Пеший камикадзе, или Уцелевший - Захарий Калашников

ахуеть! — сказал Сергей. — Для чего?

— Демонстрация абсолютной жестокости, — пояснил Михалыч.

— А что с барыгой? — спросил Егор.

— Его взорвали, — равнодушно и без подробностей добавил он.

— Хорошо, — сказал Егор. — Иначе, пришлось бы всё бросить здесь и поехать в Смоленск, закончить дело!

— Не волнуйся, всё сделали как ты любишь! — подыграл он Егору, зная, что тот говорил несерьёзно. — В отряде были неплохие сапёры! Безусловно, не такие как ты!

С трагической историей наконец было кончено, с вопросом о военной службе старинного друга — тоже. Всё вроде бы в биографии Михалыча встало на свои места. Никаких пробелов, никаких белых пятен. Кроме одного. Но — до него Егор ещё не добрался.

— Ты так и не женился? — спросил Бис, положившись на интуицию.

Михалыч выглядел также, как и Егор — собственно, как и многие — не очень ухоженным, но не потому, как могло показаться — хотя и это тоже, что в зоне боевых действий не хватало воды и мыла или потому что на это нет столько времени как обычно, а потому, что утверждают, будто по мужику видно, когда он без женщины. Теперь Егор знал точно, как это выглядит со стороны.

— Почему же? Женился! — важно заявил Михалыч. — Жили, правда, не долго. Не повезло как тебе! Твоя женщина оказалась сильней и смелее, смогла вытерпеть все испытания какие ей отвела жизнь с офицером — спецназовцем… Моя — так не смогла.

— Дети есть? — спросил Егор снова.

— Сын. Санька. А у тебя уже тогда, помню, был ребёнок? Сын, кажется?

— Сын, — гордо произнёс Егор, — Матвей.

— Точно! Матвей… — оживился Михалыч. — Выкладывай, в чём секрет — как можно жить вместе так долго?

— Уже нет… — Признался Бис.

— Ты посмотри, что происходит, а? — словно спичка вспыхнул Михалыч. — Никому не удаётся удержать семью, а, Егор? Куда мы катимся, брат?

— А это станет ясно, когда поймем, что нас здесь держит, Олег…

— Всё правильно! Всё правильно… — повторил он, за четыре слова растратив восторг. — Не удержит в этой жизни то, чего нет. В этой жизни может удержать только то, чем дорожишь. Если этого нет и уже не вернуть, тогда и не удержишь, — грустно сказал Михалыч. — Раньше нас спасало братство; тебя — семья и братство. Если ты разуверился в братстве, у тебя оставалась семья. Если не остаётся и её, держаться не за что. «Я — дерево без корней», — помню, причитал один старик в Сенаки, стоя на коленях рядом с телом мёртвой жены на руинах разрушенного дома от огня нашей доблестной авиации… или артиллерии… Мне жаль, Егор, очень жаль…

— Мне тоже, — согласился он.

Егор вдруг вспомнил с какими мыслями покидал дом, как он закрыл ключом дверь и выбросил его в ливнёвку, прекрасно понимая, что ждёт его и уже ничего не планировал дальше, чем должно было «это» случиться. С того момента, когда ключи оказались на дне канализации, он уже не принадлежал к тем людям, которые строили планы или о чём — то мечтали. Думать о том, что в другой раз появишься в квартире уже в гробу, чтобы с тобой простились близкие — то ещё занятие.

— Не помешаю? — в кухню вошёл Медведчук, заполнив собой помещение без остатка.

— Нет, конечно, — сказал Егор.

Он представил Игорю нового гостя и, опустив на стол стакан, который держал в руке, дотянулся до чистого, поставив его перед Игорем.

— Сергей, будь другом, — обратился Игорь к гостю, — щёлкни чайник.

Он опустился на стул, заглянул в пустой стакан — так, для проформы и, не имея в характере привычки ходить вокруг и около, спросил:

— А что за задача у вас здесь?

— Какая у нас задача? — произнёс Михалыч, хитро прищурив один глаз, как поступают, подбирая подходящую ложь для ответа. — Наша задача сделать всё так, чтобы не вызвать международный скандал! — улыбнулся он.

— Звучит интригующе, — сказал Игорь. — Мне нравятся интриги! — подыграл он, чем сильно удивил Егора, обратившего на него вопросительный взгляд.

— А мне, если честно — международные скандалы! — признался Михалыч. — Но, если серьёзно — задача у нас одна, — доверительно оглядел он присутствующих, — тут нет секрета! «Возвращение в родную гавань», слышали? Сценарий тот же: что в Крыму, что на Донбассе!

— Ну, тогда он не сработал, разве нет? — спросил Игорь. — Может есть резервный, о котором мы не знаем? Интересно узнать, какой он у России для Донбасса, если это, как ты говоришь, не секрет?

— Не секрет, — подтвердил Михалыч. — Я же сказал: возвращение в родную гавань! При помощи «вежливой силы». Это концептуально новая структура для России, как и «Русский мир». Она мягче, чем «мягкая сила», невидимей, чем культурный империализм, которые вовсю подвержены критике… гибче в управлении, никакой бюрократии… Сразу извините, если кого обижу, профессиональнее и боеспособнее чем регулярная армия, и самый важный аспект — её потери не учитываются в официальных отчётах правительства, для них это информационный бронежилет.

По лицам было видно, и Михалыч отметил это в очередной раз, что понятнее никому не стало.

— Чего ты как начальник разведки на особом совещании заговорил? — сказал Егор. — Здесь все свои. Докладываешься, будто перед Крышевским… — припомнил Егор начальника штаба бригады, под чьим управлением вместе служили.

— Нет его больше… Крышевского…

— Как — нет?

— А так! Помер он, у людей это обычное дело! Особенно у нас — людей ДСП.

— Что значит ДСП? — спросил Сергей, стеснительно.

— Для служебного пользования, — расшифровал Бис.

— Вот, им и воспользовались, — добавил Михалыч, — как собственно всеми нами… В Ингушетии — подорвался на МОНке.

— Жаль, отличный был мужик… — холодно сказал Егор с интонацией, с какой обычно говорят люди, которым совершенно безразлично. Но в действительности это было не так. Егор всегда считал Крышевского исключительным и безупречным человеком и офицером, с которым ему когда — либо приходилось сталкиваться в своей жизни. А вот сына его, унаследовавшего и рост и стать, идущего по стопам отца и вбежавшего семимильными шагами по карьерной лестнице чуть ли не до самого верха, минуя низшие офицерские должности благодаря отцу, считал откровенным дерьмом. Виной всему было хорошее материнское воспитание, а если откровенно — отсутствие отцовского: его частое отсутствие дома, дефицит мудрого отцовского напутствия и чувства отцовской руки на плече, а временами и увесистого отцовского подзатыльника. Служил он в дивизии Дзержинского и до Егора доходили нехорошие слухи о нём. Или хорошие — тут как смотреть. Откуда Егор знал про подзатыльник? Однажды, довелось испытать на себе во время штурма Грозного.

— Выходит, ваши здесь не для военной поддержки? — спросил Медведчук Михалыча.

— Почему же, и военной в том числе.

— Так кто