Социология власти. Теория и опыт эмпирического исследования власти в городских сообществах - Валерий Ледяев

Марксистские подходы к исследованию городской политики естественно стали объектом критики, касающейся как теоретико-методологических оснований исследования, так и отдельных недостатков, присущих конкретным подходам. Многих комментаторов совершенно не убеждают функционалистские по своей сути утверждения о том, что государство «должно» предпринимать усилия в интересах капитала. В этом случае остается неясным вопрос о том, «как эти “императивы” возникают и воспроизводятся через политику; кроме того, они не объясняют, каким образом и почему политические акторы могут их не “выполнить”» [Mollenkopf, 2007: 105].

Наиболее радикально настроенные оппоненты посчитали, что марксисты «оказались в ловушке наиболее абстрактных и воинственных категорий» и «не видят в городском пространстве ничего, кроме “аккумуляции” “циркулирования капитала”, “классовой борьбы” и “воспроизводства рабочей силы”»: конфликты в городской политике рассматриваются в основном сквозь призму классовой борьбы, а ее (угнетенные) участники идентифицируются как «рабочие»; при этом не учитывается существенное различие между капиталистами и предпринимателями «машин роста». У Домхофф подчеркивает, что проблемы развития города неправомерно рассматривать как отражение конфликта между трудом и капиталом: «классовая борьба может объяснить все, а значит, ничего». А те авторы, которые не сводят политическую борьбу в городе к классовой борьбе и делают акцент на городских движениях, также опираются на абстрактную логику, аналогичную логике классовой борьбы. В частности, ситуации, где фактически имеют место конфликты между «машиной роста» и отдельными городским территориями, Кастельс[418]пытается объяснить как проявление социальной борьбы, направленной на реализацию проектов, альтернативных существующему способу производства и тенденциям современного развития [Domhoff, 1986: 70–74][419].

В числе недостатков марксистских исследований власти в городе называется и неадекватное внимание к роли политических партий, выборов, электорального поведения, а также к организационным аспектам власти, особенностям государственного устройства и специфике местного самоуправления. Кроме того, критики обращают внимание на нестрогое обращение с эмпирическими данными: марксисты допускают достаточно вольное толкование каузальной связи, поскольку убеждены, что агенты политики часто не осознают всех импликаций и последствий своих действий [Pickvance, 1995: 272][420]. В целом же исследование городской политики «все более отдаляется от институционального анализа, двигаясь в направлении изучения влияния внешних социальных и экономических факторов и дистрибутивных аспектов политики» [Stoker, 2000: 1]. Некоторые критики убеждены, что марксистские исследователи так и не смогли «перейти от широкомасштабных обобщений к причинно-следственному анализу внутренней динамики капитализма», т. е. «перевести метатеорию в убедительный микроанализ» [Storper, 2001: 158; Geddes, 2009: 62].

Эти и некоторые другие критические замечания – часто справедливые, но иногда не вполне корректные по отношению к конкретным авторам, – не являются свидетельством «неполноценности» данного направления исследований. Марксисты предложили альтернативные объяснения городской политики, дали иные ответы на вопросы, обозначившиеся в политической урбанистике и исследованиях власти в городских сообществах, а также включили ряд новых исследовательских проблем в повестку дня; они указали на недостатки традиционных подходов и обратили внимание на то, что в городской политике за внешне демократическим фасадом часто скрываются различные формы социального господства, истоки которого связаны не только с очевидными преимуществами одних групп над другими, но и поддерживаются структурными и институциональными факторами. Критическая направленность исследований, опора на политическую экономию и социально-классовый анализ – таковы наиболее сильные стороны марксистских исследований [Pickvance, 1995: 272; Zukin, 1980: 580]. Во многом под влиянием марксистских исследований сформировались современные модели изучения городской политики и власти – теории «машин роста» и «городских режимов», которые сегодня доминируют в американской политической науке и социологии и получают все большее распространение в Европе и других регионах[421]. Появление этих теорий в какой-то мере стало свидетельством снижения популярности собственно марксистских моделей, однако многие идеи и выводы марксистов продолжают свое существование в научном пространстве, хотя и в снятом виде. При этом в марксистских подходах наблюдаются попытки скорректировать некоторые традиционные постулаты и (или) использовать идеи, разработанные в иных теоретических перспективах (например в постмодернизме), что делает контуры марксистской альтернативы не всегда различимыми [Geddes, 2009: 59–71; Kataoka, 2009: 73–87][422].

Проблематика, идеи и акценты, обозначенные в марксистских исследованиях власти в городских сообществах, вполне релевантны и для анализа современной российской политической практики. Далеко не всегда отечественным исследователям удается убедительно продемонстрировать взаимосвязь стратегических целей правящей элиты и решений, принимаемых на местном уровне, показать влияние структурных и институциональных факторов в городской политике и механизм закрепления преимуществ одних групп за счет других. С этой точки зрения обращение к опыту западных марксистских исследований власти представляется весьма перспективным.

XVII. Исследование Барбары Ферман в Чикаго и Питтсбурге

Выбор исследования Барбары Ферман в Чикаго и Питтсбурге в качестве иллюстрации современных практик изучения городских режимов был обусловлен рядом обстоятельств [Ferman, 1996]. Во-первых, исследование проводилось в русле классического подхода к анализу городских режимов, заложенного его основателями – К. Стоуном и С. Элкиным [Stone, 1989; Elkin, 1987]; при этом автор предложила ряд интересных новаций, которые позволили объяснить некоторые существенные характеристики режимов, их динамику и перспективы. Во-вторых, исследование Ферман представляет собой одну из первых попыток сравнительного анализа городских режимов; изучение причин и предпосылок формирования городских режимов, специфики и характера политических практик и политико-культурных особенностей режимов в Чикаго и Питтсбурге позволило определить ключевые детерминанты городских режимов и набор факторов, определяющих их общие закономерности и особенности. В-третьих, центральное внимание в исследовании уделяется возможностям и перспективам формирования и поддержания городских режимов, альтернативных доминирующим в американской городской политике «машинам роста». Тем самым оно было изначально ориентировано на объяснение факторов и стратегий, обусловливающих возможность оптимальных («справедливых») социально-политических практик. Наконец, исследование получило высокую оценку в академическом сообществе, в том числе К. Стоуном, Т. Кларком и другими ведущими специалистами в области изучения режимов и власти в городских сообществах [Clark, 1997: 224–225; Stone, 1999: 224–225; Swanstrom, 1999:445–446].

Изначально Ферман собиралась просто изучить взаимодействие бизнеса и власти в указанных городах. Однако по мере проникновения в тему она несколько скорректировала замысел, сделав акцент на перспективах формирования прогрессивных режимов и роли соседских[423] организаций в городской политике. Изменение проблематики исследования было связано не только с осознанием важности данного сегмента гражданской сферы в структуре и механизмах управления городскими сообществами[424], но и обусловлено очевидными различиями в положении этих организаций в разных городах. Данные обстоятельства и определили основной вопрос исследования: «Почему некоторые городские политические системы более восприимчивы к прогрессивным[425] инициативам, чем другие?» [Ferman, 1996: x-xi, 2].

В контексте решения данной проблемы выбор Чикаго и Питтсбурга в качестве объектов сравнительного исследования представляется очень удачным: хотя в обоих городах сложились режимы одного типа («режимы развития» в терминологии К. Стоуна), по многим параметрам, в том числе по характеру взаимоотношений с соседскими организациями, режимы существенно различались. Контрастный опыт строительства режимов в двух городах «подсказал» Ферман сферы и направления исследования, которые она сформулировала следующим образом: «Во-первых, почему некоторые политические системы более склонны к включению соседских организаций в процесс принятия решений, чем другие? Во-вторых, какие формы принимает соседская мобилизация, почему именно эти формы, и как это сказывается на их шансах на включение? В-третьих, что препятствует формированию прогрессивной системы политического управления? Наконец, требует изучения участие соседств (в городской политике. – В. Л.)». Ферман не скрывает, что ее симпатии на стороне соседств и она положительно относится к повышению их роли в городской политике, хотя и признает, что у этой идеи есть много критиков и для этой критики имеются основания [Ibid.: З][426].