Королевская канарейка (СИ) - Анна Кокарева

дерзит, и щенок почти меня обыграл… и отеческая гордость, и раздражение… Не знаю, что делать. Надо подумать. Так всё хорошо было: я у всех тебя отобрал… не стеснялся в средствах, да, к чему скрывать… а с сыном вот не вышло. Не знаю. И у тебя в голове сейчас такой сумбур, такое несчастье, а я люблю, когда ты счастлива и думаешь обо мне, а не о том, каково моему сыну в застенке. Тяжело. Если ты не хочешь, чтобы я взял тебя сейчас — дай мне побыть одному и подумать. Не сердись, nieninque.

И отпустил. Вздохнула и оставила его одного.

* * *

Полежала, поворочалась часа два — не спалось совершенно. Я не могу больше. Встала и пошуршала тихонько на выход. Я не знаю, куда уволокли принца, но поискать можно.

Дворец тих: время, по ощущению, к двенадцати, самая глухая ночь у эльфов… если не праздник, конечно. Запнулась на лестнице и едва не упала, тут же подхваченная лианами. Попыталась наконец воспользоваться ими для передвижения — действительно, удобно. С ветерком несут, куда хочешь. Эх, попади я сюда в детстве… интересно, играл ли с такими Леголас, когда ребёнком был. И как тут всё выглядит, когда есть дети… последние-то четыреста лет назад рождались. Насколько я поняла, моё появление должно спровоцировать всплеск рождаемости. Задумалась походя, не сваливают ли богини из материального мира, не в силах выносить маленьких эльфийских чертенят)

Кое-как добралась до расщелины, в которой, как я смутно припоминала, начиналась тюрьма, и тут встретила не простого охранника, которого пост покинуть не попросишь, а Морралхиора, одного из вояк Трандуила.

— Богиня, не спится? — блеснул глазами, не удивлён. Всё понимает.

— Нет. Можешь проводить меня к принцу?

— Проводить — да. Выпустить его или впустить тебя к нему — нет.

— Спасибо. Буду признательна.

Вздохнула с облегчением, уж очень тут темно и чорт ногу сломит в этих камнях и корнях и лестницах. Морралхиор легко шёл впереди… похоже, он тут только что и был.

— Принц не спит?

— Нет, богиня.

Точно. Зачем-то к нему таскался. Может, просто поддержать. Принца любят за спокойный нрав и душевную чистоту, а Морралхиору, наверное, ещё и чистота крови импонирует, он один из самых оголтелых расистов среди сарычей. Я ему, кстати, по этой же причине нравлюсь: не только наличием пламени, а и тем, что богиня. Учитывая, что сама себя я ощущаю простым человеком, это забавляет. Но у него такой взгляд характерный и для меня привычный: в моём мире меня тоже расисты любили. За белизну и светлоглазость. Так вот совершенно тот же, знакомый одобрительный огонёк в глазах.

Помню, как-то от юности и наивности заспорила с одним человеком, узнав, что он действующий скинхед. С ужасом и отвращением сообщила ему, что все люди равны и что насилие неприемлемо. И, — о, этот покровительственный взгляд и добрая насмешка! Не впал в истерику, как некоторые мужички любят. Смотрел, как на своего, но заблудшего. Как на таргет-группу, ради которой они арматурой строят светлое будущее, и эдак нежно пытался объясниться. А я в то время уже чувствовала упыриные позывы графомана — и, осознав его, как интересного персонажа, моментом перестала про нравственность втирать, а начала смотреть и слушать, не пытаясь этически оценивать. Я и сейчас не расист. Но орков не люблю, и, из каких бы соображений меня от них не защищали, симпатизировать, конечно, буду тем, кто защищает.

Довёл до решётки, почтительно придерживая на скользких мокрых ступенях лестницы, с одной стороны которой была скала, а с другой водопад и бездна, поклонился и исчез.

Подошла поближе — темнотища же, свет только через узкую расщелину попадает, и через эту же расщелину струйки водопада проникают, обдавая всё вокруг водяной пылью. Не сахерно здесь сидеть, мда…

Принц тихо подошёл к решётке и взял за руку. Какие пальцы горячие!

— Ты здоров?

— Темнота и сырость неприятны, но из-за них я не разболеюсь. Эльфы редко болеют физически. Но я болен — любовью.

Вздохнула. Болезнь тяжёлая и нехорошая, а у эльфов, я слышала, протекает хуже, чем у людей. И я ничем не могу помочь, и Силакуи не смогла. Трандуил никого не слушает. Пригорюнилась и, не выдержав, заплакала, сквозь решётку прижимаясь к плечу принца. Добавила сырости. Он, сжимая мои пальцы своими, нечеловечески горячими, шептал, утешая, что ни о чём не жалеет, что здесь счастливее, хоть и в тюрьме, но он меня видит и может прикоснуться, и что невозможная радость, которую я ему подарила, стоит всего, всего, всего. И вот меня это всё совершенно не утешало, а только расстраивало, и, начав рыдать, никак не могла остановиться.

— Почему я не удивлён? — холодный ироничный голос короля раздался откуда-то сверху.

Подняв голову, увидела Трандуила, похоже, давно стоящего на площадке, нависающей над водопадом. Эдак задумчиво положившего руку на эфес и закаменевшего в статичной позе, как все они умеют. Я молчала, принц тоже. Король не спеша перешёл мостик и спустился по лестнице.

— Стоило посадить аранена в тюрьму буквально на пару часов, и тут же мои приближённые по очереди, как будто зал приёмов переместился сюда, понесли к нему своё почтительное сочувствие. И, в довершение, моя женщина…

— Богиня свободна, — тихий и злой голос принца.

— Аранен, хоть вы не повторяйте глупости, сказанные этой yarea nyarro, — с раздражением, и, тут же ехидно повернувшись в мою сторону, — тебе же любопытно, emma vhenan… «yarea nyarro» — переводится, как «старая кошёлка».

Я молчала, видя, что король не подобрел совершенно, и старалась не думать ничего. Тот раздумчиво продолжал:

— Я, конечно, могу гноить принца в тюрьме и спать с тобой, богиня, и мы оба понимаем, что ты, посопротивлявшись, ответишь на мою страсть. Но душа твоя будет здесь, и не будешь ты слишком счастлива. Отдать тебя щенку — об этом и помыслить не могу. Убить его — тоже. Над нами уже всё Средиземье смеётся. Кто в курсе — а в курсе много кто.

Вздохнул и помолчал, и молчал долго. Потом, зло фыркнув, предложил:

— Блодьювидд, как ты отнесёшься к возможности одновременно иметь двух консортов? Я хочу мира со своим ребёнком; хочу, чтобы ты была счастлива, но при этом не поступлюсь твоей благосклонностью. Если ты или аранен не согласны, то всё останется, как сейчас. Не будь бессердечна, nieninque.

Пока я молчала, осмысляя предложенное, услышала тихий голос принца:

— Я согласен.

К такому жизнь меня не готовила. В голове был сумбур, думать совсем не получалось; сильно забилось сердце и начали