Сто суток войны - Константин Симонов

К тому времени, когда было принято решение об эвакуации, Одессу обороняло больше войск, чем в 20-х числах августа, и оборона ее была устойчивее, чем когда бы то ни было. Вопрос об эвакуации был решен в связи с общей обстановкой на всем Южном фронте, где немцы захватили к этому времени Мариуполь и начали бои за Крым.

Информбюро сообщило об эвакуации Одессы на следующий же день после того, как она закончилась, в вечернем сообщении 17 октября 1941 года:

«Организованная командованием Красной Армии в течение последних восьми дней эвакуация советских войск из Одессы закончилась в срок и в полном порядке. Войска, выполнив свою задачу в районе Одессы, были переброшены нашим морским флотом на другие участки фронта в образцовом порядке и без каких-либо потерь. Распространяемые немецким радио слухи, что советские войска вынуждены эвакуироваться из Одессы под напором немецко-румынских войск, лишены всякого основания. На самом деле эвакуация советских войск из района Одессы была проведена по решению Верховного командования Красной Армии по стратегическим соображениям и без давления со стороны немецко-румынских войск».

Хорошо помню, как, находясь в это время далеко на Севере, на Мурманском участке фронта, я с некоторым сомнением читал тогда это сообщение. На фоне трагических событий, происходивших под Москвой, о которых все только и думали, оно выглядело подчеркнуто оптимистическим и в него не до конца верилось. Но на самом деле как раз в этом сообщении все было абсолютной правдой, от первого до последнего слова.

75 «…пришел… новый командир полка — бывший начальник разведки дивизии капитан Ковтун, немолодой, грузный…»

Капитан Андрей Игнатьевич Ковтун-Станкевич был тогда для своего капитанского звания действительно немолод, ему шел уже сорок второй год. Казак по происхождению, он вступил в Красную Армию в 1918 году и прослужил в ней до 1927 года. Демобилизовавшись, работал директором совхоза, директором МТС и секретарем райкома партии и снова был призван в армию уже перед войной, в 1940 году. В период обороны Севастополя Ковтун исполнял обязанности начальника оперативного отдела Приморской армии[2]. Впоследствии под Будапештом командовал 297-й дивизией и закончил войну И мая 1945 года возле городе Чешские Будейовицы боем с частями 2-й власовской дивизии, пытавшимися прорваться за демаркационную линию к американцам. После этого Ковтун успел побывать на Дальнем Востоке и уже в генеральском звании был назначен первым комендантом Мукдена. Вот куда ровно через четыре года, в августе 1945 года, забросила судьба того капитана, который в августе 1941 года вступил в должность командира 287-го полка вместо подполковника Султан-Галиева, тяжело раненного перед нашим приездом в полк.

76 «…когда мы встретились с Балашовым, он был уже три раза легко ранен. Положение под Одессой было тяжелое, и, честно говоря, я не думал, что еще когда-нибудь встречу его живым и здоровым»

Прежде чем рассказать о судьбе комиссара 287-го полка Никиты Алексеевича Балашова, хочу привести несколько выдержек из оперативных документов тех августовских дней, дающих представление о том, как воевал этот полк и какой вообще была обстановка под Одессой.

23 августа 1941 года.

«На участке 287-го полка противник ввел в действие до батальона, но, потерпев неудачу, ввел резервы до полка. Атака была отбита с большими потерями для противника. Противник частями 21-й пехотной дивизии и 1-й гвардейской дивизии в течение дня продолжал атаковывать 287-й полк. Но, встретив упорное сопротивление полка, перенес свои атаки по флангам. К исходу дня противник, введя свежие силы, овладел северной окраиной Петерсталь. В бою тяжело ранен командир 287-го стрелкового полка подполковник Султан-Галиев. На его место назначен капитан Ковтун-Станкевич. В 21.00 287-й стрелковый полк контратакой уничтожил до батальона пехоты, прорвавшего передний край в направлении хутора Красный Переселенец, восстановил передний край и продолжает удерживать прежний рубеж».

24 августа 1941 года:

«Противник с 8.00, имея перед собой обнаженный левый фланг 287-го полка, повел наступление, но под воздействием контратак полка бежал. Части 21-й пехотной и 1-й гвардейской дивизий, неся большие потери, продолжают атаковывать передний край обороны. Но, встретив упорное сопротивление, откатываются назад. 287-й стрелковый полк, отразив четыре атаки противника, восстановил передний край. Не восстановлено пятьсот метров. Переход части 287-го полка в контратаку был полной неожиданностью для противника. Полк, ведя ожесточенный бой с противником, контратаками восстановил положение своего левого фланга. Занимает прежнее положение».

25 августа 1941 года:

«287-й стрелковый полк, отразив в 10.00 атаку противника и нанеся ему поражение, вновь перешел сам в 14.30 в контратаку на высоте 63/3 и занял ее. 31-й стрелковый полк, усиленный третьим кавалерийским полком, отошел, продолжая все более обнажать фланг 287-го стрелкового полка. Противник продолжает атаковывать передний край обороны дивизии, но, встретив упорное сопротивление батальона НКВД и отряда моряков и неоднократные контратаки 287-го стрелкового полка, бросает свои силы на 31-й стрелковый полк, где имеет частичный успех. 287-й полк храбро и мужественно отражает многочисленные атаки врага. В бой были брошены все резервы: разведвзвод, саперная рота, химвзвод».

26 августа 1941 года:

«С утра противник вновь начал непрерывные атаки переднего края обороны, особенно на левом фланге 287-го стрелкового полка. 287-й стрелковый полк в течение всего дня отражал атаку за атакой, переходя сам в контратаки. Всего в течение дня отбито четыре атаки, каждая силой до полутора полков».

Так выглядят действия 287-го полка по документам 25-й Чапаевской дивизии, ее «Журналу боевых действий» и оперативным сводкам.

А вот как выглядит общая обстановка по документам штаба Приморской армии:

«24. VIII. Противник, сосредоточив восемь дивизий, ведет наступление по всему фронту, нанося главный удар в направлении хуторов Вакаржаны и Красный Переселенец. Наши части в последние дни несут большие людские и материальные потери. В некоторых батальонах осталось по 80—100 человек. 23.VIII тяжело ранены командиры: 136-го полка Матусевич, 287-го — Султан-Галиев, 161-го — Серебров, 90-го — Соколов, легко ранен командир 241-го полка Новиков, тяжело ранены все командиры батальонов 161-го полка. Для смягчения напряженного положения на фронте необходима хотя бы одна кадровая стрелковая дивизия, что дало бы возможность создать минимальный резерв…

В связи с наметившимся главным ударом противника командование разрешило командиру 25-й стрелковой дивизии использовать 2-й добровольческой отряд морского флота.

По докладу начальника штаба 25-й дивизии, использованы все резервы до комендантского взвода включительно.

За 24 и 25 августа части армии имели потери: ранеными 1901 человек, всего в одесских госпиталях на 25.VIII находится 5000 раненых…

В 95-й стрелковой дивизии за два дня боев выбыли из строя: командиры всех полков дивизии, начальник штаба дивизии, начальник артснабжения дивизии.

В частях армии ощущается большой недостаток оружия: винтовок, пулеметов, мин, снарядов для 67-мм и 120-мм орудий; личный состав в течение шестнадцати дней ведет непрерывный бой. Резервов нет. Обученные резервы исчерпаны полностью».

Так выглядели эти дни под Одессой, когда 25-я Чапаевская дивизия и в ее составе 287-й стрелковый полк дрались у хуторов Вакаржаны и Красный Переселенец, как раз там, где противник, ведя наступление по всему фронту, наносил свой главный удар.

А теперь — о самом Балашове. Судя по всем сохранившимся документам, связанным с его именем, это был человек замечательных личных качеств. Несмотря на краткость нашей встречи, старший политрук Балашов, подобно полковнику Кутепову, на многие годы сохранился в моей памяти как один из тех комиссаров сорок первого года, которые действительно были душою своих полков и дивизий. То есть соответствовали своим комиссарским должностям в самом высшем и самом глубоком смысле.

Потом, в ходе войны, я, случалось, справедливо или несправедливо внутренне соизмерял запомнившийся мне облик Балашова с обликом других встреченных мною людей, и люди, казавшиеся мне похожими на него, были для меня хороши уже одним этим.

Балашов родился в 1907 году в Егорьевском районе Московской области. Его отец был плотником, мать — крестьянкой. Пойдя в 1932 году в армию по партийной мобилизации, Балашов сначала был политруком эскадрона, а потом учился на курсах усовершенствования политсостава в Москве. Оттуда, видно, и пошли те его литературные знакомства, о которых он мне говорил ночью под Одессой. В одной из сохранившихся в его личном деле анкет он сообщает, что трижды подвергался партийным взысканиям: в 1932 году — за утерю партийного билета, в 1934 году — за антипартийный поступок, выразившийся в том, что, учась в Москве на курсах усовершенствования «и будучи парторгом группы, допустил, что слушатели рисовали на портрете товарища Сталина ромбы, а я мер не принял». Третий выговор имел в 1935 году, служа в кавалерийском полку, за то, что, «будучи политруком полковой школы, не знал об имевшем место проявлении антисемитизма со стороны одного красноармейца по отношению к другому».