Вектор: Послесловие - Никита Владимирович Чирков

Знаешь то чувство, когда весь мир, кажется, пытается отнять твое пространство? Словно с каждой секундой ты все меньше и меньше, и кажется, что вот-вот пропадешь, оставшись лишь невидимым наблюдателем мира, к которому более не принадлежишь? Что-то близкое стало пробиваться последнее время. Я же лишь марионетка в чужих руках — тупо исполняю приказы, что не так плохо, но несправедливо, что мне не дают раскрыть потенциал. И вот я, как зверь в клетке, сижу в стерильной зоне комфорта. Так вот, мне намного проще будет знать, что я сделал все ради вас. Страх того, что я могу просто умереть, даже во сне, между прочим, так и не оставив последнего слова для будущего, – это пугает на самом деле. Хочется закрепить мысли и чувства, как некую страховку. Кое-что еще произошло, из-за чего рождаются нынешние идеи, — но про это пока не разрешили распространяться, а я, как ты уже понимаешь, пока слушаюсь и повинуюсь.

Девочки мои, Тоня и Таня! Возможно, я был не лучшим отцом, да и не всегда был рядом, но я люблю вас и вашу маму больше всего в этой жизни. Ваше любопытство и способность любить, красоту, азарт, а главное – сочувствие, которое вы унаследовали от кого-то, но не от меня. Я многому хочу у вас научиться, надеюсь, что, когда вернусь, у нас будет шанс наверстать время. Также надеюсь, что вы простите меня за такое долгое отсутствие, — так получилось, у взрослых порой мало выбора, но все эти наши решения направлены лишь на то, чтобы проявить заботу и любовь к вам. Жизнь – очень сложная с одной стороны, но простая с другой, мне трудно передать это словами — я у вас больше работник руками, нежели мыслитель. Но могу точно утверждать одно: когда вы появились, я перестал думать о себе. Возможно, кое-что вы от меня все же приобрели. Я мечтаю увидеть то, как вы вырастете, познаете все лучшее в этой жизни. А мы с мамой поможем пережить худшее, избежать которого почти невозможно, но оно делает еще ценнее все то, что радует и что мы любим, не дав самому важному забыться или уйти из наших рук. Знаю, сейчас вы не все поймете — но у вас вся жизнь впереди, так что это письмо можно будет перечитывать и, надеюсь, познавать что-то новое. Даже если так выйдет, что мы уже не увидимся, то помните и знайте, как сильно я вас люблю и горжусь вами. А в самый трудный момент жизни, коих, к сожалению, будет много, не сдавайтесь и держитесь друг за друга, учитесь прощать не только других, но и себя — это важно. И в любой момент вы можете посмотреть наверх, прямо за небо, в звезды — потому что я буду смотреть на вас оттуда, из космоса, бояться которого стоит не сильнее другого города или страны. Все это – наш единый бесконечный мир, где у каждого есть свое место для счастья, поиск чего – труднейший путь, но и важнейший.

Кристина, выдели этот кусок и дай им, если со мной что-то случится, надеюсь, ты выполнишь просьбу. Я не говорю, что так и будет, – у меня все хорошо, надеюсь вернуться в срок. Не паникуй и не давай маме это читать, а то опять развоется. Я просто хочу сделать этакую страховку, мне так проще. Всех люблю, пиши смело, отвечу, да и сам потом напишу.

52

Отголоски приведших его сюда событий прорываются из небытия, выстраивая перед глазами картинку из неровных и рваных воспоминаний. И если беспорядок в голове превращается в раздражающий кошмар наяву без его ведома, как будто некие третьи силы вынуждают вновь окунуться в безумие, то стоит поддаться странному инстинкту и задать звучащий на языке вопрос: где Атия? Сразу же меняются приоритеты, ставя преграду между прошлым и настоящим.

«Где она?!» – закричал он во все горло с болью и хрипом, в панике бросаясь из стороны в сторону, кидаясь на пустоту вокруг себя, словно зверь. Где она? Почему ее нет рядом?! Жгучее осознание безвозвратной потери провоцировало жестокость к любому, кто подойдет по описанию виновника потери его Атии. Правда, он не знал, кого искать, как и не знал где… Казалось, словно только что она была в его руках, охраняемая от всего зла известного мира, – но вот его пальцы сжимали уже воздух, а отсутствие ее тела напоминало отсутствие части его самого, без которой он не просто не может, а именно не хочет жить. Из глаз текли слезы, все тело было словно чужим, хотелось соскрести с себя кожу из-за непонимания физического состояния, будто бы внутри него есть зверь, желавший вырваться во что бы то ни стало. Эта борьба была всплесками: в один момент он злился и разрушал все вокруг себя, в другой – забивался в угол, мечтая проснуться от страшного сна, где ничего, кроме страдания, не осталось. Но самое страшное случилось чуть позже – он стал забывать ее лицо. Это невозможно, стучит он головой об стену, пытаясь собрать осколки образов в хоть какую-то мало-мальски понятную картину, хоть во что-то, способное не дать ему забыть Атию.

Как же такое может быть, сокрушается он, схватившись за голову и упав на колени. Неужели память дает сбои… неужели он заслужил это?.. Вместе с потерей воспоминаний о ней он лишится и себя. Возможно ли, что такова смерть и есть, думает он, скребясь в запертую дверь, не находя себе места. Неожиданно – а может, так было всегда и лишь сейчас заметил, – он вдруг услышал голоса. Быстро вскочив, начав осматриваться вокруг в поисках источника, его глаза все так же видели одинаковую темноту. Но, пусть и не сразу, он все же принимает факт того, что голоса лишь в его голове. Они говорят ему… говорят многое, большинство из чего понять попросту невозможно. Но это лишь усугубляет состояние, потому что довольно быстро он начинает допускать мысль, что, возможно, она где-то там… находится среди голосов. Вслушиваясь все больше и больше, пытаясь говорить в ответ, безуспешно зовя ее по имени, он инстинктивно забился в угол. Словно услышав все его мольбы и просьбы, самый громкий голос снисходит и напоминает ему то, что было забыто: ее отняли у него. Она ведь была в его руках, он гладил ее волосы и берег от всех угроз, но ее отняли другие люди, забрали от него. Тут он поддается чувству вины: ведь он не смог ее спасти,