Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

на сосне. Самоубийство… А в кармане ее записка с признанием в убийстве Регины из мести за давнюю травму лица… Она выкрикивала разный бред о Регине и своем увечье еще на похоронах Данилы… Есть тому свидетели. И наша Верка-Шмыга полиции бы это подтвердила, и я…

– А записка с признанием? Как бы ты заставил ее написать? Силой мысли, что ли? – хмыкнул презрительно Гектор.

– У меня ее записка есть. – Четвергов вдруг широко, светло и совершенно безумно улыбнулся, вселяя в сердце Кати новую порцию ужаса. – Сонечка собственноручно написала мне из больницы – еще тогда, в нашей юности… после ножниц… Нас к ней врачи не пускали, она передавала мне письма через нянечек. Я все записки сохранил как память. В одной она рассказывает мне свой сон, как она убила Регину, отомстив ей за ножницы… Именно за этой чертовой запиской и веревкой я и заехал домой. Забрал Мармеладку из машины, чтобы быть уверенным, что, пока меня нет, она не очнется и не сбежит. Записка, ее почерк… безумные строки… Суицид больной… Полиция бы закрыла дело. Ну и вы бы волей-неволей отступились. А я бы уехал… далеко. Покинул страну. Понимаете, я не могу позволить себе стать объектом внимания со стороны полиции. У меня много обязательств после смерти моей супруги перед ее братом и очень, очень могущественными людьми.

– Чьи капиталы ты все еще хранишь, как цепной пес, исполняя обязанности Кошелька.

– Я бы их давно сбросил с себя. Эти обязанности – оковы, полковник. Когда умерла жена, я вздохнул с облегчением, честное слово. Но не все так быстро получается в финансовой бюрократии… Сбросил бы, да не могу… И стать фигурантом в уголовном деле об убийстве тоже из-за этого не могу. Я после ареста в камере и дня не проживу, сам понимаешь. И не зови меня Кошельком, полковник. Ты сам недавно деньги вышибал в интересах вашей конторы, сам служил режиму, как цепной пес. Что, стал бессребреником вдруг? – Четвергов усмехнулся зло и холодно. – Ладно. Сам с собой я разберусь. Вопрос в том, что мне делать с вами теперь… Залетевшими на мой огонек ядовитыми осами? Что делает с насекомыми ящерица плейстоцена? Великий Скиталец? Великий Мясник?

Он отвернулся, шагнул вбок и… пропал из поля зрения камеры.

Мармеладова с трудом поднялась на ноги. Ее шатало от камфары, которой она надышалась во время похищения из дома. Гектор подошел к двери, внимательно осмотрел ее, потрогал дверную коробку. Он хотел что-то шепнуть Кате, но в этот миг…

Стас Четвергов снова появился на экране. Он тащил с собой баллон со шлангом.

– Как вы дознались, что я забрал Сонечку из квартиры? – спросил он, дыша тяжело от усилий, потому что баллон с неизвестным содержимым был явно не легкий. – Камеру воткнул, полковник, да? На камере меня увидел, нет? Но я вроде сразу смекнул и от нее избавился… А вас я тоже узрел сейчас на мониторе – вашу тачку, у меня обзор дальний на подъезде к воротам и забору. Пришлось устроить небольшой перформанс с мышеловкой и приманкой. Только Мармеладка вдруг проявила себя с неожиданной стороны – очнулась, начала сопротивляться, ударила вазой меня, лицо мне поранила… Ладно, заживет… Я не в обиде ни на нее, ни на вас. Селяви… Знаете, что я с вами сделаю? Это конгениально! Баллон-окуриватель… У меня осы на участке гнездо свили, я купил дымовой окуриватель с газовой горелкой. Это гуманнее, чем травить их пестицидами. Осы просто улетят. А вы – нет. В моем погребе хорошая вентиляция. Я закачаю через нее дым к вам. И вы задохнетесь минут через двадцать… У вас всех троих в крови потом патологоанатомы обнаружат углекислый газ, что мне и надо… Я положу вас в «Гелендваген». Отгоню машину подальше. Подожгу – и бах! – якобы бензин взорвался. Ни одна экспертиза точно не установит, что, как… Произошел несчастный случай – вы двое то ли забрали, то ли задержали Мармеладку. И ваш автомобиль взорвался… Все, финита.

Они молчали, наблюдая, как по ту сторону двери Четвергов подсоединяет шланг окуривателя к вентиляционному отверстию погреба. Как пробует зажечь газовую горелку.

– По взглядам вашим лихорадочным, мечущимся вижу, что вы думаете, как выбраться и… о том, что еще кое-кто в курсе всего происшедшего. Тот паренек… полицейский из Полосатова, да? Дурачок инфантильный! – Четвергов презрительно расхохотался. – Совсем как я наивный в свои шестнадцать… К вашему сведению, я навел справки. Его мамаша – генеральша, если что, на нее надавят сверху такие влиятельные люди, что мало ей не покажется. И она сама заткнет своему сынку рот. Так что не надейтесь, что после вашей смерти мальчишка-полицейский посчитается со мной за вас. Уж он точно не герой-мститель.

Горелка вспыхнула. Баллон зашипел – Четвергов до отказа открыл вентиль. В винном погребе запахло паленым, а затем из вентиляционного отверстия поплыли сначала бледно-серые, а потом и черные едкие клубы дыма.

И свет внезапно погас.

Горел только неумолимый монитор, откуда он следил за ними.

Первой начала кашлять от дыма Мармеладова, ее легкие, травмированные камфарой, уже не справлялись с удушьем.

Гектор содрал с себя футболку, разорвал пополам, схватил со стеллажа бутылку вина, отбил горлышко о ящик и вылил вино на тряпки.

– Нате обе держите, прижмите крепко к лицу, дышите через мокрую ткань. И спокойно, без паники, – скомандовал он. – Четвергов, я сейчас выйду отсюда! Ты завещание написал? Кошелек, кому достанутся капиталы твоего долбаного шурина замминистра?

Их палач, их убийца не ответил на издевку. Лишь дым валил из вентиляционного отверстия все гуще, гуще…

Гектор ринулся в самый дальний конец погреба к стене. Короткий разбег – взметнувшись вверх с разворота, он ударил босой ногой по дверной коробке. Еще раз развернулся в прыжке на месте и ударил снова – пяткой с такой сокрушительной силой, что монитор слетел со стены, а дверная рама, прогнувшись, треснула в области замка. Он ударил ногой уже в металлическую дверь, и ее перекосило в дверной раме – появился зазор. Удар кулака и… зазор расширился, впуская в герметичный погреб свежий воздух.

Катя, задыхаясь от дыма, прижимая к лицу мокрую от вина ткань, начала поднимать снова рухнувшую на колени, полузадохнувшуюся Мармеладову. Тянула ее вверх, стараясь удержать на ногах, не дать снова свалиться на пол, где сгустился дым.

Гектор еще раз в прыжке