Великая иллюзия - Татьяна Юрьевна Степанова

встречал их в первый раз, была действительно распахнута. Они приблизились. Гектор остановился на пороге – анфилада освещенных комнат. Самый яркий свет горел в мастерской, заставленной баллонами и ящиками с образцами породы и камней. Дальше в комнате-музее освещались лишь витрины с образцами ископаемой флоры. Папоротники юрского периода… хвощи мезозоя… В воздухе витал какой-то еле уловимый сладковатый запах, словно мертвая флора медленно оживала.

А еще дальше в перспективе анфилады – посреди ярко освещенного зала валялись разбитые китайские вазы.

На паркете среди осколков пестрели кровавые пятна.

У Кати потемнело в глазах. И она, забыв о предупреждении Гектора, ринулась в зал – что, что, что здесь стряслось? Безумная Мармеладка убила и «гангстера» – друга детства?!

– Четвергов! – крикнула Катя громко.

Эхо в анфиладе комнат…

Гектор, последовавший за ней, вдруг остановился на пороге зала, сделал резкий жест руками – крест: тихо! Молчи!

Он указывал в сторону комнаты-музея, которую они только что миновали.

Рядом с домашним музеем находился винный погреб. И свет в нем не горел, поэтому они в горячке пропустили его, ринувшись сразу в освещенный зал, где на полу была кровь.

Однако сейчас…

В тусклой подсветке музейных витрин, что не в силах была полностью побороть мрак винного погреба, лишенного окон, виднелся лишь небольшой фрагмент бетонного пола, стеллажи с бутылками и… человеческие ступни в носках, торчавшие из-за стеллажей.

– Он там! – воскликнула Катя и снова, забыв о предупреждении, метнулась в сторону погреба, Гектор попытался удержать ее, но она уже увлекла его за собой через порог.

Большой дубовый стеллаж с бутылками закрывал от них лежащего на полу Четвергова. Катя позвала его – он не откликнулся. Они углубились в винный погреб и…

Дверь с лязгом и грохотом стремительно поехала в бок, захлопываясь у них за спиной. Сработал механизм-автомат.

Они оказались в кромешной тьме.

Их поймали в ловушку.

Катя ощутила прилив дикого, почти первобытного страха. Да, в процессе расследования она слушала легенды и разговоры о Четвертых, об их способностях – чему-то верила, чему-то нет, рассуждала, строила догадки и версии, допускала мысли, что такое в принципе возможно, потому что факты свидетельствовали. Однако в глубине ее души жило недоверие – самые обычные, бытовые сомнения нашего нормального вроде как мира, лишенного сказок и веры в чудеса. Но, оказавшись взаперти во тьме, она вдруг остро ощутила всю свою беспомощность и уязвимость перед чем-то грозным, непознанным и тайным. В памяти всплыла Невеста-Фантом Ирина Лифарь с ее беспалой покалеченной рукой, пила… И апостола Симона Зилота Четвертого пилой распилили, и в цирке бедных одалисок… может, настала их с Геком очередь испытать на себе нечто такое, чему нет точного названия, во что так трудно поверить. И это вселяет в сердце леденящий ужас… И пусть истинные факиры давно мертвы, как угадаешь, что они оставили после себя, какое наследство? Но я же обещала его защитить… В детстве моего Гектора, лишенного помощи богов в Трое, и здесь его, Гека… я обещала его уберечь от бед, от боли, от страданий… Я должна… Я не позволю свихнувшейся Ящерице причинить ему зло… Я не думаю сейчас о себе… Я защищаю его… Я буду сражаться до конца…

Пока буря бушевала в Катиной смятенной душе, Гектор просто включил свой армейский фонарь. Свет упал на его лицо и… Катя увидела, что он – пусть внешне – ничуть не обеспокоен обрушившейся на них катастрофой.

Светя фонарем, он повел Катю за стеллаж. Желтое пятно ползло по бетонному полу и…

Ступни в носках, ноги в спортивных брюках, задравшаяся линялая футболка, брошенная скомканная ветровка…

Катя обо что-то споткнулась во тьме. Это были старые кроссовки для бега – те самые…

Луч света выхватил из тьмы лицо Софьи Мармеладовой, распростертой на полу.

Они бросились к ней. От нее несло чем-то сладким, дурманящим и столь крепким, что в горле першило.

– Камфара, – шепнул Гектор. – Надышалась она.

Ни на руках, ни на лице Мармеладовой, ни на ее одежде не было следов крови. Они начали ее трясти, приводя в чувство, Гектор приподнял ее и усадил. Голова Мармеладовой упала на грудь, словно она все еще спала. Но вот ее ресницы дрогнули и… она медленно открыла глаза – мутные и тусклые.

– Что с вами случилось? – шептала Катя. – Как вы сюда попали? Где Четвергов?

Мармеладова, с трудом ворочая шеей, огляделась по сторонам… она их словно не узнавала… Камфарой от нее пахло так сильно, что и у Кати в груди спирало дыхание.

Гектор нашел в складках ветровки марлевую тряпку, пропитанную камфарой, и швырнул ее далеко в угол винного погреба. Морок сразу рассеялся. Мармеладова задышала нормально, замутненное ее сознание прояснялось.

– Как вы попали в погреб? Кто еще был с вами здесь в доме? Четвергов? Где он? Или… Верка-Шмыга? – Катя, вне себя от волнения, тормошила ее. – Ответьте! Мы здесь заперты!

– Катя, не паникуйте. Коробка дверная из алюминия, и дверь не стальная, металлопластик, – шепнул ей на ухо Гектор очень тихо.

Она, правда, в тот миг не поняла смысла фразы – какая разница, из чего сделана дверная коробка, если они заперты и некого звать на помощь в глухом мешке?

И в этот миг яркий ослепительный свет вспыхнул в винном погребе – включилось верхнее освещение. А сбоку на стене загорелся монитор встроенной в стену домашней камеры наблюдения.

Переход от мрака к свету оказался столь резким и неожиданным, что на мгновение они все почти ослепли. А затем…

На экране появилась темная фигура – она медленно приближалась к камере. Ослепленная Катя сначала не могла ее разглядеть, но потом…

С монитора на них глядело нечто невообразимое.

Потрясенной Кате показалось, что это не человек перед ними, а некое создание темных кровавых легенд… чудовище, порожденное адом или больным воображением…

Сморщенная чешуйчатая кожа ящера…

Вытянутая морда жуткого существа, ощерившегося клыками приоткрытой пасти…

Конусообразная голова, украшенная гребнем пресмыкающегося в струпьях и рубцах…

Черные провалы глаз смотрели прямо на них с экрана… сквозь них… сквозь пелену времен…

Истинные факиры…

Четвертые…

Великий Скиталец…

Мегалания…