Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

увидела: взгляд весел и немного насмешлив. И сочувственен. Ладно, ничего. Жить можно.

Задумчиво куснула яблочко, увлеклась и начала вгрызаться — и тут поймала его взгляд, от которого только что не подавилась, разом вспомнив, как семечком в лоб принцу пульнула.

— Чем мы будем заниматься?

Обрадованная, что он заговорил, ответственно изложила, что сначала нужно посетить урок, потом я намеревалась сходить в купальни, а потом лечь спать. По усмешке принца и опущенным глазам поняла, что была наивна, так простодушно расписывая житейские планы, и что он надеялся на совершенно другой ответ.

Ужаснулась. Точно заездят. Но да — какая смерть! «Бедный Зиг-Заг, он утонул в алмазах!»)) И видно, что хочется ему, но сдерживается. Господи, как же они меня видят? И я спросила. Принц отшутился, что нет у него слов для описания — он воин, а не поэт.

— Я как-то не думала об этом раньше, но все, кого я встречаю при дворе, скорее… гм… практики: воины, дипломаты; профессионалы в чём-либо нужном, но далёком от богемы — травники, например. Или быть профессионалом только в качестве музыканта или певца не принято? Этим, в той или иной степени, владеют все?

Леголас, к моему удивлению, отвёл глаза и замялся, но с некоторой задержкой всё-таки ответил:

— Понимаешь, сейчас королевский двор наполовину меньше, чем обычно, — ещё помялся и прямо сказал, — до того, как появилась ты. Отец разогнал всех, кого смог, без большого ущерба для дел. Певцы, музыканты, танцоры, художники — их много и они очень хороши. В этом и дело. Король счёл, что двор без них проживёт, пока ты здесь. А у тебя меньше шансов влюбиться. Очень практично.

Пригляделась: если говорил он почти без эмоций, то в лице — насмешка, осуждение и понимание с оттенком одобрения. Ну да, практично же. А что я красоте этого мира в полной мере возрадоваться не смогу — несущественно. С другой стороны, не исключено, что предел моего понимания эльфийской красоты и изящества — как раз непрофессионалы. Вон, во время турнира самые лучшие бои я кое-как понимала только потому, что мне поясняли куда смотреть и что видеть, и накачивали ещё травничком для улучшенного восприятия. Так что, может, зря Трандуил осторожничал, я могла бы и не понять. Но король осторожен, этого не отнимешь: телохранитель и учительница — те, с кем общаюсь близко каждый день — женщины. Тоже небось от практичности. Хотя теперь вот телохранитель Леголас. Как говорится: «Не можешь избежать безобразия — возглавь его».

И мы пошли в библиотеку. Если Мортфлейс обычно тихо присутствовала, то принц с интересом влился в процесс, старательно отыгрывая диалоги на квенья, рассказывая про свои сложности с обучением (как он их помнит, его же в глубоком детстве учили!). Госпожа Ардет, всегда сдержанная и почти чёрствая, тоже развеселилась и рассказала пару смешных историй. Кажется, с принцем язык учить веселее, до этого дня я долбила со старанием, но без удовольствия. Урок пролетел быстро. Ардет ушла, а мы всё болтали, и принц между делом поинтересовался, что мне понравилось в библиотеке и чем нравится заниматься. Странно это было — я привыкла уже, что мысли мои читаются, выводы из них делаются, и что Трандуил и так всё знает. И что просто так говорит со мной редко — не до того ему, он часто раб своего сана. А вот нынешнее занятие принца — своего рода синекура, с учётом того, что ему нравится моё общество. Что ж, кажется, с истинно королевской щедростью мы с араненом действительно подарены друг другу. Хотя, если учесть, что изначально папенька сына задвинул подальше и божественную меня у него отнял, то всё не так однозначно. Тихо вздохнула, подумав, что такими темпами с небес скоро спустится Эарендиль и подарит мне пару сильмариллов, лишь бы я уже свалила и прекратила этот разврат) Но я пока жива и жизнь ничего так, наладилась.

Разболтавшись, рассказала, что начала писать. Аранен заинтересовался и попросил показать. Провела его в светлый, отгороженный шкафами закуток у оконного проёма, где стоял стол, на нём лежали черновики и талмуд, в который настряпанная графомания переписывалась набело. Корябать эльфийским стилосом сначала не очень нравилось, но потом приноровилась. Из семиста страниц было заполнено аж сто восемьдесят восемь)

Принц попросил почитать, и было видно, что ему интересно. Смутилась, поняв, что писала-то я себе и миру, в котором я песчинка, а тут персонаж сам про себя прочитает — что я думала и думаю о нём. Вещи, которые постеснялась бы рассказать. Не будучи телепатом, залезет мне в голову. Отнимать же талмуд, в который Леголас вцепился клещом, не стала. Над душой решила не стоять, но, когда двинулась в сторону, принц поднял голову:

— Пожалуйста, Блодьювидд, не уходи из библиотеки без меня, — и снова углубился в чтение.

Рассеянно согласившись, пошла гулять между стеллажами, задержавшись у шкафчика, в который беспорядочно складывались свежие приобретения, дожидаясь сортировки и раскладывания по отделам. Трандуил книги ценил, библиотека была роскошна и постоянно пополнялась раритетами. Не то чтобы я хорошо ознакомилась с имеющимся добром, но этот шкаф как-то интриговал, всегда в нём сборная солянка была, в которой интересно покопаться и что-нибудь вырыть нежданное и увлекательное, вроде тяжеленной, в златокованом окладе «Геральдики Гондора», на рохирриме, но с синдаринским подстрочником, с цветными гравюрами и тяжёлым языком рассказанными историями о происхождении гербов. Например, герб старинного аристократического рода Хидельсонов: аристократы эти были знатными военными инженерами, и на гербе бобёр, раздавленный мэллорном. Что означало трудолюбие и инженерные таланты, приносимые в жертву государственности. С эру библиотекарем, кстати, я была знакома крайне поверхностно, только по именам. Нам никогда не удавалось пообщаться; по утрам его тут не было, а по вечерам — меня. Когда мы всё-таки совпадали по времени, безмолвное и почему-то слегка угрожающее, как я сейчас понимаю, присутствие Мортфлейс сбивало желание разговориться. Впервые толком задумавшись об этом обстоятельстве, заподозрила, что виной тому, опять-таки, практичность государя.

Стояла у стеллажа, зарывшись в «Геральдику», и не почувствовала приближения принца, пока он не развернул меня к себе и не встал рядом, опершись руками о полку справа и слева от меня. Удивившись, спросила, пытаясь освободиться:

— Уже прочитал? Ах, ну да, читать быстрее, чем писать… или переживать)

Он молчал. Слегка обеспокоившись и струхнув, попыталась на всякий случай оправдаться:

— Тебе не понравилось? Не принимай на свой счёт, я пишу так, как вижу. Это субъективно. Не сердись, пожалуйста.

Вспомнила Гафта, славившегося эпиграммами, и его жутковатый рассказ, как