Красная Страна - Джо Аберкромби

— После всего, что я сделал для этой шлюхи…

Этот идиот Варп притворялся что читает, когда Кантлисс зашел за угол.

— Вставай идиот! — Женщина все еще была в клетке, все еще связанная и беспомощная, но она наблюдала за ним так, что разозлила его еще больше; спокойная и твердая, словно у нее на уме что-то кроме страха. Словно у нее был план, и он был его частью. — На что, по-твоему, ты уставилась, сука? — бросил он.

Она сказала чисто и холодно: — На ебаного труса.

Он замер, моргая, с трудом поначалу веря. Даже эта тощая штучка презирает его? Даже она, которая должна хныкать о пощаде? Если не можешь добиться уважения женщины, связав ее и избив, как, блядь, ты его получишь?

— Чего? — прошептал он, холодея.

Она наклонилась вперед, не отводя насмешливых глаз, скривила губу, прижала язык к щели между зубами и с толчком головы плюнула через всю клетку и через прутья, попав прямо на новую рубашку Кантлисса.

— Пизда трусливая, — сказала она.

Одно дело выслушивать Папу Ринга. Это было другое. — Открой эту клетку! — проворчал он, задыхаясь от ярости.

— Щас. — Варп возился с его кольцом ключей, пытаясь найти нужный. Там их было только три. Кантлисс вырвал его из его руки, воткнул ключ в замок и отпер ворота, край стукнул о стену, и лязгнул об нее.

— Я преподам тебе охуенный урок! — крикнул он, но женщина наблюдала за ним спокойно, зубы обнажены и дыхание такое тяжелое, что он мог видеть пятна слюны на ее губах. Он схватил ее за шиворот, наполовину поднял; швы начали рваться, и он сжал другой рукой ее челюсть, сокрушая пальцами ее рот, словно хотел снять мякоть с лица, и…

Мука пронзила его бедро, и он взвизгнул. Еще удар, и его нога обмякла, так что он доковылял до стены.

— Чего ты… — сказал Варп, Кантлисс услышал драку и ворчание, и повернулся, лишь стоя на ногах из-за боли прямо в паху.

Варп был напротив клетки, лицо изображало глупое удивление, женщина держала его одной рукой и била в живот другой. С каждым ударом она фыркала со слюной и он, покосившись, булькал; и Кантлисс увидел, что у нее есть нож, полосы крови проливались с него и забрызгивали пол, когда она его ударяла. Кантлисс понял, что она и его ударила, и захныкал, возмущенный болью и несправедливостью этого, сделал один прыгающий шаг и бросил себя на нее, поймал ее за спину и они упали через дверь клетки и обрушились на грязный пол снаружи; нож откатился.

Она была скользкая как форель, выскользнула наверх и дважды сильно его ударила в рот, стукнув головой об пол, прежде чем он понял, где он. Она бросилась за ножом, но он поймал ее за рубашку, подтащил обратно, рваная штука разорвалась наполовину, и они оба поползли по грязному полу к столу, ворча и плюясь. Она снова его ударила, но попала лишь по макушке черепа, а он вцепился в ее волосы и потащил голову вбок. Она завизжала и замолотила, но теперь он держал ее, и шлепнул ее череп о ножку стола, и еще раз, и она обмякла достаточно надолго, чтобы он мог затащить свой вес на нее, охая, когда использовал раненную ногу, всю влажную и теплую от текущей крови.

Он слышал ее дыхание, ухавшее в ее горле, когда они сплелись и вытянулись, и она встала на колени перед ним, но его вес был на ней, и наконец он зажал предплечьем ее шею и начал давить, перемещая тело и вытягиваясь, дотянулся пальцами, собирая их на ноже; он хихикнул, когда его рука сомкнулась на нем, потому что знал, что победил.

— А феперь мы бляфь посмофрим, — прошипел он, немного шепелявя, с разбитыми и вздутыми губами; он поднял лезвие так, чтобы она на него посмотрела, ее лицо порозовело от недостатка кислорода, окровавленные волосы прилипли к нему, ее выпученные глаза следили за острием; она напряглась под его рукой, слабее и слабее, и он поднял нож высоко, сделал пару обманных ударов, чтобы посмеяться над ней, наслаждаясь, как ее лицо кривилось каждый раз. — Феперь мы посмофрим! — Он поднял его еще выше, теперь чтобы ударить по-настоящему.

Запястье Кантлисса внезапно вывернулось, и он задохнулся, когда его стащили с нее, и когда он открыл рот, что-то ударило по нему, и все закружилось. Он потряс головой, слыша, как женщина кашляет, что звучало как далеко-далеко. Он увидел нож на полу и потянулся за ним.

Большой сапог опустился и сокрушил его руку в грязный пол. Еще один качек — и его носок откинул нож прочь. Кантлисс застонал и попытался подвигать рукой, но не смог.

— Хочешь, чтобы я его убил? — спросил старик, глядя вниз.

— Нет, — каркнула она, наклоняясь за ножом. — Я хочу убить его. — И она шагнула к Кантлиссу, сплевывая кровь на его лицо через щель между зубами.

— Нет! — завизжал он, пытаясь отползти назад своей бесполезной ногой, но его все еще бесполезная рука была под сапогом здоровяка. — Я нужен тебе! Ты ведь хочешь вернуть детей, так? Так? — Он видел ее лицо и знал, что ему есть за что зацепиться. — Туда не просто добраться! Я могу показать путь! Я нужен тебе! Я помогу! Я все исправлю! Это была не моя вина, это Ринга. Он сказал, что убьет меня! У меня не было выбора! Я тебе нужен! — Он болтал, рыдал, умолял, но не чувствовал стыда, потому что когда нет выбора, благоразумный человек умоляет, как ублюдок.

— Что такое, — пробормотал старик, скривив губы в презрении.

Девчонка вернулась из клетки с веревкой, которой была связана. — Лучше сохранять все возможности открытыми.

— Берем его с собой?

Она присела на корточки и улыбнулась Кантлиссу кровавой улыбкой. — Мы всегда можем убить его позже.

Абрам Маджуд был глубоко озабочен. Не насчет результата, поскольку он больше не выглядел сомнительным. Насчет того, что будет после.

С каждым обменом ударами Голден выглядел слабее. Его лицо, насколько можно было судить сквозь кровь и опухоли, было маской страха. Улыбка Ламба, по ужасному контрасту, ширилась с каждым ударом, нанесенным или полученным. Она стала безумной ухмылкой алкаша, сумасшедшего, демона; не осталось ни следа человека, с которым Маджуд смеялся на равнинах; выражение столь чудовищное, что зрители на переднем ряду карабкались назад на скамейки позади, стоило только Ламбу отшатнуться ближе.

Публика становилась такой же уродливой, как представление. Маджуд ужаснулся, представив общую сумму ставок, и он уже видел драки, прорывающиеся среди посетителей. Чувство коллективного безумия стало сильно напоминать ему битву — место, которое он очень надеялся не посещать вновь — а в битве, как он знал, всегда есть пострадавшие.

Ламб тяжелым ударом правой отправил Голдена шататься, поймал его перед падением, зацепил пальцем его рот и широко порвал щеку, кровь брызнула на ближайших зрителей.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});