Великое море. Человеческая история Средиземноморья - David Abulafia

веке, украшали свои экстерьеры изящной египетской керамикой. Горшки из Сицилии и Туниса поступали как до, так и после Махдийской кампании; Марокко присылало в Пизу большое количество более простой керамики зеленого и коричневого цвета, покрытой голубоватой глазурью. Пизанцы настолько привыкли к этому типу декора, что продолжали вставлять бачини в церковные башни еще долго после того, как в XIII веке у них появилась собственная глазурованная керамическая промышленность. Итальянцы приобрели у мусульман не только керамику, но и заимствовали технологию, заложив основы майоликовой промышленности Италии эпохи Возрождения.

На чаше, вставленной в фасад церкви Сан-Пьеро-а-Градо близ Пизы, изображено трехмачтовое судно с треугольными парусами, резко изогнутым носом и крутой крышей; это корабль с мусульманской Майорки, и его дизайн очень стилизован.26 Несмотря на это, изображение передает размытое впечатление от громоздкого парусного судна, которое перевозило товары между Испанией, Африкой и Сицилией во времена исламской гегемонии в южных водах Средиземноморья. Оно соответствует описанию в письмах Генизы очень вместительных кораблей, известных как qunbar, которые перевозили как тяжелые грузы, так и пассажиров.27 На другой чаше изображена меньшая лодка, оснащенная веслами и парусом, бок о бок с двухмачтовым кораблем, и это может быть изображением быстрой, длинной, низкой, гладкой галеры.28 И снова нам на помощь приходят письма Генизы. Там фигурируют легкие галеры, называемые гурабами; это слово означает острие меча, поскольку они способны рассекать волны. В качестве альтернативы длинная низкая лодка может быть карибом, морской баржей, способной пройти весь путь от Туниса до Сирии.29

 

V

 

Проблемы мусульманского господства в Средиземноморье стали решаться в конце одиннадцатого века. Христианская экспансия в мусульманское Средиземноморье началась в 1060-х годах после вторжения на Сицилию войск Роберта Гискара и его брата Роже де Хотевиля, нормандских рыцарей, которые уже успели захватить лангобардские и византийские владения на юге Италии. В 1061 году, за десять лет до того, как они захватили Бари, столицу византийской провинции, известной как "Лонгобардия", они поддались искушению пересечь Мессинский пролив и вмешаться в ожесточенные распри между тремя эмирами, которые господствовали на Сицилии и практически не замечали норманнской угрозы. Один из этих эмиров, ибн аль-Хавас, держал под охраной собственную сестру в городе Энна, расположенном на вершине холма; она была женой могущественного и нелюдимого эмира Катании ибн ат-Тхимна, попытки которого вернуть ее силой не увенчались успехом. В отчаянии ибн ат-Тхимна умолял норманнов прийти ему на помощь, и Роберт и Рожер де Хотевиль согласились это сделать. Они прибыли, по крайней мере внешне, не как захватчики, а как военная поддержка эмира Катании, и использовали этот союз как основу для постепенного захвата всего острова, начав с захвата Мессины и продолжив взятием Палермо в 1072 году (хотя завоевание не было завершено до падения Ното в 1091 году). Их способность переправлять людей и лошадей через Мессинский пролив впечатляет. Роджер стал графом Сицилии и женился на дворянке из Савоны, расположенной на северо-западе Италии; за ней на Сицилию прибыло большое количество переселенцев из Лигурии и других частей Италии, которые стали известны как ломбардцы. С этой иммиграцией начался медленный процесс латинизации Сицилии, и в двадцатом веке в некоторых восточных сицилийских городах все еще можно было встретить носителей диалектов, родственных лигурийскому итальянскому.30

Тем не менее, характер острова быстро не изменился. На протяжении большей части двенадцатого века Сицилия оставалась домом для смешанного населения, состоявшего из мусульман, которые составляли большинство около 1100 года, греков, которые были чуть менее многочисленны, и евреев, составлявших, возможно, 5 процентов от всего населения, а латинские поселенцы, будь то норманны или "ломбардцы", составляли менее 1 процента. Греки были сосредоточены на северо-востоке Сицилии, в районе вокруг Этны, известном как Валь-Демоне, и, в частности, в Мессине, которая стала главной верфью нормандской Сицилии. Каждой группе была предоставлена значительная автономия: свобода исповедовать свою религию, что было закреплено в "договорах о капитуляции", заключенных с завоеванными городами, такими как Энна; собственные суды для рассмотрения дел между единоверцами; гарантия защиты графа при условии уплаты мусульманами и евреями гезии, или налога на опрос, который был просто продолжением мусульманского налога джизья, уплачиваемого народами Книги, только теперь христиане были освобождены, а мусульмане - обязаны.

Завоевание Робертом Гискаром византийской провинции на юге Италии и соседних лангобардских княжеств вызвало тем временем сильный гнев византийского императора. Отношения между папством и Греческой православной церковью неуклонно ухудшались в XI веке, поскольку папы стали подчеркивать свою власть над всем христианством, а победы норманнов грозили отторгнуть южную Италию от греческой церковной верности. Хотя "Восточный раскол" 1054 года часто рассматривается как решающий момент в разрыве между католическим Западом и православным Востоком, события того года были еще одним моментом в длинном каталоге ссор: папский легат Гумберт из Сильва Кандида обрушил на главный алтарь Святой Софии в Константинополе буллу об отлучении, направленную против Константинопольского патриарха и его господина, императора. Византийцы умело балансировали между латинским и греческим языками в прибрежных городах Апулии, где латинские епископы зачастую охотнее признавали власть Константинополя, по крайней мере в политических вопросах, чем власть западных правителей, включая папу. Приход норманнов настроил латинян против латинян, а греков против греков; в результате норманнского завоевания носка Италии, Калабрии, а затем и Сицилии многие тысячи греков оказались под властью брата Роберта - Роджера. После падения Бари в 1071 году вражда норманнов только усилилась, поскольку Роберт планировал вторжение на византийские территории, обращенные к Италии через Адриатику. Он рассматривал Диррахион и Ионические острова как ворота, через которые он мог бы проникнуть глубоко на византийскую территорию с помощью своего сына, белокурого великана Боэмонда. Поводом для похода против Византии Роберту послужило то, что он действовал от имени свергнутого и изгнанного императора Михаила Дукаса; он принял в свою свиту беглого монаха, которого объявил Михаилом. Он выставил этого монаха в императорском одеянии перед стенами Диррахиона, после чего (историк Анна Комнене настаивает) "Михаил" был немедленно и шумно осужден как самозванец горожанами, выстроившимися вдоль крепостных стен. Можно было бы ожидать, что Анна скажет это, поскольку она была дочерью царствующего императора Алексия Комнина, основателя энергичной династии, чьи военные и политические успехи привели к большому оживлению в судьбе Византии. Анна подозревала, и с этим трудно не согласиться, что Роберт стремился к константинопольскому трону. Нападение на Албанию было лишь первым этапом войны, которую он намеревался провести по Виа Эгнатия в самое сердце Византии.

В 1081-2 годах Роберт построил флот из кораблей, способных нести массивные осадные башни, покрытые шкурами животных, намереваясь начать морское нападение на Диррахион, в то время