Этика Райдера - Дмитрий Костюкевич

– Пора, – сказали сверху.

Он подумал, что прибыли врачи и теперь хотят потеснить его от раненого, но это была рука в перчатке из бурой кожи, которая касалась его плеча, словно намекая – отойди, ты сделал всё, что мог. Самого прикосновения он не чувствовал, но видел боковым зрением.

В толпе ахнули.

– Боже! – сдавленно крикнула какая-то женщина.

Антон, не зная, проснулся ли он или продолжает парить на расстоянии мысли от реальности, поднял голову, и ему показалось, что он видит тёмные поля шляпы, блестящие волосы, свисающие лианами, и бледный овал лица. Он посмотрел – отпрянул взглядом от размытой фигуры – вниз и наткнулся на стеклянные глаза и застывший рот.

Мужчина с рваной раной на шее, к которой он прижимал платок, умер.

1.4

Новосибирск

июнь, 2030

Порыв ветра легко подхватил лист бумаги, лежавший на столе, и скинул на пол. Лист был пустой. Антон проводил его взглядом и потянулся за новым. Яркий свет, жара и звуки города вливались в комнату из распахнутых окон. Он взял со стола рваную сигаретную пачку и встал.

С другой стороны дома, куда выходил балкон, оказалось прохладно, сыро и тихо. Удивительный контраст – в одном окне галдит улица, ломится от зноя воздух, в другом – устало шелестит листвой тихий двор, играет свежий ветерок. Антон хрустнул зажигалкой и сделал первый отравленный дымом вдох. Сколько раз он выходил курить на этот балкон? Сто? Тысячу? Уже привык к одному и тому же виду: к потрёпанной детской площадке, к невысоким деревьям с чёрными стволами и к испачканным мусорным бакам за бетонной стенкой. Сегодня машин было мало. Лето, люди разъехались, и двор стоял полупустой. Он прошёлся взглядом по оставшимся автомобилям и остановился на самом знакомом и необычном. Машина стояла здесь уже много лет, всегда на одном месте. Никто не брал её летом загород, не счищал зимой снег, не прогревал по утрам и не открывал капот, чтобы проверить масло. Даже «чистильщики», шарившие по дворам в поисках ржавых рыдванов, её не трогали. А суровый китаец, работавший дворником, обходил стороной, будто боялся этого незнакомого, затаившегося перед быстрым прыжком, приземистого зверя. Может, из уважения к огненному жеребцу на радиаторной решётке?

Много разных машин бывало во дворе, но только перед этой чаще всего останавливались люди, задумчиво курили, отпуская собак, и с долгим печальным вздохом, в который уже раз прощались с легендарной когда-то «Феррари». А заодно и со своей молодостью, улетевшей вслед за тяжёлым временем в циничную и неискреннюю историю. Время брало своё: красный капот стал матовым, потускнел игривый хром на литых дисках, накренился и осел на пустой резине скуластый кузов.

– Зик транзит глория мунди, – Антон вдавил бычок в гору его уродливых сородичей и запихнул зажигалку в мятую пачку.

Внизу раздался шум. Тяжело гудя, во двор въехала пыльная машина с белым, недавно заменённым крылом. Открылась задняя дверь, и на асфальт вывалился переполненный пакет, за ним второй, рваный третий, – и машина рванула прочь. Китаец и рта не успел открыть. Его короткие слова плевками полетели в адрес скрывшихся хулиганов. Приближаясь к мусору осторожными шажками, дворник ощупывал мешки недоверчивым взглядом. Разглядев содержимое, он зашёлся новыми криками. Не разобрав ни слова, Антон присмотрелся и увидел коробки с дисками. По неприличным картинкам он догадался о видео из серии «детям до 16».

Дворник пнул пакеты, осмотрелся, не прекращая ругаться, наклонился, начал с интересом перебирать тонкие коробочки, вертеть в руках. Антон хмыкнул. В этот момент, прохладный воздух приобрёл едва различимый запах приправ и жареного лука, он неожиданно осознал, что страшно голоден.

Дома оказалось пусто – ничего, кроме пива. Антон вышел во двор и, поправив сумку с бумагами и планшетом, двинулся в «Фуджейру» на пельмени.

Ресторанчик держал араб с толстыми пальцами и вытянутым, загорелым лицом. Щетина, чисто выбритая утром, к вечеру заметно отрастала и делала его похожим на террориста. Безупречно вежливый и обходительный, араб никогда не улыбался посетителям, но всегда лично принимал заказ. На чаевые обижался, и часто сам делал подарки, если на тарелках не оставалось еды, а гость вёл себя вежливо. Готовили в кафе вкусно, правда, преимущественно арабские блюда. Из русского – только борщ и пельмешки. И то и другое притягивало Антона своим выразительным арабским акцентом из кумина, шафрана и кардамона. Иногда он брал к пряным пельмешкам тарелку кислого баба гануш.

У «Фуджейры» его встретила растянутая поперёк узкого тротуара лента и мятый потный человек в ярко-жёлтом светоотражающем жилете поверх синей робы.

– А что случилось? – Спросил Антон.

Вместо ответа рабочий показал глазами наверх, где демонтировали старый рекламный щит. В историческом центре началась программа по очистке фасадов от рекламы. Антон прикинул, сколько времени это займёт, заметил укрывшегося в пустом прохладном зале грустного араба и достал сигареты.

Осмотрелся. Предвкушение пельменей опустошило память на ближайшие рестораны. Рядом имелся другой, французский, но там дороговато и неприятно пахнет сыром. Хотелось именно пельмешек. И именно со специями. Вкусные пельмени умели готовить китайцы, но до них надо было идти по тёмному и вонючему переходу под магистральной трассой. А это способно отбить любой аппетит.

На противоположной улице переклеивали покосившийся рекламный щит. Тоже, наверное, исторический. Рабочего подняли на кронштейне, и тот старательно заклеивал плакат «Добро пожаловать на Землю» с большой выцветшей булкой и солонкой в виде глобуса. Он доставал откуда-то снизу большие белые рулоны и клеил поверх старых, постепенно меняя не понятно кому адресованное приветствие на более уместный, но не менее уродливо исполненный призыв отказаться от курения за рулём. В сумке сдавлено пискнул смартфон.

– Чёрт, – прошептал Антон, достал из кармана наушник и воткнул в ухо. – Слушаю.

– Вау! – раздался чей-то возглас. – Ну, надо же!

– Это кто?

– Это я! Ты прикинь! Сотни световых лет! Вот это круто! Вот это технологии! Как рядом стоишь!

– Кхм…

– Ну что, соавтор! Космический привет тебе из другой звёздной системы!

– Галантай?!

– Точно! Он самый! Нет, ну ты представь! Общая теория относительности, говорите? Тысячи световых лет? Вот так надо! Ткнул пальцем и всё! А ты меня видишь?

Антон сказал, что не видит, а сам подумал о французском ресторане. Прикинул, как туда идти, щёлкнул в сторону окурок и, впихнув наушник глубже в ухо, спросил:

– Как там у тебя?

– Круто, чёрт возьми! Жаль ты не видишь, я бы тебе показал столько всего! Тут у них такие технологии. Это что-то! Это надо видеть!

– Разместился, значит?

– Ещё как!

– А что раньше не звонил?

– У нас связь в номере только сейчас сделали. Теперь собственный канал. Раньше через официальный выходили, а сейчас нам свой провели. Это потрясающе! Смотришь новости?

– Ну да.

– Видел меня там?

– Конечно, видел. Молодец, отлично держишься.

– Стараюсь! Слушай, у меня к тебе есть небольшая просьба.

– Выкладывай.

– Знаешь, у меня с женой, с Катюхой не очень хорошо получилось.

И Вадим рассказал драматическую историю про Животина, пресс-секретаря, который должен был лететь вместо него, но попал в аварию. Не справился с управлением и, задев ограждение, влетел в куст. Сработали все системы безопасности, подушки, ремни, шторки и прочее, но малую берцовую кость он всё-таки сломал. С такой травмой его решили оставить на Земле, а в космос послать «молодого и перспективного» Галантая, шедшего номером вторым в списке кандидатов.

И без того головокружительная карьера Вадима взяла новую высоту. Только молодая жена Катя почему-то кривила губки и хмурила лобик. Вадим откупался чем мог, обещал любые подарки, сколько угодно времени «только вдвоем», отдых на всех морях и океанах планеты со всеми подружками и тёщей, но в результате добился лишь снисходительного: «ну ладно, только три месяца и сразу домой». Столько времени срасталась бы сломанная кость Животина, специалиста значительно более опытного и матёрого. К тому же холостяка. Но Галантай не мог удержаться:

– … я тут провёл кампанию, серьёзно напрягся, шепнул кому надо… не хочу уезжать. И, похоже, удастся остаться!

– Да, дружище, попал.

– Тут хорошо, высокотехнологично, а какие командировочные! Но как с Катюхой быть? Обещал вроде.

– Да, сложная ситуация, – с пониманием отозвался Антон.

– Вот-вот, – Вадим вздохнул. – А она девушка независимая, ну ты знаешь.

– А я чем могу помочь?

– Можешь присмотреть?

– Присмотреть?! – Антон остановился перед входом в «Ля Утрэ», что в переводе с уличного французского значило «Устрица».