Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

крепче, чем эта…

У частной клиники недалеко от Юдина Гектор, отчаянно сигналя, не стал даже дожидаться, когда сонная охрана откроет шлагбаум – «Гелендваген» снес ворота.

К ним бежали охранники, дежурные медсестры, врач.

Но ничего этого потерявшая сознание Катя уже не видела и не слышала.

Она видела образ из своего детского сна.

Они с Гектором Троянским на колеснице, запряженной вороными конями. Колесница несется вдоль древних крепостных стен, выдержавших и осаду, и штурм, вдоль берега синего моря, вдоль кромки прибоя, а затем отрывается от земли. И мчится… летит… парит среди облаков…

Глава 41. Портрет без воронов

«Дева спала, на бессмертных похожая ростом и видом,

Милая…

Подобных тебе никого не видал я средь жен…»[14]

Перебирая в памяти события тех дней, Катя думала о единстве гармонии и хаоса, существующих словно в одном измерении, совместно – чередуясь, меняясь местами, борясь, переплетаясь, сплавляясь воедино…

Его сообщение в их тайный чат пришло только следующей ночью, когда Гектора перевели из операционной в палату после срочной хирургии под общим наркозом. Очнувшись, он сразу написал ей: «Милая… Подобных тебе никогда не видал я…»

Катя рыдала в своей постели дома над текстом – да, да, события и факты имеют странную обыкновенность меняться местами в одночасье, и то, что казалось почти смертельным, становится рядовым, а то, на что вроде мы не обращали внимания сначала в горячке, выходит на первый план, требуя безотлагательной помощи.

Но Гектор… он поражал ее… От него захватывало дух… Когда теперь она думала о нем, о том, что он сделал ради нее и чего это ему стоило на самом-то деле – а она и не поняла там, в машине, когда он вез ее, когда нес на руках, – в сердце ее бушевала буря чувств и слезы…

«Кровь заструилась… боя герой не прервал шлемоблещущий пламенный Гектор…»[15]

Но даже строки «Илиады», которые она шептала ему в ответ в голосовом сообщении чата в ночи (не могла писать из-за забинтованных распухших кистей), были не способны передать то, что она чувствовала к нему сейчас… Ее душа была полна им, как и его душа ею.

– Пришли в себя? Чудесно. А я вас уже зашил под местной анестезией – сто лет проживете, – сообщил ей бодро хирург-травматолог, когда она сама очнулась в больнице, куда привез ее Гектор. – Вы ничего и не почувствовали, обморок – порой это очень даже хорошо.

– А что со мной? – Катя скосила глаза, отмечая, что она в одном бюстгальтере и трусиках лежит на кушетке, уже даже не в операционной. И плечо ее, и кисти рук забинтованы.

– Осколочная травма мягких тканей плеча, даже кость не сломана – так, чиркнул осколочек по кости, отсюда и шок ваш болевой. Ну и крови потеряли вы. – Врач писал что-то в своем электронном планшете.

– А руки? – Катя подняла к лицу забинтованные кисти.

– Сплошные раны и ссадины. Вам крупно повезло, могли вообще пальцев лишиться. Я вам все обработал и забинтовал. А с плечом еще приедете к нам на осмотр. Сейчас же можете отправляться домой. Вам машина наша от клиники заказана – отвезет вас.

– А где мой спутник? – Катя с усилием поднялась и села на кушетке. Голова ее кружилась. Слабость сильная. Однако никакой боли в плече она не ощущала из-за анестезии. Руки, правда, в бинтах болели, горели.

– Он уже в травматологии, в хирургии.

– В хирургии? – У Кати потемнело в глазах. – А что с ним?!

– Он до себя нам дотронуться не давал все время, пока мы вам оказывали помощь. Мы ему говорили – необходим срочный осмотр с таким кровотечением – осколочные ранения ведь не шутка! Он ждал, пока мы с вами разберемся. И лишь когда я сказал ему, что с вами все в порядке, что никакой опасности для здоровья нет и вы можете ехать домой с такой травмой, он дал себя нам обследовать. У него кроме множественных неопасных для жизни ранений спины пятисантиметровый осколок металлический застрял между двумя ребрами. Он с раной, как я понимаю, вас сюда вез, машиной управлял с такой адской болью. Осколок движется внутри от любых мышечных усилий. Вовремя спохватились мы – а то бы осколок до легкого добрался, а это чревато очень серьезными последствиями. Ваш спутник сейчас на операции. Ему дали общий наркоз, учитывая его прежние травмы.

Катя сидела на кушетке, оглушенная известием… Гек…

Всплыло в памяти последнее, что она помнила перед обмороком – как он нес ее к машине, как вез, как смотрел на нее…

Домой в Москву из Юдина ее на рассвете доставила «Скорая» клиники – ее оплатил Гектор, как и все прочие медицинские услуги.

Дома – лихорадочное ожидание… слабость… страх за него… надежда… полузабытье в ночи – не сон, не бодрствование…

И – его сообщение. Долгожданная весть.

– Гек, как вы?!

– Замечательно. Все путем у меня. Как вы, Катенька? Больно?

– Нет! Ерунда. У меня же ничего серьезного. Ну, шрам на плече останется… Гек, это вы… это у вас… Осколок они удалили?!

– Вырезали. Заживет все. Я через пять дней выпишусь. Завтра сиделка сюда отца привезет – помните, я говорил, ему операция катаракты нужна? Ну, пока я здесь валяюсь на койке больничной, ему и сделают заодно – я за ним пригляжу, ухаживать буду, его в мою палату положат.

– Гек, вы всегда о других заботитесь, не о себе!

– Я хотел о вас заботиться здесь, Катя. Но какое счастье, что вы дома. Что все обошлось.

Они слали друг другу голосовые сообщения. Их голоса выражали бурю эмоций. А затем он написал ей снова словами из «Одиссеи»:

«Он, пробудившись, увидел… то есть услышал прекрасную деву…

Сидел он книзу глаза опустив, дожидаясь, услышит ли слово…»

И Катя вновь ответила голосовым сообщением – их «Одиссей», продолжением их «Илиады»:

«Он сел весь красотою светясь…

В изумлении дева глядела…

На него…»

Гек!

– Что? «Восхитился Гектор услышанной речью». – Он тоже ответил