Великие правители Древнего Египта. История царских династий от Аменемхета I до Тутмоса III - Артур Вейгалл

когда ее величество была ребенком… Все люди были объединены из-за избрания этой его дочери в качестве их правителя, и, пока ее величество была ребенком, сердце его величества склонялось к ней очень сильно».

Все это вполне могло случиться на самом деле, но в связи с тем, что перед нами рассказ о событиях, которые происходили примерно за 35 лет до составления текста, у царицы было достаточно времени для того, чтобы незаметно «отредактировать» его. У нас есть все основания полагать, что Тутмос I просто пожелал, чтобы дочь стала его преемницей. Несомненно, не было и речи о том, чтобы сделать Хатшепсут его соправительницей, хотя многие придерживались именно этой точки зрения. Он прямо говорит о том, что она будет его наследницей, используя при этом слово, которое имело только одно значение. Хатшепсут далее сообщает, что позднее ее отец «признал благоприятность ее вступления в день Нового года» (Breasted, Records, II, § 239, 240), и утверждала, что в тот день боги признали ее. Следует вспомнить, что Тутмос I, вероятно, скончался в день Нового года. Хатшепсут, возможно, посчитала, что это событие является проявлением божественной воли: получалось, будто он намеренно передал ей свою корону в начале года, а Тутмос II, на самом деле занявший тогда престол, присвоил себе право, принадлежавшее ей. Таким образом, его сын Тутмос III, которого она считала всего лишь юным «коллегой» по царствованию, не был законным правителем и получил возможность делить с царицей трон только благодаря ее снисхождению.

Этот рассказ, придав ему несколько иную форму, она повторила в Карнакском храме, в надписи, вырезанной на пилоне (Lepsius, Denkmaler, III, 18; Breasted, Records, II, § 243). В ней Тутмос I обращается к Амону со следующими словами: «Я прихожу к тебе, владыка богов, я целую землю перед тобой за то, что ты поместил Черную землю (то есть поля) и Красную землю (то есть пустыню) под власть моей дочери… как ты (прежде) поместил ее под мое величество… Сердце моего величества радо из-за нее… Сделай ее процветающей в качестве правителя».

Очевидно, царица, несмотря на свое стремление к тому, чтобы к ней относились как к фараону, не носила мужское платье. Но, как бы то ни было, она, несомненно, приказывала, чтобы ее изображали в нем на памятниках. В итоге нет никакой разницы между ее изображениями и изображениями правителей-мужчин. Более того, ее начали называть «царем», а не «царицей», и в надписях возникла путаница в родах – в одном и том же предложении могли появиться местоимения «она» и «он», «ее» и «его». Сложно утверждать, что данный факт является подтверждением мужеподобия Хатшепсут. Более вероятно, по моему мнению, то, что царица пыталась играть роль мужчины и во время торжественных событий появлялась в мужской одежде. Возможно, к ней добавлялась легкая накидка, похожая на ту, в которой она изображена на стеле, найденной на Синае.

Необходимо вспомнить, что на 16-м году царствования Тутмоса II в Карнак были привезены два огромных обелиска, предназначавшиеся для празднования юбилея Хатшепсут, торжества, совпавшего с провалом ее первой попытки сделаться единоличной правительницей страны. Тогда эти обелиски не были покрыты текстами, потому что слишком многие, очевидно, были настроены против ее претензий на празднование юбилея. Но теперь, 13 лет спустя, у Хатшепсут появилась возможность завершить начатую работу. Она приказала покрыть все четыре грани этих памятников текстами, в которых указаны ее титулы и сказано, что они были установлены в честь ее первого юбилея, а также в честь ее отца Тутмоса I и бога Амона (Lepsius, Denkmaler, III, 22^ 24). На основании одного из обелисков царица приказала вырезать интересную надпись, начинающуюся с панегирика в ее честь, а затем продолжающуюся словами о том, что эти два памятника были сделаны из лучшего гранита юга, а их верхушки, которые видно с обоих берегов Нила, когда они блестят в лучах восходящего солнца, – из Электра. Она сообщает, что не могла уснуть ночью, думая об этом храме Амона, ибо поняла, что Карнак – дом бога, место, к которому он сердечно привязан, сияющее от его красоты. Сидя однажды во дворце, она вспомнила, что именно Амон создал ее и что она изготовила для него эти обелиски. «Люди, – продолжает она, – которые увидят (эти) мои памятники в будущем, вы, кто будет говорить о том, что я сделала, берегитесь, чтобы не сказать: «Я не знаю, я не знаю, почему это было сделано»… будто это была (обычная) вещь, которая произошла, ибо я клянусь, как бог солнца любит меня, как мой отец Амон поддерживает меня, как мои ноздри наполнены умиротворяющей жизнью, как я ношу Белую корону (Верхнего Египта), как я появляюсь в Красной короне (Нижнего Египта), как боги Хор и Сет объединили во мне свои две части (Египта), как я правлю этой землей, подобно (Хору) сыну Исиды, как я становлюсь могучей, подобно (Осирису) сыну небес, как бог солнца заходит в ладье вечером, как он поднимается в ладье утром, как он соединяет (Исиду и Нефтиду), его двух матерей в священной ладье, как существуют небеса, как то, что сделал бог солнца, продолжается, как я принадлежу вечности, подобно неистребимым звездам, как я сойду в холмы запада, подобно Атуму (садящемуся солнцу), (я клянусь, что) эти два великих обелиска, которые мое величество украсил электром, принадлежат моему отцу Амону, чтобы мое имя могло сохраниться, существуя в его храме вечно вековечно. (Я клянусь, что) они (сделаны) из единого блока прочного гранита без шва и стыка, что мое величество приказал (начать) работу над ними (которая длилась) с года 15-го, первого дня второго месяца второго сезона, до года 16-го, последнего дня четвертого месяца третьего сезона и что работа в (самих) каменоломнях заняла семь месяцев».

Эта суровая клятва, записанная царицей, несомненно, не была бы нужна, если бы ей нужно было сказать только о том, что обелиски были вытесаны из единых блоков камня и работа по их изготовлению заняла семь месяцев. Согласно расчетам (Engelbach, Problem of the Obelisks, 48), их извлечение из каменоломни могло быть с легкостью завершено в этот срок. Клятва была нужна, чтобы доказать, что, во-первых, обелиски были не присвоены Хатшепсут, а сделаны по ее приказу, а во-вторых, в указанное в тексте время она уже занимала положение, достаточное для того, чтобы отдавать подобные приказы и праздновать юбилей, в честь которого они должны были устанавливаться, подтверждая таким образом свое право называться преемницей Тутмоса I. Как я полагаю, мне удалось аргументировать гипотезу о том, что обелиски были