Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах - Валерий Ледяев

Примером исследовательского проекта, выполненного в русле структуралистского подхода, является исследование Мануэля Кастель-с а в Париже. Оно имело две цели: 1) анализ городской политики на основе марксистской методологии с ее классовым подходом, акцентом на воспроизводстве рабочей силы и коллективном потреблении и 2) выявление способности разных социальных классов использовать власть для достижения своих целей через изучение деятельности социальных движений и групп давления. В центре внимания Кастельса находится развитие городского пространства как места борьбы между трудом и капиталом, которая, возникнув на рабочем месте, все более перемещается в сферу проживания и воспроизводства рабочей силы. Исходный пункт рассуждений Кастельса заключается в том, что «городской кризис представляет собой определенную форму более общего кризиса, обусловленного противоречием между производительными силами и производственными отношениями». Экономическая, технологическая, социальная и пространственная концентрация средств производства и потребления обусловлена логикой концентрации капитала и политического управления. Из этого вытекают два вывода: 1) «структурно и исторически городские и экологические проблемы тесно связаны между собой и с фундаментальными противоречиями капиталистического способа производства на его монополистической стадии»; 2) эти противоречия обусловливают существующие формы городской социальной организации [Castells, 1978: 5].

Развитие капитализма сопровождается существенным расширением «коллективного потребления» (жилье, транспорт, образование, социально-культурные блага и т. п.). Отчасти это обусловлено тем, что господствующим классам значительно легче пойти на уступки в сфере потребления, чем в сфере производства или в вопросах распределения политической власти, а технологический прогресс расширяет возможности реагировать на требования в этой области и одновременно обеспечивать воспроизводство рабочей силы. В этом проявляется значимость феномена коллективного потребления – как в контексте его использования для аккумулирования капитала, так и в плане смягчения напряженности в социальных отношениях [Ibid.: 17–18].

Но несмотря на расширение коллективного потребления, в котором заинтересована основная масса населения, частнокапиталистические формы производства ресурсов коллективного потребления оказываются недостаточными, что стимулирует государство принять активное участие в данном процессе. Государство все более активно вовлекается в поддержку тех секторов, которые менее выгодны (с точки зрения капитала и извлечения прибыли), но необходимы для функционирования экономики; теперь именно оно становится главным поставщиком услуг, поддерживающих воспроизводство рабочей силы.

Однако вторжение государства в сферу формирования городского пространства, по мнению Кастельса, не столько решает проблему, сколько усугубляет ее. Перекладывая издержки производства и воспроизводства рабочей силы на общество, но при этом оставляя прибыль в частных руках и обеспечивая накопление капитала, государство способствует росту городских бюджетов и, соответственно, аккумулированию налоговых сборов [Ibid.: 42]. Вмешательство государства в процессы воспроизводства рабочей силы не только максимизирует регулятивную роль государства, но и существенно политизирует данный процесс, превращая государство в объект политических требований со стороны различных социальных групп, которые ранее были направлены против экономических акторов, например работодателей. Кроме того, данная тенденция оказывает существенное влияние на процессы интернационализации капитала: для транснациональных кампаний фактическая поддержка скрытых аспектов производства крайне выгодна и позволяет переложить ответственность за инфраструктуру на местную власть и национальное государство [Ibid.: 19–20].

Исследуя процессы трансформации городского пространства в Париже, Кастельс обнаружил отмеченную им и другими исследователями закономерность неравномерного развития городской территории. Обновление практически не затронуло центр города, где были наихудшие жилищные условия; оно имело место прежде всего в тех районах, которые были заселены иммигрантами и другими низкостатусными группами, и этот фактор играл более значимую роль, чем физическое состояние сооружений.

Кастельс убежден, что программа обновления города изначально не была направлена на расширение общественных благ (школы, свободное пространство и т. д.) [Ibid.: 95–96]. Он считает, что результатом городского обновления стала еще большая сегрегация населения города, вытеснение низших страт за пределы Парижа в менее благоустроенные пригороды и расширение площадей, занятых офисами [Castells, 1978: 107]. Тем самым программа обновления не просто стимулировала процесс специализации производственного пространства, но фактически обусловливала его. При этом рост офисов следует рассматривать и как проявление разделения труда и создания больших организаций монополистического капитала. Эта тенденция непосредственно поддерживалась теми структурами, которые осуществляли программу обновления, отражая пространственную логику наиболее динамично развивающихся секторов международного монополистического капитализма [Ibid.: 99].

Зачем государству нужно тратить усилия на поддержание этих тенденций? Кастельс считает, что ответ на этот вопрос лежит в сфере политики: государство обеспечивает электоральную стабильность для действующей власти и снижает вероятность протеста. Программа обновления города разрушала зоны, где были сильны позиции левых; поэтому замена рабочих на офисных работников положительно (с точки зрения власть имущих) сказывалась на электоральном поведении [Ibid.: 104]. Электоральный контроль над Парижем имел для голлистов особое значение, – ив контексте событий 1968 г., когда город стал центром народных выступлений, и в плане идеологической демонстрации Парижа как центра бизнеса и культуры. Кастельс не был склонен считать это результатом осуществления конкретных интенций правящего класса; по его мнению, здесь скорее реализовалась вполне очевидная «логика интересов правящего класса», которая имеет тенденцию ограничивать все то, что ему мешает [Ibid.: 107].

Однако господствующие социальные тенденции не реализуются автоматически, а проявляют себя через борьбу, конфликт, конфронтацию целей и коллективную мобилизацию. Поэтому Кастельс рассматривает деятельность различных групп, акцентируя внимание на том, какое влияние на нее оказала программа обновления города [Ibid.: 107]. Хотя он и выделяет классовые отношения как основу социального конфликта в городском политическом пространстве[414], он отнюдь не считает их единственным источником социальных изменений, а указывает на необходимость учета других факторов городской политики – автономную роль государства, гендерные отношения, этнические и национальные движения и, наконец, специфические городские движения [Castells, 1983:291].

Особое внимание Кастельс уделяет городским социальным движениям, которые возникают в ответ на неспособность государства решить проблемы коллективного потребления и объединяют различные классы и социальные страты против доминирующих интересов капитала. Для большинства жителей города многие формы коллективного потребления – жилье, инфраструктура, транспорт, здравоохранение, образование – являются неотъемлемой частью городского пространства и должны быть гарантированы; для них эти услуги важны сами по себе, и они не воспринимаются в терминах рыночной стоимости. Тем самым городские движения символизируют ориентацию на непосредственные интересы жителей города, а не на достижение экономической выгоды отдельными субъектами городской политики и (или) структурами местного самоуправления. Однако эти движения не гомогенны и внутри них неизбежны «кливиджи»: родителей интересуют школы, квартиросъемщиков – стоимость аренды, домовладельцев – решения о застройке; соответственно, политические позиции участников движений также существенно различаются и обусловлены в большей степени непосредственной заинтересованностью в определенных услугах, чем «классовыми интересами». Поэтому их роль в качестве катализатора социальных реформ довольно ограниченна: они представляют собой скорее реакцию, чем альтернативу; «социальные движения стремятся изменить город, не обладая способностью трансформировать общество» [Ibid.: 107, 327]. Результаты исследования Кастельса показывают, что движения в Париже так и не вызвали существенных качественных изменений в социальном пространстве города, которые он рассматривал в качестве основы идентификации городских социальных движений [Harloe, 1996:241].

Исследование Ричарда Хилла фокусирует внимание на характерных для марксистских исследователей проблемах неравномерности развития современного города и налоговом кризисе [Hill, 1977: 39–60; 1978: 213–240]. Целью его является установление связи между налоговым кризисом, который имел место во многих американских городах, и политической борьбой вокруг него, а также определение возможных траекторий развития американских городов [Hill, 1978: 213].