Черный Дракон - Денис Анатольевич Бушлатов

наше царство, мы передаем его от отца к сыну, от одного главы рода к следующему вот уже больше шести тысячелетий! По стеллунгферским обычаям, нам не пристало делить стол с кем-то столь низкого происхождения, как эти матросы, выходцами из Нижнего города.

От Ады не укрывается, как с задавленными ухмылками Коннор и Блез переглядываются через стол и одновременно подтягивают к себе по блюду.

— Мастер Гладор, — Ада с настороженностью кладет себе немного грибов в густом сметанном соусе. — А кому еще вы ковали доспехи?

Тот откидывается на спинку своего стула и важно поглаживает бороду, искрящую золотом при свете холодных гномьих ламп.

— Моя семья уж сколько поколений кует лучшие боевые доспехи на Материке, величайших воинов империи именно мы облачали в самые их славные битвы, — он отпивает вина и кивает на один из щитов на стене. Отблеск пробегает по стальным бусинам в бороде. — Герб моего рода, клеймо с таким внутри каждого нашего доспеха. Проходимцам каким его не подделать, тонкостей всех покамест даже сын мой не знает. А тридцать лет назад, значит, заказал у меня доспех сам император Имгард. Не себе, но подарил он их не абы кому, а сиру Рихарду де Буру, его-то все вы наверняка знаете. Меч Запада, Венерсборгский Колосс, — кузнец оглядывается и усмехается, заметив понимание и интерес в глазах слушателей, но все же поясняет, чтобы уж точно нисколько не преуменьшить своих заслуг: — Когда захватчики с Юга вошли в Жемчужное море и двинулись к Венерсборгу, только его командирскими стараниями город не пал под варварским натиском. Лучшего генерала армия империи еще не знала! А росту в нем было ровно семь фунтов, мне уж поверить можете. Пока мерки с него снимали, то мне приходилось на лестницу взбираться, то ему на колени вставать. Просил, покамест жив он, никому о том не рассказывать. Рыцарь Делориана, говорил, колени преклоняет либо перед господином своим императором, либо для того, чтобы уж никогда боле с них не подняться, перед вратами загробного мира.

Он замолкает с теплой улыбкой и в задумчивости крутит усы, словно воспоминания о былых годах укрывают его с головой, — так и рвущиеся наружу, чтобы поскорее стать историями, но слишком важные и личные, чтобы выпустить их так запросто. Ада со смущением вздрагивает, заметив свой чуть приоткрывшийся рот, но похоже, что остальные оказываются слишком увлечены ожиданием продолжения, чтобы обратить на это внимание.

Притихший же Блез уверенно уничтожает запас хозяйского вина — то ли от простого желания насолить, то ли чтобы примириться с нуждой помалкивать и выдавать себя за одного из презираемых имперцев, то ли чтобы забыться… Ада мотает головой. Думать о последнем ей уж точно нисколечко не хочется.

— И сир Ода Моргенштерн в доспехах моих нынче ходит, — к ее радости вновь заговаривает гном, — младшая сестра императора Дедрика. От всяческих притязаний на трон его она еще в юности отказалась, но доспех себе хотела такой, чтобы уже за милю враги знали — перед ними потомок Малькольма и прочих великих делорианский правителей. На груди у него мерзкий тот дракон нанесен, а наплечники будто крылья нетопыриные топорщатся. Говорят даже, однажды в бою она человека погубила, когда глазом его на один из шипов этих насадила…

За рассказами старого кузнеца, вспоминающего каждого облаченного им в латы рыцаря с теплотой гордого родителя, время течет незаметно. Сперва Ада еще чуть мнется в нерешительности, но все же позволяет вместо воды долить в свой кубок немного терпкого сладкого вина. Двое молчаливых слуг, серыми тенями появившиеся словно из ниоткуда, меняют блюда на столе. Там появляются несколько тарелок разного сыра, а перед Адой — мисочка сладкого творожного крема с кислыми ягодами и, несмотря на уже полный живот, она отправляет в рот одну ложку за другой.

— Ну а что же насчет тебя, юноша? — словно бы спохватывается гном, едва закончив очередную историю. — Есть у тебя доспех для славного боя?

— Только парадный, господин, — мотает головой Ричард.

— Это славно, — кузнец кивает и вновь поглаживает бороду, — я бы, пожалуй, оскорбился, скажи ты, что твой отец позабыл старика Гладора и его доспехи.

— Пока в них не было нужды, — тот словно бы смущается. — Нам повезло жить в мирное для империи время.

— И то верно. Меня кормят ваши войны, им я служу, — кузнец невесело усмехается в усы. — Но такова судьба, для которой на совете первого царя меня еще до рождения избрали духи моих предков, ей я не смею противиться и ей не смею изменять.

— Значит, — Ада облизывает ложку, — вы куете одни только боевые доспехи? И ничего иного? Даже если очень захочется?

— И ничего иного. Именно для этого меня наделили Правом Огня, и ни для чего иного. Я следую за многими поколениями своей семьи и делаю то, что делали они. Ровно так же, как делают главы всех прочих стеллунгферских родов. Я храню древние секреты Гладоров и кую лучшие боевые доспехи на Материке, но это не значит, что я не отличу славную работу мастера-мечника от гнусной подделки обманщиков, — гном вновь обращается к Ричарду: — Дай-ка мне свой меч.

На миг тот растерянно замирает, но быстро откладывает в сторону ложку, которой прежде тоскливо ковырял в тарелке, и тянется к своим ножнам.

— Довелось мне слышать, — наблюдая за ним вспоминает кузнец, — кое-где вооруженными воинов и на порог не пускают. В Стеллунгфере все иначе. Сталь дарует нам жизнь, а не несет смерть, чем больше стали в доме — тем оно лучше. Благодарю, — он принимает меч у рыцаря и внимательно осматривает, взвешивает в руках, поворачивает под светом. — Определенно добрая гномья вещь. Мечников в Стеллунгфере больше, чем прочих мастеров, а этот сделан… Да, стариком Тезуром.

— Верно, — Ричард удивленно смаргивает, — мастером Тезуром. Как вы поняли?

— Погляди-ка на завитки у основания клинка, — они оба склоняются над мечом и гном указывает на что-то, чего Аде никак не разобрать со своего места. — Мечники свою работу подписать не могут как следует, вот и помечают кто во что горазд. Если навершием вверх меч поставить, тут литера “Т” и выйдет. Видишь?

— Вижу.

— Хороший он мастер, среди мечников даже лучший, пожалуй, — мастер Гладор кивает на своего молчаливого сына, — а с дочерью его Квент мой обручен, свадьбу отыграем, как только ей двадцать годков стукнет. Девушка она славная и скромная, да и красавица известная к тому