Cага о Бельфлёрах - Джойс Кэрол Оутс

с церковью, которую сама Лея считала нелепой, не отразилось на его здоровье. Мышцы у него были небольшими, но крепкими, подняв тяжеленькую девочку, он лишь слегка замедлил ход. «Мистер Тирпиц, не следует вам поднимать Джермейн», сказала Лея, мило улыбнувшись из-под вуали. «Сущие пустяки», — ответил Тирпиц и, чтобы смягчить серьезность своих слов, подмигнул Лее.

(Позже она узнает, что последние пятьдесят лет Тирпиц тренируется каждое утро: делает приседания, отжимается и поднимает гантели. «Тело — это инструмент, помогающий нам приблизиться к Богу, — говорил Тирпиц, — причем единственный инструмент».)

Тирпиц пригласил Лею на ужин и велел одной из самых своих надежных служанок оставаться вместе с Джермейн в отеле, где жила Лея (и несмотря на это, она переживала — рождение этого удивительного ребенка превратило ее в почти заполошную мамашу; когда малышки не было рядом, ей казалось, будто у нее не хватает руки, или ноги, или, по крайней мере, пальца. К тому же Джермейн, просто глядя на Лею и улыбаясь, невероятно помогала ей); он возил Лею посмотреть на регату по реке Эден, сопровождал ее в оперу и на закрытый прием, состоявшийся на третий вечер выставки, во время которого губернатор Гроунсел вручил императору Трапопогонии памятную медаль (император, чье королевство располагалось к северу от Афганистана, разочаровал Лею: внешне он напоминал Хайрама, а по-английски говорил практически без акцента; впрочем, его комплименты ей льстили); Тирпиц устроил так, что у них троих появилась возможность обойти выставку рано утром в воскресенье, до того, как она открылась для посетителей, и осмотреть наиболее увлекательные экспонаты (двигатели, ракеты, вычислительные машины, Город будущего с его движущимися тротуарами, слугами-роботами, регулируемой температурой воздуха и красивыми людьми-манекенами; больницу будущего, где в распоряжении пациентов будет кровь, сперма, ткань, кости и все органы человеческого тела — в том числе, мозг), а закончили они осмотр в Павильоне Тирпица, — разумеется, его собственном. Этот павильон понравился и Лее, и Джермейн больше всего — пять квадратных акров всевозможных диковин: разрисованные и увешанные украшениями слонята; белый мраморный фонтан с сотнями струй, которые выплескивали водяную пыль, приобретающую самые причудливые формы; косатка по имени Беппо в зеленом прозрачном аквариуме; миниатюрный холмик, усаженный удивительно нежными и прекрасными орхидеями; египетские и месопотамские скульптуры; знаки зодиака из бриллиантов, выложенные на черном бархате; невероятно правдоподобный манекен, представляющий собой Авраама Линкольна натуральных пропорций, который мрачно, но с выразительной решимостью читал вслух «Прокламацию об освобождении рабов»; хищные растения из Амазонии с огромными — в ярд — лепестками и мощными челюстями, способные пожирать не только насекомых, но также мышей и птиц, которых скармливали им сотрудники… И другие экспонаты, их было не счесть — так много, что у Леи голова кругом пошла, словно она захмелела, хотя до полудня было далеко и она еще капли спиртного в рот не брала.

— Мистер Тирпиц, — Лея взяла его за локоть своей обтянутей белой перчаткой рукой, — чему посвящен ваш павильон? Как связаны все эти удивительные экспонаты?

— А сами вы, миссис Бельфлёр, не догадываетесь?

— Догадываюсь? Чтобы я — и догадалась? Я в этом не сильна, мистер Тирпиц. Мои дети намного сообразительнее. Если бы с нами сейчас был Бромвел — от него вы бы наверняка пришли в восторг! А я догадываться не умею. Так как же все они связаны?

— Да нет же, миссис Бельфлёр, — Тирпиц обнажил в улыбке выщербленный зуб, — я уверен, вы и сами догадаетесь.

Однако Лее это оказалось не под силу, а Тирпиц повернулся к Джермейн и, присев на корточки, спросил, не знает ли она ответ, и девочка — совсем кроха, с младенчески пухлыми щечками — посмотрела своими темными бронзово-зелеными глазами на пожилого мужчину и, словно заглянув ему в самую душу, ответила — кротко и застенчиво, но твердо:

— Да, знаю.

Тирпиц рассмеялся. Он выпрямился — чуть неловко, потому что у него потянуло в пояснице — и тут же переменил тему разговора. Взяв Лею и Джермейн за руки, он повел их дальше, твердя, что выставка вот-вот откроется для публики и надо спасаться, пока в павильон не хлынула толпа.

— В толпе мне вечно не хватает воздуха, а вам? — < сказал он.

Как-то вечером, за день до их планируемого возвращения в Бельфлёр, Тирпнц пригласил Лею в свой личный номер на девятнадцатом этаже отеля «Вандерпол», пообещав обсудить с ней финансовое положение Бельфлёров, Совершенно случайно — он уверял, что действительно случайно, — Тирпиц немного знал о геологии региона Чотоква, о железной руде, о месторождениях титана к востоку от Контракёра (титана! — этого слова Лея прежде не слышала) и очень хотел бы обсудить перспективы различных горнодобывающих операций, о которых упоминала Лея. Его предложение привело ее в такой, почти детский, восторг, что она даже не обратила внимания на его заигрывания («Ох, Лея, мне страшно представить, сколько денег потребуете вы и ваша очаровательная дочка!» — притворно ужаснулся он, на что она быстро ответила: «Не мы потребуем, мистер Тирпиц, а нам потребуется», — а Тирпиц парировал: «На содержание вашего гигантского имения в горах и на дорогостоящее увлечение вашего мужа лошадьми?», на что Лея ответила: «Всех своих лошадей он продал, а усадьба сама себя содержит — почти». А он сказал: «Да разве же я поверю этому, дорогая миссис Бельфлёр!»), — и на то, как он отеческим жестом сжимает ей руку и потирает ее пальцами. (Как будто руки Леи, с длинными, сильными пальцами, требовалось согревать!) Она не обращала внимания даже на исходящий от ее пожилого друга запах — то неопределенный и едкий, какой бывает на чердаке, где на протяжении десятилетий гадили голуби, то терпкий и сухой, как старый пергамент, то (когда он здоровался с ней по утрам, только что покинув свой номер) сладковато-масляный — запах французского одеколона, которым Тирпиц щедро поливал себя.

Итак, Лея готовилась к встрече с ним на девятнадцатом этаже отеля «Вандерпол». Она оделась в свой самый сногсшибательный наряд (Тирпиц его уже однажды видел, но ничего страшного): кремовое шелковое платье с многослойной юбкой, черную бархатную шляпу с тремя пышными алеющими розами на полях, длинные черные перчатки с черными пуговками из искусственного жемчуга, кожаные туфли на высоком каблуке, специально сшитые на полразмера меньше (своих чересчур крупных рук и ступней она стеснялась и не верила Гидеону, в первые годы брака уверявшего Лею,