Чертог Белой Ночи - Мария Казанцева

и тут чары уже не давали восстановить точный образ. А дальше его накрыла бездна потерянной памяти. Он оказался неправ. Все было стерто начисто. Рейн всего несколько раз был в измененных сознаниях, и во всех случаях ему было за что зацепиться, но здесь почти двадцать лет из памяти вычистили стерильно. Один-единственный день, вопреки логике, маячил как волшебный остров в океане. Там были праздник, радость и беспечность, окруженные сплошной пучиной тьмы.

Он отпустил ее, и перед глазами показались два бархатных омута. Сквозь них в его сознание прорвалась реальность так быстро, как падает занавес в конце спектакля. Перед его полотном мир снова начал складываться по кусочкам, но уже без малейшей надежды оказаться прежним.

– Твои коровьи глаза говорят мне, что со связью я разделался раз и навсегда, – произнес он, наблюдая, как изменился ее взгляд.

– Тебе не стоит переживать, – она ехидно прищурилась. – Я сдержусь, чтобы не наброситься на первого встречного.

– За тобой все равно придется приглядывать. Голод и так плохо влияет на вкусы, но в паре с твоей неразборчивостью… – Он покачал головой, изображая, что впечатление от ее сознания до сих пор не отпускает его.

– Разумеется, я сильнее всего переживала, что ты будешь скучать в моей голове, и счастлива, что этого не произошло, но, раз уж ты там побывал, может, заодно расскажешь, что узнал насчет моей потерянной памяти?

– Забудь о ней.

– Паршивый каламбур.

– Я серьезно. Те, кто работает с сознанием, иногда возвращают людям забытые жизни из чека под чашкой кофе, но у тебя все вычистили так, что не за что и зацепиться. Остался один небольшой фрагмент со Дня города, и я скажу тебе, что разговоры у вас с братом бестолковее некуда.

– Мое имя настоящее, – проговорила она, опуская лицо в ладони, и с силой провела руками по голове, медленно убирая волосы назад. – Нужно проветрить голову. Здесь почти нечем дышать, а сидеть неподвижно несколько часов на полу – почти пытка.

– Мне тоже было несладко. Я выяснил, что на самом деле еще больший козел, чем думал.

Это неожиданное признание заставило ее улыбнуться. Она мягко и уверенно коснулась его руки, а в глазах показалась жалость и ее старшая сестра – доброта. Сразу захотелось сделать что-нибудь жуткое.

Когда они, уже вернувшись в город, шли по набережной Мойки у Банковского моста, Яра вдруг остановилась и заговорила:

– Я теперь так отчетливо вижу тот день в Чертоге Ночи. Помню, каким он был до разрушения. – Ее взгляд уходил вдаль вместе с изгибами реки, у которой они остановились. – Знаешь, Квартал Грифонов со своим волшебным базаром и Цитадель – это фантастика, но Чертог Ночи – это тайна, которая скрывается за поворотом в тихий двор, та самая магия, которую можно обрести, только открыв. Мы с братом зашли через один из скрытых проходов, потому что он решил, что так будет интереснее. Совершенно невероятное чувство, когда делаешь это впервые. Ты не видишь проход, не можешь до него дотронуться, но будто улавливаешь что-то невидимое. Оно как бы развевается на ветру, а ты чувствуешь его манящее дыхание, уже слышишь, что по другую сторону кипит жизнь. Теперь я понимаю, почему ты решил остаться в Чертоге, – добавила она, повернувшись к нему. – Я бы и сама хотела жить в подобном месте.

Рейн облокотился на чугунный парапет. Где-то внизу, в темноте, вода плескалась о береговой гранит реки.

– Чертог называли волшебной изнанкой Петербурга, потому что площадь Ребеля, или Пяти Мостов, находилась прямо под Пятью углами.

– Через какой проход ты впервые спустился туда? – поинтересовалась она.

– Он раньше был прямо в одной из арок нашего дома на Каменноостровском. Сворачиваешь с проспекта, а тебя и след простыл. – Рейн пожал плечами и спросил: – Как насчет перекусить? – Он поглядел по сторонам, словно по запаху пытался понять, где лучше кормят.

– Только если угощаешь ты, – кивнула она.

Они поели в индийском ресторане, который ему расхваливала Эка. Точнее, поел он, а Яра скорее изо всех сил старалась, но, когда дело дошло до десерта, их позиции поменялись ровно наоборот. Что-то в виде птичьего гнезда из муки, творога и сахара с названием, которое он даже не стал бы пытаться произнести вслух, вытеснило из нее то задумчивое настроение, с которым она поднялась из Чертога.

Недолго наблюдая за ней, Рейн обратил внимание, что она ощутимо менялась прямо на глазах, будто читала инструкцию к своим женским чарам, которую только что нашла в заднем кармане джинсов. Ее простое и приятное лицо охватывали по-настоящему красивые эмоции. Когда она улыбалась, эта улыбка, казалось, была выточена высококлассным ювелиром и продумана до мельчайших деталей: она слегка обнажала ровные зубы, рисовала сердцевидные щечки на месте мягких скул с едва различимыми ямочками, которые капризничали и показывались, только если она смеялась особенно сильно. Яра гримасничала, и была обворожительна, отправляла насмешливые взгляды, и никто не смог бы обидеться на нее за них, потому что даже в этом она была очаровательна.

С самого начала она казалась своей, но сейчас, когда Рейн узнал о ней все, он понял, что из живущей по соседству она превратилась в пугающе близкую, а еще – что совершенно не скучал по ее прямому взгляду, потому что теперь едва мог досчитать до трех, прежде чем она, моргнув, слегка отвернется. Эта игра была куда интереснее.

– Как ощущения? – поинтересовался он, быстро сворачивая дрейф своих глаз и цепляясь за ее скользящий взгляд.

– Ужасно, если честно, – шепотом призналась она. – Я уже забыла, что бывает так приятно и страшно одновременно.

– Это два разных чувства или одно? – с подозрением уточнил он. – Потому что в приятном волнении нет ничего ужасного.

– Похоже, мне снова во многом придется разобраться, – Яра смешно сморщила нос, – но для начала я найду куда переехать, – серьезно добавила она. – И знаешь, я хочу поговорить с Максом и все ему объяснить насчет чар.

– Я так и знал, что другой благодарности от тебя мне не светит, – Рейн покачал головой.

Она посмотрела на него, чуть приподняв широкие брови:

– Мне и так пришлось слишком долго обманывать Макса.

– Давай не будем рассказывать все, – с тающей надеждой в голосе предложил он. – Например, умолчим, что спускались в Чертог и что это я помог, а то мало ли – он решит поблагодарить меня лично или, еще хуже, в письменном виде?

– Ты спас меня от бандитов и развеял чары. Макс все поймет, – она старалась, чтобы голос звучал увереннее, но выходило плохо.

– Ты решила и это выложить? – недоумевал Рейн. – Если хочешь от меня избавиться, просто скажи.

– Худшее, что тебя ждет, – это то, что твой брат начнет смотреть на тебя совершенно иначе, – убеждала его она.

– Не нужно на меня иначе смотреть!

– Ты думал, как ему тяжело