Эйнемида II. Право слабого. - Антон Чигинёв

взялись на нём некроманты, никто не знал в точности, а собранные Диоклетом легенды были скорее увлекательны, чем правдивы.

Из мира древних преданий Энекла вырвал шум за пологом палатки, среди взволнованных голосов он различил дребезжащий баритон Неалея. Завернувшись поглубже в шкуру, Энекл громко скомандовал: «Входи!», и на пороге появился встрёпанный пентикост, капли дождя падали с его плаща на утоптанный пол палатки. В дождливой пелене за пологом виднелись силуэты других воинов. Не знай Энекл своих людей, решил бы, что начался какой-то бунт.

– Лохаг, беда! – задыхаясь сообщил Неалей. – Тасимелех собирается казнить Амфотера!

***

– Что произошло? – на ходу спросил Энекл. Капли дождя разбивались в мелкую водяную пыль о шлем стремительно шагающего командира.

– Не знаю толком, – Неалей еле поспевал за разъярённым начальником, ещё десятка три гоплитов, при оружии и в доспехах, мчались следом. – Прибежали от Бадгу, следом этот варвар – Ансар. Велели тебя звать, пока не поздно. Они у главного шатра.

– Задница харибды! – прорычал лохаг, ускоряя шаг.

Завидев грозного гиганта в боевом шлеме с чёрным гребнем, со щитом и копьём на изговтовку, все встречные освобождали дорогу, расталкивая товарищей, если те вдруг мешкали. Не глядя ни на кого, Энекл шёл вперёд, его кожаные военные сапоги так тяжело били в землю, что вверх взлетали волны зеленовато-чёрной грязи.

– А я тебе говорю, Тасимелех, ты не можешь казнить этого человека просто так, – Бадгу подбоченившись заслонил коленопреклонённого Амфотера, которого держали сразу четверо мидонийских воинов. Пятый прилаживал петлю на палке к вбитому в землю столбу.

– Я не могу?! Да как ты смеешь, червяк?! Или ты забыл, кто здесь главный?! – высокий пьяный голос звучал так визгливо, что казалось, будто режут свинью. – Прочь отсюда или будешь следующим. А ты, Бадурру, что стоишь, дурак?! Долго будешь копаться? Немедля возьми этого человека и задуши его! Я его научу уважению к начальнику! Всех вас научу!

– Только попробуй это сделать, Бадурру, и я проткну тебя насквозь, – Энекл вышел вперёд, тяжело глядя на Тасимелеха.

Этот человек, казалось, поставил перед собой цель объединить в себе все существующие пороки, но златолюбие с тщеславием выделялись из них всех, величественно оттесняя все прочие на второй план. Из-за них-то он и предал царя Ушшурбалиссара, соблазнённый щедрыми посулами Эшбааля, которого, впрочем, тоже предал. А вот какого порока за Тасимелехом не водилось, так это глупости. Он всегда видел свою выгоду и кратчайший путь к ней, равно как и на опасность имел животное чутьё – когда был трезв.

– Что-о?! Что ты сказал?!! – брыластое лицо Тасимелеха, и без того красное от гнева, стало багровым. Голову военачальника покрывал расшитый золотом белый колпак, а грузное тело скрывалось под красным одеянием тонкой шерсти и накидкой из белого войлока, словно на гулянке в Нинурте, а не в военном походе.

– Это мой человек и только я решаю, казнить его или нет, – свирепо рыкнул Энекл так, что даже хмельной Тасимелех испуганно моргнул.

– Ты! Как ты смеешь, взять его! – завопил военачальник, но никто не тронулся с места. Воины смущённо переглядывались, глядя то на Тасимелеха, то на грозного эйнема и три десятка вооружённых мужчин за его спиной.

– Не лучшее дело начинать драку из-за пустяков, – спокойно заметил Бадгу. Он даже не двинулся с места, скрестив руки на груди. – Давайте всё обсудим как разумные мужчины.

– Что тут происходит, Бадгу? – Энекл ещё раз оглядел собравшихся: застрельщики, гуты, мидоняне, охранники Тасимелеха – все вперемешку. Из командиров, помимо Бадгу, только начальник гутов Равхар, седовласый муж лет шестидесяти от роду – этот точно меж двух огней лезть не станет. Был здесь и Ансар, его лицо побелело от волнения и гнева, вот-вот сам ринется в перепалку. Упаси Эйленос: Тасимелех имел славу человека мстительного.

– Военачальник говорит, что твой человек поднял бунт. Я и сам толком не понял.

– Он поднял бунт и будет казнён, – зло просипел Тасимелех, поняв, что сила не на его стороне. – И ты тоже бунтовщик и будешь наказан.

– В чём обвиняют моего человека?

– Я отдал ему приказ! А он его не исполнил... А потом, потом оскорбил нашего повелителя!

– Это правда, Амфотер?

– Никакого повелителя я не оскорблял... – пробурчал сквозь зубы пентикост. – Только вот этого... Он мне велел в своём шатре блевотину убрать, лохаг.

Энекл только вздохнул, ясно представив себе, как надутый варвар приказывает Амфотеру делать рабскую работу. Удивительно, как на широкой морде Тасимелеха не появилось синяка.

– Царя не оскорбляли... – обернулся он к военачальнику.

– В моём лице! – гневно ответил тот. – Повелитель вручил мне знаки власти! Кто оскорбляет меня, тот оскорбляет его!

– Я сообщу владыке, что ты равняешь себя с ним, – Энекл с удовольствием увидел, как вытянулось лицо Тасимелеха. Опасность тот почуял даже сквозь хмель. – Амфотер – свободный эйнем, то, что ты ему приказал – оскорбительно. О грубых словах он сожалеет, но вины на нём нет. Я его забираю.

– Его удавят прямо сейчас, это дело решённое, – Тасимелех с пьяным упрямством ударил кулаком по несуществующему столу. – Бадурру, поторопись!

Копьё Энекла вылетело вверх, точно атакующая змея и по толпе пробежал испуганный вздох. Удар остановился в пяди от носа военачальника, капли дождя весело разбивались об остро наточенное листовидное острие.

– Я сказал: я забираю своего человека, – медленно и с расстановкой произнёс лохаг, пристально глядя в глаза опешившему Тасимелеху. – Парни...

Пятеро воинов Энекла, с копьями наизготовку, бросились к товарищу. Державшие Амфотера мидоняне почли за благо отпустить его и смешаться с толпой прежде, чем разъярённые гоплиты приблизились.

– Это бунт! Ты бунтовщик! – завопил Тасимелех, едва к нему вернулся голос. – Что вы стоите?! Схватить их всех! Иначе казнь!

Воины мялись в нерешительности, но с места не сдвинулись даже тасимелеховы телохранители. Три десятка вооружённых эйнемов с бешеным бородатым чужеземцем во главе, а ему человека убить, что до ветра сходить. К тому же, справедливого Энекла уважали даже воины-неэйнемы, Тасимелеха же, говоря мягко, не очень... Бадгу, с самым невозмутимым видом, поигрывал свинцовой пулей для пращи.

– Тасимелех, я не бунтую, а спасаю твоё доброе имя. Не хочешь же ты убить невинного человека? Проспись, а утром мы обсудим всё с военачальниками.