человек от всей души поблагодарил нас с братом и добавил, что ему хочется, в свою очередь, быть нам чем-нибудь полезным… Тогда я решил… Словом, если мы найдем обидчика, я попрошу герцога заставить этого типа восстановить наше доброе имя…

Он замолчал, задумавшись, а когда очнулся, с удивлением заметил, что Бабетта плачет.

— Что с тобой, сестрица?

— Как я несчастна! — захлебываясь слезами, сказала Бабетта.

— Несчастна? Да почему? Наоборот, мне сдается, все проясняется…

— Ничего там не проясняется!..

— Ну успокойся, все будет хорошо… Твой любезный еще вернется к тебе, и ты станешь его женой.

— А если я сама за него не пойду? — воскликнула Бабетта.

Габриэль заметил, как радостно вскинулся Жан Пекуа.

— Сама не пойдешь? — переспросил сбитый с толку Пьер. — Но ведь ты же его любила?

— Я любила того, кто был нежен, почтителен и, казалось, любил меня. Но того, кто обманул меня и взял себе чужое имя, я ненавижу!

— Но если бы он все-таки женился?

— Он женился бы по принуждению и дал бы мне свое имя либо от страха, либо из расчета. Нет, этого я не хочу!

Тогда Пьер Пекуа, нахмурившись, сурово заметил:

— Ты не имеешь права говорить «не хочу»!

— Пощадите меня, не выдавайте за того, кого вы сами считаете подлецом и трусом!

— Но тогда у твоего ребенка не будет отца!

— Ему лучше не иметь отца, который его будет ненавидеть, нежели потерять мать, которая будет его обожать. Потому что мать, выйдя за такого подлеца, умрет от стыда и горя.

— А по мне, лучше будь несчастна, нежели опозорена! — распалился Пьер. — Как старший брат и глава семьи я хочу — слышишь? — хочу, чтоб ты вышла за него замуж, ибо только он может дать тебе имя. И я сумею принудить тебя к этому!..

— Вы принуждаете меня к смерти, брат мой, — чуть слышно прошептала Бабетта. — Хорошо, я смирюсь… такова уж моя судьба. Никто за меня не заступится.

Произнося эти слова, она не сводила глаз с Габриэля и Жана Пекуа, но оба они молчали. Наконец Жан не выдержал и разразился насмешливой тирадой, поглядывая то и дело на Пьера.

— Кому ж за тебя заступаться, Бабетта? Разве решение брата не достаточно умно и справедливо? Ведь он истинный мудрец и здорово разбирается в этих вещах. Он принимает близко к сердцу честь нашей семьи и во имя этого решает… Что?.. Насильно выдать тебя замуж за мерзавца! Превосходное средство! Пусть лучше ты умрешь от стыда, но зато сохранишь честь семьи. Ничего не скажешь, дельное предложение!..

Жан Пекуа говорил с таким пылом и негодованием, что поразилась даже сама Бабетта.

— Я тебя не узнаю, Жан, — удивился и Пьер. — Ты всегда спокоен и уравновешен — и вдруг так заговорил!

— Потому так и заговорил, что хорошо вижу тот тупик, в который ты по-глупому загоняешь и Бабетту, и нас.

— Да, положение действительно трудное, — согласился Пьер. — Но разве я в этом виноват? Ты возражаешь — хорошо. Тогда предложи другой выход. Есть у тебя такой?

— Есть! — глухо отозвался Жан.

— Какой? — вырвалось у Пьера и Бабетты.

Виконт д’Эксмес тоже насторожился.

— Неужели не найдется честного человека, который, все поняв и все простив, не согласился бы дать Бабетте свое имя?

Пьер недоверчиво покачал головой:

— Э, пустые слова… Для этого нужно быть либо мерзавцем, либо влюбленным.

— Я и не предлагаю мерзавца, но разве не осуществима вторая часть твоего предположения? Разве нельзя полюбить Бабетту и ради счастья и покоя в будущем забыть прошлое? Если бы так случилось, что ты бы сказал, Пьер? И ты, Бабетта?

— О, это возможно только во сне! — воскликнула Бабетта, и в глазах ее проскользнул луч надежды.

— И тебе известен такой человек, Жан? — в упор спросил его Пьер.

Жан вдруг как-то растерялся, сконфузился и пробормотал что-то невнятное. Он не замечал, с каким обостренным вниманием следит Габриэль за каждым его словом, за каждым движением, ибо весь ушел в созерцание Бабетты, которая, опустив глаза, казалось, жадно впитывала в себя волнующие слова своего кузена, не искушенного в высоких материях. Наконец, глубоко вздохнув, Жан ответил:

— Да, может, это и сон… Дабы он сбылся, нужно, чтоб этот самый человек крепко любил Бабетту и чтоб сама она любила его… хоть чуточку… Вполне возможно, что он попросит сделать ему скидку, потому что он, скорее всего, будет немолод и далеко не красавец… Впрочем, и сама Бабетта вряд ли согласится стать его женою… Вот потому-то я и думаю, что это сон и больше ничего…

— Верно, только сон, — грустно подтвердила Бабетта, — но совсем не по тем причинам, Жан, о которых вы говорите. Этот благородный человек будет для меня всегда молодым, красивым и желанным, потому что своим поступком даст мне самое высокое доказательство любви, какое только может получить женщина. Мой долг — полюбить такого человека на всю жизнь… Но нет, такого человека не найдется, а если и найдется, то, хорошенько рассудив и все взвесив, он все равно отступит в последнюю минуту. Вот почему, милый Жан, все это только сон.