Виланд - Оксана Кириллова

у нас в руках. И это не было самонадеянностью или легкомыслием, – после такого наступления никто не смог бы собраться и дать отпор! Немыслимо! Но русские… Отец… отец… был прав, черт бы его побрал! Мне вдруг стало смешно. И я расхохотался. Оба сотрудника удивленно посмотрели на меня. Ничего не сказав, я вышел из курилки и пошел в свой кабинет. Мне хотелось накрыться ворохом бумажного хлама на своем столе и больше не знать, что происходит вокруг. Но скрыться от этих разговоров было невозможно.

– Это черт знает что! Только что Би-би-си объявила, что Италия подписала перемирие с союзниками. Их войска уже используют южную оконечность сапога как плацдарм для высадки! Вы понимаете, что сейчас творится в умах немцев? Главный союзник предал их… нас! Если еще и оставались те, кто верил Геббельсу, то теперь даже дети не станут его слушать. Он втюхивал им про плохое здоровье дуче, а тут бодрый английский голос сообщает, что Муссолини арестован в результате переворота, а фашистский режим в Италии пал уже больше месяца назад!

– Макарони никогда не были искренни в дружбе с нами.

– Мне кажется, они никогда не были искренни и в дружбе с фашизмом. Так, временно примирились с ним и пережидали, потому что слишком ленивы, чтобы разворотить к чертям все сразу.

– Итальянцы… неожиданно, однако.

– Да черт бы с ними! Слышали? Геринг окончательно отлетел от реальности. Говорят, он уже совершенно не понимает, что происходит с его драгоценными люфтваффе, но часами рассказывает о своих коллекционных игрушечных паровозах с благостным видом.

– И это в то время, как английские и американские бомбардировщики бреют наши города под корень. В Киле уничтожен весь флот, в Дортмунде за одну ночь были разрушены все дома, к утру не осталось ни одной постройки, пригодной для жилья. Почти сто тысяч человек без крыши над головой остались, и это те, кому посчастливилось выжить. Хотя теперь и не знаю, считается ли в их случае выживание счастьем… Им некуда приткнуться, уничтожено все, абсолютно все! В Гамбурге тьма бомбардировщиков оставила без крова почти миллион немцев. Эти бездомные теперь толпами бродят среди руин, выковыривая из-под них остатки еды и хоть какую-то одежду. Эти проблемы уже не решить. Откуда сейчас у рейха силы, чтобы эвакуировать почти миллион человек? Расселить их и обеспечить едой и лекарствами, не говоря уже об одежде? Они предоставлены сами себе. Им уже, судя по всему, все равно, чем война кончится. Только бы кончилась.

Новости, сплетни, потаенные страхи – все, чем оставалось жить замершему в ожидании развязки народу. Калейдоскоп разных мнений и прогнозов продолжал крутиться, рисуя невероятные узоры действительности, в которой все мы оказались. В Мюнхене студенты даже в открытую вышли на антинацистскую демонстрацию. Весь город осыпали листовками с призывами к восстанию. Судя по всему, их не пугали ни аресты, ни подвалы гестапо. Они громко требовали прекратить преследование евреев и угнетение церкви и вернуть юридическую систему без контроля нацистской партии.

– В тридцать третьем я тоже был студентом. Помню, и мы выходили на демонстрации. Тоже горлопанили и много чего требовали. Передать власть нацистской партии требовали, например. Также за будущее наше боролись, также не жалели себя в стычках ни с полицией, ни с красными. Помню, мать родную проклял за то, что она за коммунистов голосовала. Кричала, костьми лягу, только бы не дать Гитлеру к власти пробиться. А я так же костьми за него, а сегодня в Мюнхене молодежь опять против… Жизнь смешно воротит…

– Геббельсу подарок. Теперь на них и спихнут вину за катастрофу, хотя и без них мы, судя по всему, уже идем ко дну.

– Запоздали эти мученики за идею. Разве не ясно, что они вышли на улицы только из-за наших неудач на фронте? Трусливое отродье!

– А я гляжу, финт Геббельса удался…

– Я тебе покажу, какой финт у меня имеется! Геббельс все по делу пишет! А таких предателей – на виселицу! И тебя туда же! В тяжелое время раскачиваете…

Договорить он не успел. Драка завязалась буквально за мгновения.

Я сидел в гражданской одежде в одной из редких пивных Розенхайма, работавших в эти дни, и отрешенно наблюдал за этой потасовкой. Перед серией зимних инспекционных поездок по лагерям, которые наметил Глюкс, мне была дана короткая увольнительная, и я приехал на Рождество к отцу, просто потому что мне больше некуда было ехать. Тетя Ильза, пострадавшая во время очередного авианалета, уже почти месяц находилась в госпитале, Лина вышла замуж, и, черт подери, на этой земле не было больше никого, к кому бы я мог заявиться на домашний ужин, чтобы встретить новый, сорок четвертый.

– Погляди туда, Йорг. Да ты не пырься так явно, еще и тебе вмажет, – негромко проговорил какой-то парень за соседним столиком своему соседу. – Народ в массе-то своей по-прежнему за фюрера.

– Осознание – это, знаешь, Ганс, такая штука, которая приходит позже, – так же тихо ответил его сосед, наблюдавший за дракой.

– Верно говорят, конец близок. На кого рассчитывать? На вояк из Эльзаса, которых угрозами вынудили воевать за Германию? Или на хиляков из Люксембурга, которых собирали поштучно? Или, может, Норвегия выдала нам самых бравых солдат? Все они мобилизованы по принуждению. Не будут они сражаться насмерть, Йорг.

– Кажется, нас обманули. Снова. Как это работает, Ганс?

– Нам обещали примитивную армию дикарей, ничего не смыслящих в современном военном деле.

– А разве было не так? Они шли против нас с минометами времен мировой войны, с одной винтовкой на двоих, а то и на троих. Кто тогда мог подумать, что это стадо способно к такому сопротивлению?

– С винтовкой, да… Под Брянском, когда у меня был первый бой, я видел кое-что невероятное. Они шли на нас плотной стеной, а потом я понял, что только у первой шеренги были винтовки. Когда первые упали, следующие подхватили их винтовки, переступили – и снова вперед. Понимаешь, Йорг, второй, третий ряд и так далее шел в атаку без оружия! Как можно идти в бой без оружия? У меня в голове такое не укладывается. Как?! Врукопашную против нас, а у нас-то экипировка тогда была до зубов! Тупоумные, не иначе, я тогда так решил. А потом я увидел у этих дикарей танк с такой броней, что снаряды наших противотанковых отскакивали от него, как шрапнель.

И, усмехнувшись, он разом осушил свой стакан.

– А я, Ганс, тоже видел невероятное. Я видел в бою… женщин, веришь?! Я наблюдал в бинокль, как во время боя одна ползала под пулями. Думал, медсестра, но нет, ковырялась в земле. Связистка, провода чинила. Я внимательно следил за ней… юбка задралась, и там было на что посмотреть, я тебе скажу честно. Вдруг вижу, бросила свою сумку и быстро ползет в сторону. Думаю, наконец-то головой начала думать, убирается из-под пуль. А она… к пулемету! Заметила, значит, что пулеметчика убили, и сама залегла, орет кому-то. Смотрю, вторая к ней ползет, ленту подает, а первая из пулемета уже наши позиции поливает. Меня холодный пот прошиб. Женщины!

– От этих пощады не жди. Когда баба чувствует, что по праву ее гнев, тут конец всему.

– Русские – их нельзя было трогать, Ганс. Нельзя. Они не от Бога. Не могут обычные люди стоять так, как стоят они. Их сопротивление – от самого дьявола, я тебе клянусь. Иначе откуда они берут силы, когда все уничтожено, когда вокруг пустота и голая выжженная земля?

– Хоть и пустота, но это их пустота, Йорг. Они зовут ее Rodina. Я не могу объяснить этого, но в случае с русскими это слово и мертвеца поднимает. Лишает их чувства самосохранения.

– Мой дядька сражался с русскими под Нарвой в семнадцатом. Когда объявили о войне с Союзом, он сказал мне: «Запомни этот день и этот час, парень. Это начало конца Германии. На тех просторах наша армия найдет свою смерть…» А мы с братом высмеяли его.

– Говорят, Наполеон тоже выступил в поход против России двадцать второго июня. Я не суеверный, но не знак ли это, Йорг?

– Мы сильно ошиблись в своем поведении с местным населением, вот что скажу, Ганс. Мы всех русских под одну гребенку, а у них там народов разных… Могли тем воспользоваться, но, вместо того чтоб подлить масла, заставили их объединиться. Да вот хотя бы в той же Украине… Могли получить сильного союзника, но вместо того сами сотворили себе кровного врага, обозлившегося на нас теперь еще больше, чем на большевиков за их продовольственную политику. Надо было пользоваться той злобой, распалять и разобщать! Надо было! Но теперь все в курсе, чем занимаются наши айнзацгруппы на территории Украины. Даже у англичан хватило ума в Индии оставить туземцев в покое, дать им жить по их обычаям. Поэтому они так долго в Индии и верховодят, и тянут из нее несметные сокровища без всякого труда. А мы…

– Фюрер не верит, что возможно хоть какое-то взаимодействие с местным населением. Нация примитивных…

Но Ганса вдруг перебил их третий приятель, молчавший до этого. Мне казалось, что он давно захмелел и попросту дремал, не слушая разговор за столом.