Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

голосовым сообщением и строкой из «Илиады». Голос его – хриплый после операции, анестезии, но отнюдь не слабый, исполненный такой силы. – Катенька, а сейчас видеозвонок можно мне?

Катя забинтованной рукой сама попыталась позвонить в чате, но пальцы не гнулись из-за бинтов, и, конечно, он опередил ее. Он возник на экране мобильного. Они глядели друг на друга.

«Пора наконец нам обоим радостью сердце наполнить –

Мы бед претерпели так много…»

Он шепнул ей, словно они были рядом – да они и были рядом, несмотря на разделявшее их расстояние и ночь…

Той ночью ей снова приснился сон про Трою. Но уже не из детства. А новый. И не привиделось битв у крепостных стен, боя у кораблей, шлемов, копий, щитов, колесниц. Все пока еще было немного смутно и почти сказочно в новом сне. Но какое же сладкое трепетное чувство, когда пальцы запутываются в его темных волосах, лаская… А губы скользят по его коже, целуют, врачуя каждую его рану, каждый ожог и шрам…

Однако реальный мир скоро ворвался в ее сны извне, приняв облик Полосатика-Блистанова, заявившегося к Кате, все еще находившейся на больничном, прямо домой – как снег на голову и с новостями.

– Так, здесь сумки с продуктами. Гектор Игоревич мне велел, пока он сам в клинике, вам все домой доставить. Ягоды и фрукты, а здесь вкусного всего много. И домашняя еда. И торт он вам прислал. А какой торт? Чизкейк? Шоколадный? А чаем меня с тортом угостите? А то я есть хочу – с работы прямо к вам! Из Полосатова!

– Конечно, Сеня, давайте чай пить. Только вы сами хозяйничайте. У меня еще не зажило. – Катя продемонстрировала ему свои иссеченные ссадинами руки – уже без повязок. Удивительно, но именно ссадины заживали медленно, а вот осколочная рана на плече почти не доставляла ей беспокойства, она даже обезболивающее, прописанное ей в клинике, не пила.

Полосатик-Блистанов включил чайник, кофемашину, полез в Катин холодильник, открыл коробку с тортом. И вот они уже чаевничали. И он взахлеб рассказывал ей о деле.

– Четвергов сейчас в тюремной больнице. Я его допросил, и следователь тоже. Но его показания не особо нужны сейчас. У нас полная запись есть всего, что с вами происходило в его доме – что он вытворял и что говорил. Когда он камеру включил в винном погребе, она автоматически все записала, и ваши переговоры тоже. И его признания. Он, видимо, позже хотел стереть, когда с вами покончит. Да не смог уже. Я все файлы записи вытащил и скопировал, и теперь это фигурирует как доказательство его вины в деле. Кроме того, я нашел водителя грузовика, который его в тот четверг из нашего полосатовского леса на буксире вытащил. Он мне все рассказал и Четвергова опознал по фото. И на заправке нашей я побывал и опросил сотрудников. Они тоже Четвергова и его «Лендкрузер» опознали. На таких железных доказательствах он надолго сядет – убийство Гришиной и покушение на убийство вас и Мармеладовой, совершенное особо опасным способом, плюс незаконный оборот взрывчатки. Он тротиловую шашку купил тайно – на горных разработках их ведь применяют. А он же там себе свою ископаемую флору приобретал, артефакты, уголь. Ну и взрывчаткой разжился. Мы у него во время обыска в доме еще и аммиачную селитру нашли. Гектор Игоревич мне сказал, что во время взрыва вас ящики с породой, углем и камнями от взрывной волны защитили в мастерской.

– Арсений, меня Гек защитил. Он меня спас. Закрыл собой, – ответила Катя.

– А он мне теми же словами по телефону о вас – она меня спасла, голову мне закрыла руками своими. А то бы камнем по башке шарахнуло меня, и привет. – Полосатик-Блистанов положил на тарелку надкушенный кусок чизкейка. – Вот вы как, значит, оба с ним друг за друга стояли. Я вам потом одну супервещь открою… Но сначала про Четвергова закончу. Он, конечно, убийца и негодяй, только…

– Что с ним? – тихо спросила Катя. Вспомнила ужасный лик – маску ящера Великого Мясника и как Четвергов снял ее перед ними. И его лицо, искаженное отчаянием, в тот момент…

– Не знаю, от контузии это с ним или от того, что Гектор Игоревич ему двинул… Я, когда примчался в Жаворонки – нам одинцовские сразу позвонили в дежурную часть, – я его нашел на полу со сломанной ногой. Так как был взрыв в доме, одинцовские опера не сразу ему помощь стали оказывать – они саперов ждали, боялись, что у него взрывчатка еще есть на себе. Он лежал и стонал от боли, а они подойти не могли, саперов ждали. Я его сам забрал… ну, я же чокнутый полицейский, новичок… все инструкции нарушаю порой… и повез в больницу. И он ко мне проникся, что ли. – Арсений Блистанов помолчал. – Он потом на допросе мне все рассказал. Не запирался. Про тот четверг, когда он явился к Регине Гришиной, он повествовал долго и подробно мне, словно исповедовался. Как дал яд – сначала порошок, растолченный из брикета в бокале красного вина, что с собой привез. Он в ядах сельскохозяйственных разбирается, он же палеоботаник, знает и растения, и вредителей. Как смотрел на ее мучения, когда ей стало плохо и она свалилась со стула, как влил ей в рот еще раствор яда, добиваясь ее смерти. Как потом уходил через забор, заперев калитку изнутри и забрав посуду. Точно как нам с вами Гектор Игоревич все описал на месте преступления. Вот что значит он профи высокого класса, представить себе может воочию, как все происходило! И прямо в точку. А Четвергов, когда рассказывал… он рыдал. Он был весь в слезах. Шептал, что нет ему покоя, что Регина и его сын Данила приходят к нему во сне каждую ночь и зовут его к себе. И он умолял меня дать ему очную ставку с Мармеладовой…

– Их очная ставка в деле действительно необходима, Арсений, – заметила Катя. – Надо подтвердить факт похищения Мармеладовой ночью из квартиры, когда он привез ее к себе в Жаворонки, одурманив камфарой.

– Она его сама в квартиру впустила. Они же были друзья. А он ей лицо залепил платком с этой дрянью, она сознание потеряла. Он в слезах просил меня дать им очную ставку – он хочет вымолить у своей подруги прощение за то, что сделал и… Вы