Битва за Ленинград - Дмитрий Сергеевич Филиппов

— В общем, вернулся не скоро, мои уже не надеялись, что живой.

Получив твое письмо, сразу пошел к вам и узнал от соседей, что все Савичевы — а Таню забрала к себе со всеми вещами Арсеньева Евдокия Петровна. Наведя справки, пошел на Лафонскую. Квартира в бельэтаже. Танюша спала прямо на лестнице. Тетка, уходя на работу, запирает комнату, боится за барахло.

Танюша здорово вытянулась, но очень худая и неухоженная, больная. Очень обрадовалась, что ты жива-здорова и хорошо устроилась в колхозе. Рассказала, как вся ваша семья — один за другим. Я, как назло, забыл дома твой адрес, договорились, что принесу в другой раз, но выбраться скоро не — и хотелось поднакопить хлеба, продуктов каких-нибудь. У нас с этим, — Нина? Прости, но больше я Танюшу не видел. Десятого или одиннадцатого июля тетка сдала ее в детдом, сложив с себя опекунство. Очень что-то недолго оно продолжалось… Детдом срочно был — на Большую землю. Куда точно, узнать не удалось. Арсеньева Е. П. и на порог не пустила. Разговаривала так, будто я ее грабить пришел.

Ниночка, не переживай особенно! Это хорошо, что Танюшу вывезли. Сейчас идет — Кроме того, — Но мы все равно выстоим! Думал обрадовать тебя, а вышло наоборот. Прости.

Жду в Ленинграде!

12. VI/.42 г. Твой верный…» [285]

Прочерками обозначены слова и фразы, зачеркнутые, скорее всего, военной цензурой.

Это письмо говорит нам об одной простой вещи: Таня узнала, что ее сестра жива. То есть обрела хоть какой-то смысл жизни, понимая, что не одна осталась на этом свете, что есть небольшой, но шанс встретиться, воссоединиться. Что сестра узнает, не бросит и найдет…

Во второй половине июля детский дом № 48 был эвакуирован из Ленинграда. 140 детей вырвались из блокадного кольца. Вместе с ними была и Таня. «Эшелон, в котором находились ленинградские дети, неоднократно попадал под бомбежки и только в августе 1942 года прибыл, наконец, в село Красный бор, расположенное в 25 километрах от Понетаевки{34}. Детей разместили в одном из зданий средней школы, где они должны были пройти двухнедельный карантин. 140 истощенных, больных и раненых, измученных тяжелой дорогой ребятишек выхаживало все село»[286].

Таня была самым тяжелым ребенком из всей партии, и слово «тяжелый» здесь не о весе. Она также была единственным ребенком, который был болен туберкулезом, из-за чего ее не допускали к другим детям, и единственным человеком, который с ней общался, была приставленная к ней медсестра Нина Михайловна Середкина. Эта сердобольная женщина делала всё, чтобы облегчить Танины страдания, и через какое-то время Таня самостоятельно могла ходить на костылях, а позже передвигалась, держась руками за стенку. Но здоровье ухудшалось. В конечном итоге ее перевезли в дом инвалидов в селе Понетаевке. Это случилось в марте 1944 года, когда уже был освобожден от блокады Город, надиктовавший ей смерть.

Дальше Тане становится только хуже. У нее обостряется туберкулез, и девочку помещают в инфекционное отделение Шатковской больницы. Последним человеком, который ухаживал за Таней, была санитарка Анна Михайловна Журкина.

В начале 1944 года, после тяжелого ранения, брата Тани, Михаила Савичева, переправили в госпиталь в Ленинград, уже освобожденный от фашистской блокады. Он долго и тяжело восстанавливался после ранения. Еще находясь в госпитале, попытался разузнать о судьбе Тани, сделал запрос во все районные центры Горьковской области. Одна добрая душа откликнулась.

«Ленинград, 9 П/Я 445, палата 20, Савичеву Михаилу

Уважаемый товарищ Савичев. Получив Ваше письмо, я спешу ответить о Вашей сестре. Тани у нас нет. Она в соседнем детском инвалидном доме. Я ее бывшая воспитательница и пишу о ней. Она приехала дистрофиком. Затем постепенно поправилась. 9 месяцев не вставала. Но затем у нее получилось нервное потрясение всего организма. И эта болезнь у нее прогрессировала. У нее потеряно зрение, она уже не могла почти читать, тряслись руки и ноги. А потому ей нужно было лечение, но в наших условиях это невозможно.

Ваше письмо и телеграмму я посылаю ей. Ее адрес: Горьковская область, Шатковский р-н, Понетаевский д/инв. С приветом!

А. Карпова

Открытка Карповой пришла весной. От Тани не получили ни строки. Ни весной, ни летом — никогда»[287].

Последствия блокады, цинга, нервное потрясение и туберкулез окончательно подорвали ее здоровье.

Таня Савичева умерла 1 июля 1944 года от туберкулеза кишечника. Ей было 14 лет. Она стала единственной умершей из всех прибывших тогда детей детского дома № 48. Перед смертью у нее невыносимо болела голова.

Похоронили ее в тот же день на местном кладбище, а Анна Михайловна Журкина по велению сердца стала ухаживать за Таниной могилой. Сердобольная натура русского человека: придет своих ушедших навестить, заодно у могилки безродной девочки посидит, сорняки вырвет, оградку подправит.

В 2000-х годах рассматривался вопрос о перезахоронении Тани: символ блокады должен лежать на Пискаревском кладбище. Но запретила перенос сестра Нина, которая до конца своих дней продолжала жить в Петербурге. В этом решении есть внутренняя правота русского человека: негоже тревожить мертвых. Пусть всё останется так как есть.

Нина Савичева умерла 6 февраля 2013 года в возрасте 94 лет.

На этом историю можно было бы закончить, если бы не блокнот. Его Нина нашла в той самой палехской шкатулке, которая вместе с остальными вещами Савичевых хранилась у Е. П. Арсеньевой в ее квартире на Лафонской улице. «У тети Дуси оставаться не хотелось и Нина разыскала Беллу Велину — вторую жену Юрия (бывшего мужа сестры Жени), которая, со слов И. Л. Миксона: „работала переводчицей в штабе и жила, как многие другие военные и вольнонаемные, на Литейном проспекте, в Доме Красной Армии“. Она-то и познакомила Нину с майором Л. Л. Раковым».[288]

Лев Львович Раков был личностью в высшей степени незаурядной. Он с 1931 года работал в Эрмитаже, его не обошел маховик репрессий (целый год с 1938-го по 1939-й он провел в одиночной камере по подозрению в участии в «контрреволюционной меньшевистской организации»). После снятия обвинений был восстановлен в должности ученого секретаря Эрмитажа, позже возглавил там отделение оружия и военного дела. В июле 1941-го добровольцем пошел на фронт, воевал под Синявино, прорывал блокаду Ленинграда. Войну закончил в звании полковника.

В 1947 году Л. Л. Раков был назначен директором публичной библиотеки, но проработал в должности всего три года. В 1950 году во время кампании по борьбе с космополитами его повторно арестовали, приговорили к высшей мере наказания — расстрелу, который был заменен 25 годами тюрьмы с полной конфискацией имущества. Отбывал заключение Л. Л. Раков во Владимирской тюрьме. Его сокамерником был писатель и философ Даниил Андреев.

В этом должен быть промысел судьбы или воля Города, чтобы блокнот Тани Савичевой попался на глаза именно такому человеку, мгновенно оценившему его уникальность и ценность для истории. И «он предложил Нине поместить блокадный