Остаточные явления - Дмитрий Беловолов

Я был подле неё и искал момента сцепиться с ней языком. Когда же она забирала шезлонги в стойло и закрывала лавочку, я уличил момент для своего выхода.

– Вам помочь

– Да, если можно

– Как вас зовут?

– Камилла —нехотя ответила она.

– Я Дима

– Ставьте поплотней Дима.

– Вот так?

– Да.

– А знаете, я знавал одну Камиллу.

– Да что вы говорите!

– Она была скульптором, и можно сказать единственным гениальным скульптором женщиной этого мира, оставаясь при этом женщиной. Звали её – Камиль Клодет. Была влюблена в Огюста Родена. Вы знаете, кто такой Роден? – Камилла помотала головой и посмотрела на меня с ненавистью, как-будто нашла во мне того самого, не уловимого, кто спаивает её мужа.

– Ну, вот! – продолжал я – За это и поплатилась. Тот был женат и пожелал остаться в браке, нежели с какой-то там художницей. Бедная Камилла сошла с ума от любви к этому придурку. Такая вот история о Камилле и ее любви.

Камилла молчала и чему-то улыбалась, возможно тому, что не одна она такая дурочка, только ей, в отличие от своей тезки повезло найти уголок счастья на угасающей «Ривьере».

– Да есть ли эта любовь?

– Что вы говорите Камилла? Рановато вам иметь такие речи. Так говорят бабушки в пустой мешочек из под семечек после просмотра очередного сериала. Конечно же есть! Только любовь и есть. Она повсюду.

Вон, смотрите, разбросана разноцветными стекляшками по всему пляжу, подмытая морем, радует глаз, но такая любовь не ранит, а значит это не надолго. Любителю острых ощущений, чтобы напороться, так, чтоб кровь бурлила, нужно искать место подальше от воды.

Камилла молча внесла последний шезлонг в свою каморку и закрыла за собой дверь. Без неё на пляже ловить было нечего и я удалился, унося с собой восхитительный миг общения с прекрасной Камиллой в белом купальнике и её мудрую улыбку я повешу себе на голубую стену, к таким же прозрачно мудрым мокрицам, чтоб не скучали.

Вечером зазнобило в сердце, и я позвонил ей.

– Привет, родная.

– Здрасьте.

– Ты где? Что-то у тебя шумно там.

– Я на футболе. Ты что не знаешь, чемпионат Европы идет. Вот, тут, приехала поболеть.

– К вам можно?

– Давай, – засмеялась она.

– Щас буду. – сказал я и связь оборвалась. Отняли последнюю конфету.

Не насытившись разговором с прекрасным, позвонил брату. Может он, наконец-то скажет что-нибудь свеженькое и успокаивающее мой берег. Он как и раньше советовал Писание, пока не поздно найти в городе Свидетелей Иегова и побрататься с ними.

– Брат у тебя только один выход- говорил он- иначе, так и будешь вариться в собственном соку. Найди Дамира- он наместник тамошний- и сообщил его телефон.

Одна только мысль, что я стану Свидетелем Иегова вселяла в меня ужас последнего дня на земле. Неужели только безоговорочная слепая вера откроет мне глаза на происходящее вокруг. Отдать душу ловчему и запутаться в сетях.

С этими похоронными мыслями я и пришел домой. Минут пять полежал на кровати, но расслабиться не удалось. Я окапывался все глубже и глубже, окружая себя непролазными горами из диковинных пород, поднятых с глубин собственного бредодобываемого месторождения, где я не мог отличить болезненный сон от лекарственной яви. Тревожность нарастала с каждым пройденным сантиметром голубого трафика моих прозрачных соседей, воссоединяясь со своими семьями, они грозились взять меня в кольцо, окружить вниманием и усыпить. Предчувствуя плохой конец, я наконец-то сорвался с места в ночь, к морю, к пляжному домику, где жила Камилла. Рядом с домиком стояла спасательная лодка. Я не долго думая залез в лодку и накрылся брезентом. Меня радовало то, что Камилла где- то недалеко, пускай даже со своим мужем.

Было темно. Пахло брезентом и морской солью. Снаружи раздавались крики болельщиков из ближайшего кафе и где-то рядом со мной появились чьи—то мужские голоса. Слегка приподняв брезент, увидел двух мужиков одетых, как охранники – в черном. Они о чем-то шептались.

– Кто там?

– Да, он.

– Дима, давай спать, уже поздно – раздался приглушенно голос за стеной. Это была Камила. Может ребенка укладывает? А может это предназначалось мне? Какого черта здесь твориться? Одуревший в конец я уснул, вдыхая тьму брезента и свои подванивающие ботинки. Вот она, соль земли. Вот она, правда какая.

Проснулся я в той же тьме, по- прежнему пахло брезентом и, казалось, я сам превратился в не пробивную плоть, а значит готов к ливням и грозам уготованной мне судьбы. Утренний стояк был тому подтверждением. Отчего-то вспомнил название тюрьмы «Матросская тишина». Вот, что меня окружало в то пасмурное утро. Тишина. Я вылез из лодки и пошел гулять по холодным утренним камням. Серое питерское небо одолело южную лазурь. Праздник лета закончился. Я злорадствовал, и в голове увядающим стоном Том Йорк пел «No Surprises».

Настроение было неожиданно рабочим. Мужики все шутили, да травили байки. Солнце ломилось сквозь облачный патруль, споря о собственном наличии и праве. Что-то подсказывало, что причиной этого спора был я. Снова делили, создавая ребусы для моих без того распаренных мозгов. Толстый был в ударе, веселил всех, но я искал в его шутках затаенный подтекст направленный в мою сторону и я находил его вопреки здравому смыслу. Внимательно взвесив весь этот бред, пытался от него откреститься, но было уже поздно, мой мозг уже подкормлен, машина запущена на полную. Я падал и уже только этот звук падения, разрывал меня на части. А потом, все эти выжившие куски замуровывали, со звучащими вперемешку непонятными словами. Кто были все эти люди и чего они хотят от меня.? На пол кинули коробку из-под телевизора, на которой чернела цифра двадцать один. Во что они играют со мной? В очко? Нет, это что-то другое. Я вспомнил ряд Фибоначе и начал считать про себя. 1,2,3,5,8,13,21 … и тут же по радио зазвучала «We Will Rock you». Да вы, как круги на воде, расширяете свои владения!

– Да это мы – сказал кто-то и я неожиданно подвергнутый стадному чувству вышел из помещения за всеми. Небо уже выстраивало свой ряд причудливых форм и оттенков, широко и размашисто расстилало белилами путь к господу, приглашая в свой чудовищный зоопарк. Здесь были все, и у них была кормежка. Сорвались за мороженным. Я чувствовал, как росло напряжение всем своим раскаленным мозгом, прокручивал недавно услышанное на земле и сопоставлял с увиденным на небе. Все шло как-то быстро или они торопятся. Торопят с выбором. Какой выбор им нужен? Я уже знаю про выбор. Выбор есть только один, между лететь и не лететь. Остальное детский сад. И я взял «ГОСТ» – попридержать коней, но они полетели небесной прытью, задавая мне вопрос за вопросом. Вкусное? А почем оно? Не знаю. Нужно знать. У них тут нужно все знать. От ценовых дискуссий отмахивался, как от сторожевых псов. Но меня все же приглашали в то место разговора, где цены кусались. На все своя цена и её нужно знать – говорили они – как и свою собственную, чтобы не выпасть из ценовой политики масс. Массы считают хорошо, потому и разбираются в ценах за жизнь. Я же в ценах не силен. Знаю свою цену: на кисти, краски и холсты – остальное забываю, как страшный сон и даю уклончивый ответ: « Дорого».

Стали роптать на жизнь. Саня был неподкупен.

– Говорят, ты свидетель Иегова, Саня, – спросил я осторожно.

– Да, – надкусывая шоколад ответил Саня.– А что?

– У меня брат родной из вашей братии. Влип по самые помидоры, конца не видно.

– Конец близок – с таинственной ухмылкой выдал Саня. Этой ухмылкой он напомнил мне моего братца. Они все там что-ль такие, как с инкубатора, грезят о неминуемом конце? Чем их кормят? Уцененной вермишелью?

– Брат тоже твердит о близком конце.

– Об этом в Библии говориться. – сказал Саня. По его блеску в глазах было видно, что он готов к серьезному разговору.

– И вы толпой ждете, значит. И надеетесь на спасение.

– Тот, кто с Иегова, тот спасется.

В отличие от моего брата Саня был не навязчив, как кот откормленный, с очередной пойманной мышью мурлыкал о спасении, пиаря своего хозяина: Какой он заботливый и всесильный, спасет только он и не кто иной – ты уж мне поверь. Хочешь, давай к нам, присоединяйся. Не хочешь – пошел в жопу, там тебе и место, не отвлекай.

– Ты знаешь такого, Дамира? Он у вас там какая-то шишка, наместник что-ли, брат рекомендовал его.

– Да, вроде есть такой, но он в Сочи что-ли, или в Адлере проповедует. Вообще, зачем тебе далеко идти, к нам приходи на улицу Мира. Двери всегда открыты.

Эта фраза застряла у меня в голове, как девятидюймовый гвоздь. Я войду в эту дверь, и этим же гвоздем вы её заколотите.

А небо тем временем заботилось, раздавая всем своим животным по заслугам. Кругом все рычало и гоготало. Голова раскалывалась, и море чеканило секунды сомнений. Звонить- не звонить. По дороге промчался огромный небесно-голубой рефрижератор, на котором большими буквами пронеслось слово «ДАМИР». Это ли долгожданный мир проехал мимо меня или мне показали, на что способна сила мысли. Сразу за «ДАМИРОМ» другой фургон – он вез детские игрушки, которыми развлекали меня уже сумасшедшего, увлеченного охотой за всеядным хищником, за самим собой. Игра света и тени закончилась. Где же занавес?. А может я и есть тот занавес. Как- то на одной свадебке я играл простую роль- роль занавеса. У меня был ошеломительный успех. Все рыдали от смеха.