Время шинигами - Кайли Ли Бейкер

и Айви теперь богини, то кто из нас могущественнее? Я знала, что, если придется, я кость за костью разорву старого Анку на части, но представить Айви истекающей кровью было невозможно.

– Оу, посмотрите-ка, кажется, я задел ее чувства, – ухмыльнулся второй жнец, глядя на дрожащий кинжал, который больше не холодил горло его спутника. – И это наследница Высшего жнеца? Неудивительно, что от тебя отказались.

Я увереннее сжала кинжал. Прежде чем жнецы успели сказать что-то еще, я вогнала его грубияну между ребер.

Он вскрикнул, белая рубашка расцвела красным. Я вырвала лезвие, вызвав брызги крови, и двинулась к другому жнецу, но меня остановила рука Цукуёми.

– Рэн, – позвал он.

Я обернулась. Я почти забыла, что Цукуёми тоже здесь.

– Рэн, я думаю, если оставить тела здесь, это может вызвать среди людей панику, – заметил он. – Можем закончить допрос в другом месте.

– Нет, – возразила я, пытаясь стряхнуть его руку, но хватка Цукуёми оставалась твердой, будто он обратился в мрамор.

– Рэн, я понимаю, что они были с тобой нелюбезны, но…

– Ты ничего не понимаешь! – воскликнула я, перехватывая кинжал второй рукой и молниеносно отшвыривая его назад. Он вошел второму жнецу в живот, пригвоздив того к стене. Мужчина взвыл, захлебываясь кровью. Давным-давно мои кинжалы, вероятно, не нанесли бы Высшим жнецам вреда, потому что победить их могли только более могущественные существа. Но теперь я была богиней. Мое лезвие несло смерть любому собирателю, вне зависимости от его статуса.

Цукуёми отпустил меня, широко распахнув глаза.

– Ты ничего не знаешь ни обо мне, ни о них, – сказала я, делая шаг ему навстречу. – Больше никогда не стой у меня на пути.

– Рэн, – произнес Цукуёми нарочито терпеливым тоном, будто я была диким зверем, которого он пытается приручить. Мои тени отпустили жнецов, и те, истекая кровью, сползли на землю. – Я лишь имел в виду, что стратегически, возможно, было бы мудрее…

– Когда это ты успел выработать стратегию? – спросила я, и тьма поднялась за моей спиной, словно крылья падшего ангела – тысяча острых когтей, готовых атаковать. – Не учи меня, что делать с мне подобными! Они уже узнали, кто я, Цукуёми. Они побежали бы обратно к Айви и рассказали ей, что видели меня.

Цукуёми ничего не ответил, но почему-то его каменное лицо снова разозлило меня.

– Думаешь, что все знаешь, но ты родился в величии, – сказала я. – Ты получил все при рождении, а я свое право стоять рядом с богами вырвала силой. Так что не читай мне лекций о том, как правильнее получить то, чего я хочу.

На долю секунды – миг, который я смогла уловить лишь потому, что была жнецом и могла разорвать время на миллион мгновений, – лицо Цукуёми потеряло свое идеальное мраморное совершенство.

Его губы распахнулись, глаза вспыхнули болью, звезды в них померкли. В эту долю секунды, когда он оказался таким беззащитным, он до боли напомнил мне Хиро. Весь мой гнев смыло холодной волной раскаяния.

– Это… это неправда, Рэн, – произнес он наконец. Его слова были настолько тихими, что разобрать их стоило мне определенных усилий. Его голос звучал так же, как у Хиро: та же неприкрытая честность, которая могла выскоблить меня изнутри. Затем Цукуёми моргнул, и момент улетучился. Он расправил плечи, и его лицо снова стало безразличным. Он взглянул на жнецов позади меня и вздохнул.

– Полагаю, больше здесь делать нечего, – сказал он, поворачиваясь, и вышел из переулка.

Я собрала свои кинжалы, бросив на мертвых жнецов в залитой кровью улочке лишь один, последний, взгляд. Может быть, другие жнецы придут, чтобы собрать их души, или они навсегда зависнут в небытии. В любом случае это уже не моя забота.

Должно быть, людей отпугнуло убийственное выражение моего лица, потому что никто не осмелился сказать ни слова ни об испачканных кровью кинжалах в моих руках, ни о тянущейся за мной дорожке кровавых следов, которые становились все бледнее и бледнее, пока не исчезли во влажной земле на окраине города.

Глава 5

Мои шинигами всегда приходили на мой зов. У них не было выбора.

Тиё принесла мне чистый лист тутовой бумаги, кисточку из конского волоса и чернильницу. С поклоном она положила все это на стол. Я отпустила ее и вытащила из рукава кинжал.

Провела лезвием по ладони. На ней появилась ярко-красная линия, и к запястью потекла холодная алая капля. Я поспешила сжать кулак над чернильницей и наполнила ее неглубокую чашу кровью. Затем рана закрылась, оставив после себя только красные пятна.

Я взяла кисть, окунула ее в чернильницу и начала писать на чистом листе бумаги имена.

Киё из Токусимы.

Ама из Нагано.

Мэго из Сайтамы.

Одно за другим я писала имена всех своих верховных шинигами – по одному на каждую из сорока семи префектур Японии. Кровь была гуще чернил и быстро сворачивалась, поэтому иероглифы были неровными, но сейчас красота почерка не имела значения. Когда богиня писала имена шинигами своей кровью, татуировки на их позвоночниках вспыхивали и начинали гореть в ожидании сообщения. На этот раз под всеми этими именами я написала лишь одно слово.

«Возвращайтесь».

Обычно я вызывала своих шинигами только на ежегодный сбор после Нового года. Мое сообщение наверняка вызовет у них много вопросов, но я не могла ждать до весны. Жнецы уже здесь.

– Тиё, – позвала я, открывая дверь в свою комнату, – подготовь…

Но Тиё и другие служанки уже разложили на моей кровати императорское дзюни-хитоэ. Я вздохнула и шагнула вперед, на ходу развязывая черное кимоно и сбрасывая его на пол, чтобы они могли одеть меня.

Только присутствие моих верховных шинигами могло заставить меня надеть императорское дзюни-хитоэ. Я не могла появиться перед старейшими и самыми могущественными шинигами Японии в одежде простолюдинки, потому что они были способны ясно видеть даже в полной темноте и могли осудить меня. Хотя кровь была холодна, как смерть, я все равно потела под всеми этими слоями ткани. Юбки будто были вытканы из свинца: они намертво приковывали меня к полу.

Самый верхний слой был из королевского пурпурного шелка, с узорами в виде сот и с вышитыми белыми солнцами – символами господства шинигами над светом. Рукава – такие широкие, что доставали мне до колен, – обнажали остальные слои ткани: бледно-сиреневый, королевский золотой, мшисто-зеленый и похоронно-белый. Ткань не имела швов и скреплялась лишь рисовым клеем.

Служанки нанесли мне на лицо белую пудру, а губы и щеки покрыли сафлоровым пигментом. Я запрещала им сбривать мне брови или чернить зубы, утверждая, что даже люди уже начали отходить от этих традиций. Тиё никогда не спорила со мной по этому поводу, но в такие моменты начинала пудрить мое лицо с чуть большей силой, чем нужно.

Когда я наконец была готова, то вышла в коридор и прижала ладони к стене, представляя каждую свечу в каждом коридоре и комнате дворца. Одним выдохом я погасила их все. Замок вновь погрузился в тихий мрак, став таким же, каким он был, когда принадлежал Идзанами в самом начале времен.

Это был маскарад, который мне приходилось устраивать для верховных шинигами. Я понятия не имела, хватит ли им сил, чтобы одолеть меня, если они нападут вместе, но рисковать не хотела. Для них я готова была прикинуться настоящей богиней.

В туманной темноте мои дремлющие способности шинигами ожили, приподнимая шелковую завесу ночи, и я смогла ощутить изысканные фрески и полированные половицы, несмотря на полную, почти кладбищенскую тьму. Мир клубился и дрожал, как беспокойное отражение в озере: без дела мои глаза шинигами ослабли.

– Значит, ты надела императорский дзюни-хитоэ для своих шинигами, но не для бога-собрата, – произнес голос в конце коридора.

Я вздохнула. Цукуёми подошел ближе. Будучи сыном Идзанаги, технически он был шинигами и мог видеть в темноте, даже не живя в Ёми. По мере приближения его образ становился все ярче, как будто он вышел из сна. Луны в его глазах светились белоснежным светом, заставляя сиять и его лицо.

– Тебе идет, – заметил он так, словно это был факт, а не его мнение.

– Я дам тебе его примерить, когда закончу, раз уж он так тебе понравился, – сказала я, сдерживая рвущийся изо рта поток грубостей.

Его глаза расширились, луны