Сто суток войны - Константин Симонов

Итак, Штеменко заканчивает эту страницу своих воспоминаний тем, как Петрова назначили командующим Четвертым Украинским фронтом.

А мне довелось присутствовать при том, как в марте 1945 года Петрова с оскорбительной поспешностью, абсолютно неожиданно для него самого и для работников его штаба, сняли с командования фронтом. В данном случае, как непосредственный свидетель событий, могу утверждать, что к этому моменту на фронте, которым он командовал, не только не произошло никакой внезапной катастрофы, но и ничего, даже отдаленного похожего на нее.

Причина происшедшего мне так и осталась неизвестной. Может быть, некоторый свет на это может пролить одно, опять-таки странное для нормальной человеческой логики обстоятельство, о котором мне напомнили мемуары Штеменко. Дело в том, что именно Мехлис, который, по словам Штеменко, добивался снятия Петрова со Второго Белорусского фронта, был назначен Сталиным опять-таки членом Военного Совета все к тому же Петрову на Четвертый Украинский фронт и остался там после того, как Петров был снят.

Мне остается, заканчивая этот не по моей вине несколько странный рассказ, сослаться на воспоминания маршала Конева. Едва успев снять Петрова с Четвертого Украинского фронта, Сталин предложил Коневу: не согласится ли тот взять этого только что снятого командующего начальником штаба Первого Украинского фронта. Конев охотно согласился, и Петров буквально накануне Берлинской операции стал начальником штаба Первого Украинского фронта, который по своей мощи и количеству войск превосходил Четвертый Украинский фронт по крайней мере в четыре-пять раз.

Вспоминая всю эту чехарду назначений и снятий Петрова, невольно думаешь, что хорошо всем нам известной железной воле отнюдь не всегда сопутствовала железная логика.

Командующим сухопутными войсками в Одессе Петров был назначен за одиннадцать дней до ее эвакуации.

5 октября 1941 года. Передо мной лежит документ, извещающий об этом командиров и комиссаров дивизий. «С сего числа в командование войсками Приморской группы вступил генерал-майор Петров. Генерал-майор Софронов по болезни направлен на лечение. Жуков. Азаров».

У меня сохранились стенограммы записанных в 1950 году бесед с Петровым. Петров с уважением отзывался о командующем Одесским оборонительным районом адмирале Жукове, который еще в бытность Петрова командиром дивизии неоднократно приезжал к нему на передовую в самые тяжелые дни боев.

В своих положительных оценках мужественного поведения контр-адмирала Жукова Петров не одинок. Об этом свидетельствуют многие другие воспоминания участников боев за Одессу.

Петров принял командование Приморской армией, когда вопрос об эвакуации Одессы был не только принципиально решен, но и одна из дивизий, находившихся в Одессе, уже закончила свою эвакуацию. Вопрос стоял лишь о том, в какие сроки и как именно эвакуировать оставшиеся в городе войска.

В «Отчете Черноморского флота по обороне Одессы» говорится, что план отхода войск из Одессы имел два варианта. В документе, отправленном в штаб Черноморского флота 4 октября, накануне назначения Петрова, предполагалась перевозка тылов и техники к 12–13 октября, перевозка остальных частей оборонительного района — к 17–18 октября, и уход частей прикрытия — к 19–20 октября.

Идея эвакуации Одессы по второму варианту, заключавшемуся, как написано в «Отчете по обороне Одессы», в том, чтобы эвакуировать войска «скрытно и внезапно для противника с непосредственно занимаемых рубежей обороны и одновременно в ночь с 15 на 16 октября», была выдвинута позже, уже после того, как Петров вступил в командование войсками Приморской армии.

Существуют и опубликованы в печати разные мнения относительного того, кто именно выдвинул эту идею — командование Одесского оборонительного района или командование Приморской армией. На мой взгляд, основанный на изучении ряда документов, это правильное и увенчавшееся блестящим успехом решение было принято потому, что в конце концов на нем сошлись все. Но при этом факт остается фактом: до вступления Петрова в должность командующего Приморской армией продолжал еще выдвигаться первый, отвергнутый, вариант, а после его вступления в эту должность был утвержден второй, окончательный. Никак не приуменьшая роли всех других лиц, принимавших участие в выработке этого решения, я думаю, однако, что Петров, как вновь назначенный командующий войсками, которым предстояло эвакуироваться, сыграл в принятии этого дерзкого решения на эвакуацию отнюдь не последнюю роль. Тем более что именно такое решение соответствовало духу этого человека.

Хочу привести одну запись из упомянутых уже мною бесед с Петровым. Это не правленная Петровым стенограмма, и в ней возможны неточности, но, на мой взгляд, она передает запах времени и дает представление об атмосфере, в которой проходила внезапная и скрытная эвакуация Одессы.

«Стояла темнота. Все уже были готовы. Только солнце село, полки сразу, по сигналу, снялись и пошли. Оставили на участках каждого батальона по взводу от роты. Им было приказано три часа сидеть, а спустя три часа уходить в порт. В величайшем порядке и спокойствии части вошли в порт. Каждая пришла к своему кораблю, к своей пристани. Морской частью эвакуации командовал адмирал Кулешов. Штаб Одесского оборонительного района переехал на крейсер „Червонная Украина“, штаб армии перебрался туда же. Остались Крылов, Кулешов и я. В последний момент пришли двенадцать немецких самолетов и бомбили порт. Пакгаузы горят, в гавани полусвет. Погрузка идет при мерцающем зареве пожара. Самолеты кладут бомбы по этим пожарам, по порту, по сооружениям, а не по кораблям. Мы заехали на КП моряков в самом порту. Адмирал Кулешов подошел к нам и сказал: „Товарищ командующий, разрешите пригласить вас и сопровождавшихся вас лиц поужинать“. Входим на КП к Кулешову. У него накрыт стол человек на двадцать пять, стоит вино и закуска. Мы накоротке выпили, закусили вместе со всеми офицерами и нашими шоферами. В половине четвертого Крылов, Кулешов и я проехали вдоль причалов. На пристанях оставалось только несколько подрывных команд. Кораблям было уже приказано отойти на рейд. Мы сели на катера. Была подана команда взорвать мол. И вот рвануло Воронцовский мол. Туда было заложено шесть тонн тола. Пристани взлетели на воздух. Стало совсем светло. Мы проходили на катере мимо подорванного Воронцовского мола. Эскадра стояла на рейде и уже трогалась в путь. Корабли были видны до самого горизонта. В этот момент началась бомбежка эскадры, головная часть которой уже ушла на семьдесят километров от Одессы. Бомбили, но не попадали. Им удалось потопить только одно небольшое судно „Большевик“, а все остальные благополучно пришли в Севастополь…»

А вот документ, как бы завершающий эту страницу воспоминаний Петрова. «Командующему Одесским оборонительным районом контр-адмиралу товарищу Жукову. Доношу: в ночь с 15 на 16 сего октября произведена эвакуация войск Приморской армии. Вывод войск с фронта и посадка на суда проведена в последовательности и в сроки, предусмотренные планом вывода и эвакуации войск. Войсковые части, производившие посадку в Одесском порту, личный состав погрузили полностью, за исключением случайно отставших людей. Материальная часть артиллерии эвакуирована в количестве, превышающем предварительно намеченное по плану. 17.Х-41. Петров. Кузнецов».

Впереди были Крым и девятимесячные бои за Севастополь…

Там, в Крыму, в трагическом положении, в котором оказались части Приморской армии, не успевшие подойти на помощь нашим войскам, оборонявшимся на Перекопе, и атакованные прорвавшимися немцами посреди голых Крымских степей, Петров на свой страх и риск принял решение, сыгравшее большую роль в последующей обороне Севастополя. Не имея ни приказов сверху, ни связи, он вынужден был решать, как быть: уходить ли частям Приморской армии на Керчь и оттуда на Кавказ или идти к Севастополю. И после короткого военного совета, на котором большинство голосов было подано за Севастополь, пошел с армией к Севастополю…

78 «Бочаров… стал говорить об Иране, что едва ли там будет что-нибудь интересное, и отдаленно намекать, что наш отъезд туда из Одессы будет некрасиво выглядеть»

Со странным чувством я перечитывал вместе с Халипом эти строки, связанные с моим и его внезапным намерением лопасть в наши войска в Иран. У меня даже был соблазн вычеркнуть в записках эту историю, свидетельствующую о некоторой легкости в наших мыслях.

Высказанные там соображения насчет того, что мы не могли отправлять свои материалы из Одессы в Москву на перекладных через третьи руки, были верны и впоследствии оправдались. Но справедливо сейчас, через двадцать пять лет, сказать и другое: если бы не эта вдруг возникшая идея командировки в Иран, мы, очевидно, пробыли бы в Одессе еще несколько дней, собрали больше материала, и, вернувшись из Одессы, я послал бы в Москву что-то более серьезное, чем мои наспех написанные одесские очерки, появившиеся в «Красной звезде».