Виланд - Оксана Кириллова

как хвалился Францу своей любовницей. А ведь Лина действительно была чертовски хороша, и не только внешне, но и в постели выше всяких похвал. Сейчас эти мысли навевали особенную тоску, учитывая, что последние месяцы приходилось заниматься исключительно самоудовлетворением. Впрочем, даже это было лучше той деревянной стенографистки, которая умудрилась расплакаться, когда я завершил процесс на ее удивленно сморщенное лицо. Для нее это оказалось настолько неожиданным, что она даже не догадалась прикрыть веки и на следующее утро смотрела на меня обиженными глазами с блестящими зрачками в обрамлении раскрасневшихся белков и то и дело заливала туда аптечные капли. После того эпизода с канцелярскими дамами (как я их называл) пришлось завязать: ни удовольствия, ни толка, одна морока.

А тут еще все эти «мужская верхняя одежда, в том числе головные уборы, – 150 745 комплектов, женская верхняя одежда, в том числе головные уборы, – 346 255 комплектов, обувь (без принадлежности) – 246 990 пар, золотые коронки – 157 876 шт., волосы (рассортированы и упакованы) – 3 тонны, личные украшения – в процессе подсчета…». И как мне, черт подери, завершить доклад с этим «в процессе подсчета»? Сортировка и учет в Заксенхаузене по-прежнему оставляли желать лучшего.

– Фон Тилл, вы, наверное, уже знаете?

Я оторвался от бумаг, двойным слоем покрывавших мой стол. Передо мной стоял гауптштурмфюрер Зоммер, мой непосредственный начальник.

– Про Эйке, я имею в виду, – продолжил Зоммер.

Отодвинув постылые бумаги с россыпью цифр, я тут же встал и покачал головой. Зоммер понимающе кивнул.

– Ну да, я ведь и сам буквально только что узнал. Самолет Эйке был сбит накануне под Харьковом, обергруппенфюрер погиб на месте.

От неожиданности я сделал шаг назад и, уткнувшись в свой стул, медленно опустился на него. Папаша погиб? Мне казалось это немыслимым, он ведь был неубиваемым, железным, самим чертом, которому не страшны ни пули, ни гранаты. И вот нашелся прицельный пулеметчик и на него. Зоммер продолжал внимательно разглядывать меня и неожиданно спросил:

– Вы случайно не были родственниками? Возможно, дальними?

Я растерянно посмотрел на гауптштурмфюрера, не понимая, чем был вызван его вопрос. Возможно, моя реакция его смутила. Я тут же взял себя в руки и вновь встал, отрицательно покачав головой.

– Ясно, ну теперь уже я могу вам сообщить, что обергруппенфюрер Эйке регулярно справлялся, как обстоят ваши дела на службе, собственно, он же и инициировал ваш переход в Инспекцию, зарубив ваше прошение о переводе в его боевую дивизию. Чем, думаю, и спас вам жизнь, учитывая огромные потери «Тотенкопф».

Я не хотел откровенничать с Зоммером, но он продолжал пристально вглядываться в мое лицо, словно ожидал дальнейших объяснений.

– Обергруппенфюрер Эйке был старым товарищем моего отца, они служили вместе в мировую.

Я посчитал, что этого будет достаточно, судя по всему, Зоммер решил так же. Посмотрев на мой стол, он тут же перевел тему:

– Читаете?

Из-под бумажных завалов он извлек потрепанную книгу Хаксли. Я уже и забыл про нее. В последнее время было не до чтения.

– Когда выдается свободная минутка, пробегаю глазами. Помогает отвлечься, – лаконично ответил я.

– Рекомендую быть поосторожнее с подобным чтивом.

Я не понял, шутил Зоммер или говорил всерьез, и вопросительно глянул на него.

– Олдос Хаксли был в списках гестапо на случай захвата Англии. Если мне не изменяет память, там также фигурировали Пристли, Вулф, Уэллс, Шоу, хотя… – Он задумчиво поднял глаза к потолку. – Нет, Бернарда Шоу там, кажется, не было, запамятовал… – Он улыбнулся. – А вот Хаксли точно был. Хотя, стоит признать, список этот не более чем развлекательное чтиво на ночь – в числе самых опасных организаций вместе с масонской ложей и еврейскими заведениями там значилась детская организация бойскаутов как источник информации английской разведки. Я всегда говорил, у них там в контрразведке не у всех в порядке с головой.

– Списки? – рассеянно произнес я, продолжая думать о папаше Эйке.

– Сразу же после захвата Англии там должны были действовать наши айнзацгруппы. В первую очередь им надлежало арестовать тех, кто фигурировал в этих списках. Жаль, конечно, что не дожали тогда… – Он сделал ударение на последнем слове, подразумевая, что рано или поздно это все же случится. – Сейчас бы ресурсы Англии нам пригодились. Эта война на два фронта…

Он задумчиво посмотрел в окно за моей спиной.

– Пока нам есть где их черпать, – осторожно произнес я, имея в виду Польшу.

Усердный Франк выкачивал оттуда неимоверное количество ресурсов, и в первую очередь продовольствия. Я подозревал, что если он умудрится полностью выполнить продовольственную программу и в этом году, то Варшава с пригородами изрядно похудеет. Проще говоря, у них случится настоящий голод. И я готов был поставить на то, что Франк выполнит эту норму, несмотря ни на что.

– Но, боюсь, еще пара лет, и Польшу можно будет отправлять в утиль, – все так же осторожно добавил я, продолжая внимательно следить за настроением Зоммера, – ее экономика уже уничтожена, хозяйства разорены, учебные заведения прикрыты. Можно сказать, мы откатили ее до времен Средневековья.

– И это грамотный шаг, фон Тилл, поскольку любое возрождение кроется в интеллигенции. Франк ловко пресекает любой ее рост – и правильно делает. Самый опасный враг – человек образованный, именно он подпитывает бесполезную сопротивляемость местных масс. Убирая этот наиболее стойкий и сознательный элемент, вместе с тем Франк проводит и грамотную политику раскола: вслух он говорит лишь об устранении руководящего слоя, того самого, которого любой народ во все времена терпеть не мог. Насколько я знаю, время от времени его полиция даже проводит демонстративные акции по защите польских работяг и крестьян от местных же нуворишей. Но в вопросе просвещения он тверд и непреклонен – полное отсутствие доступа к образованию, тем более к высшему. Для всех! И в этом, повторюсь, Франк умен, не мудр, но умен, этого у него не отобрать. Но вы только подумайте, – покачал головой Зоммер, – несмотря на все запрещения, они организовывают на своих квартирах подпольные школы и университеты и умудряются проходить целые курсы по изящному искусству, медицинские программы, математические, инженерные. Читают лекции по истории, философии, литературе, архитектуре и праву. По праву! В Варшаве накрыли курс лекций даже по теологии. На кой черт им сейчас теология? – произнес он без злобы, но в искреннем удивлении, и снова сокрушенно покачал головой. – Нет, наш долг в полной мере лишить их науки и образования, а главное – их же собственное спокойствие по этому поводу. Тут основное – не позволять умникам оставлять после себя потомства, и уже через несколько поколений мы получим то, что надо. Рабам не нужно иметь мыслительный навык, он пробуждает в них чувство собственного достоинства, знаете ли, – продолжал философски рассуждать Зоммер. – В их головах должна господствовать единственная мысль: где добыть пропитание. Еще лучше, если они не будут уметь даже читать. Все это касается и русских – те, кто уже на нижнем культурном уровне, должны на нем и остаться, те, кому посчастливилось ухватить крупицу образования, должны быть низведены до нуля. Научатся считать до сотни и писать свое имя – на немецком, безусловно, – уже хорошо. Но никакой мыслительной нагрузки, никаких печатных изданий, никаких университетов – откат постепенный, но неизбежный. Умственная и духовная первобытность, если угодно, отсутствие всякой критической мысли. И тогда они будут самыми счастливыми существами на земле, вот увидите, фон Тилл. Впрочем, их народец привык к подобному. Видите ли, я ведь интересовался их историей. Был у них некий Победоносцев, правовед, при царях крутился, нескольких наследников империи выучил. Он говорил, что все их беды кроются в образовании: если обучать народец грамоте, то он думать начинает и воду мутить, против власти идти, а потому ратовал за обучение одному только Закону Божьему. Но, – Зоммер поднял указательный палец, – и тут нужно действовать с умом. Вера – она, к сожалению, объединяет, а нам, безусловно, следует этого избегать. Но если изолировать их области друг от друга и попытаться навязать в каждой свое верование, то это может привести к потрясающему эффекту. Нет ничего более разобщающего, чем религиозные воззрения, это известный факт. В каждой области мы создадим различные церкви и секты. Через пару поколений у них будут кардинально разные представления о боге, равно как и о собственной истории. Каждая деревня будет поклоняться отдельному божеству и иметь свое собственное прошлое. Если нам не хватит культур, будем заимствовать у дикарей их магическую ересь вплоть до вуду и худу. Слышали? Единственное, что будет объединять божеств, – то, что всякий бог велит слушать слово немца и исполнять то слово. Только представьте, сколь легко будет управлять этой огромной территорией, разбив ее на религиозно и исторически разобщенные сектора. А разобщенные славянские орды – значит, слабые славянские орды.