Наш общий друг (Книга 3 и 4) - Чарльз Диккенс

Вид у Беллы был испуганный, но, несмотря на это, она не могла удержаться от смеха.

- Душенька моя, - продолжала миссис Боффин. - Если бы ты только видела его в те дни! Как он хохотал сам над собой по вечерам! И что он говорил! "Сегодня, говорит, я рычал весь день, точно медведь". Потом обхватит себя руками и жмет изо всех сил, вспоминая, каким зверем он прикидывался. И не пройдет вечера, чтобы я от него не услышала: "День ото дня все лучше и лучше, старушка! Что мы тогда про нее говорили? Чистое золото еще покажет себя. Из всех наших дел это самое благое.

А завтра, говорит, я буду еще злее, еще противнее". И, бывало, до того дохохочется, что мы с Джоном хлопаем его по спине и даем воды, чтобы не задохнулся.

Мистер Боффин слушал все, что о нем рассказывают, молча, не сводя глаз со своей большой руки, и только поводил плечами от удовольствия.

- И вот, красавица моя, - продолжала миссис Боффин, - настал день вашей свадьбы, и твой муженек спрятал нас в церкви за орган, потому что ему вдруг не захотелось, чтобы мы тебе все открыли, как сначала у нас с ним было задумано. "Нет, говорит, она такая бескорыстная, так всем довольна, что, по-моему, рано мне становиться богачом. Давайте повременим немножко". Так все у нас и шло - повременим да повременим. Потом стали вы ждать ребенка, а он опять за свое: "В доме у меня такая хозяюшка - живая, веселая, что, по-моему, рано мне становиться богачом. Давайте повременим еще немножко". Родилась у вас дочка... "Нет, говорит, она стала еще лучше, вы еще не знали ее такой, по-моему, рано мне становиться богачом. Давайте повременим немножко". И под конец я не выдержала и заявляю ему: "Ну, Джон, если вы не назначите дня и часа, когда она войдет в свой собственный дом, а мы из него уберемся, тогда я стану доносчицей". На это он мне отвечает, что ему хочется восторжествовать так, как мы и не предполагали, и показать свою жену лучшей, чем она кажется даже мне и Нодди. "Меня будут подозревать в убийстве самого себя, говорит, и вы убедитесь в ее безграничном доверии ко мне". Мы с Нодди согласились на это, и видишь, голубушка, Джон оказался прав, и ты вернулась к нам, и лошадки прискакали, вот и дворец, и нашей сказке конец. И да благословит господь и тебя, моя красавица, и всех нас!

Горка, сложенная из рук, распалась, и Белла с миссис Боффин заключили друг друга в объятия, повергнув в опасность Неутомимую дочку, которая с широко открытыми глазами лежала у Беллы на коленях.

- Но разве на этом сказка кончается? - задумчиво проговорила Белла. Разве больше нечего добавить?

- А что тут добавлять, голубушка? - весело улыбаясь, спросила миссис Боффин.

- Вы все-все рассказали? - не унималась Белла.

- Да как будто все, - лукаво проговорила миссис Воффин.

- Джон, милый, - обратилась Белла к мужу. - Пожалуйста, подержи дочку, ты ведь у нас самая заправская нянюшка. - Передав ему с этими словами Неутомимую, Белла пристально посмотрела на мистера Боффина, который сидел теперь за столом и, подперев голову рукой, смотрел куда-то в сторону, опустилась на колени рядом с его стулом и, положив руку ему на плечо, сказала: - Пожалуйста, простите меня за то слово, которое я по ошибке повторила несколько раз, прежде чем расстаться с вами. Вы лучше (а не хуже) Хопкинса, лучше (а не хуже) Дансера, лучше (а не хуже) Блэкберри Джокса, лучше (а не хуже) всех их, вместе взятых. Пожалуйста, слушайте дальше! - с ликующим, звонким смехом воскликнула она, стараясь повернуть к себе его расплывшуюся в улыбке физиономию. - Пожалуйста, выслушайте меня, я еще кое до чего додумалась. Никто больше не станет называть вас скрягой с каменным сердцем, потому что вы никогда им не были!

Тут миссис Боффин прямо-таки взвизгнула от восторга, затопала ногами и захлопала в ладоши, раскачиваясь всем телом взад и вперед, точно слабоумное детище какого-нибудь китайского мандарина.

- Теперь мне все понятно, сэр! - воскликнула Белла. - Я никому не позволю досказывать сказку и сама придумаю конец, если вы пожелаете меня слушать!

- Неужели придумаешь, голубушка? - спросил мистер Боффин. - Ну что ж, досказывай!

- И доскажу! - крикнула Белла, обеими руками ухватив его за лацканы. Лишь только вам стало ясно, что вашим покровительством пользуется алчная девчонка, вы решили показать ей, как могут испортить и как портят человека деньги, когда их ценишь превыше всего и обращаешь себе же во вред. Не заботясь о том, что она скажет о вас (да об этом и заботиться не стоило), вы показали ей - показали на себе, самые отвратительные стороны богатства. "У этой пустышки, - говорили вы, - душонка мелкая-премелкая, сама она и за сто лет в этом не разберется, но такой разительный пример даже ей откроет глаза, даже ее заставит призадуматься". Вот что вы говорили, сэр! Правда?

- Ничего подобного я не говорил, - ответил мистер Боффип, испытывая от всего этого величайшее наслаждение.

- Не говорили, значит должны были сказать, потому что вы на самом деле так думали, сэр! - Белла два раза дернула его за лацканы и раз поцеловала. Вы видели, что беспечная жизнь вскружила мою глупую голову, ожесточила мое глупое сердце, что я стала жадная, расчетливая, заносчивая, несносная. И тогда вы решили превратиться в самый добрый, самый милый на свете дорожный столб, который указывал мне, по какому пути я отправилась и куда он меня приведет в конце концов. Признавайтесь во всем немедленно!

- Джон, - сказал мистер Боффин, и вид у него был такой сияющий, будто он купался в солнечных лучах. - Посоветуйте мне, пожалуйста, как тут быть.

- Суд хочет слушать вас, а не вашего защитника, - возразила ему Белла. - Извольте отвечать сами! Признавайтесь во всем немедленно!

- Ну, раз уж на то пошло, голубушка, - сказал мистер Боффин, - я сознаюсь, что, когда мы составили наш маленький заговор, о котором вспоминала здесь моя старушка, я спросил Джона, а не лучше ли будет расширить его - вот как вы сейчас доложили. Но ничего подобного я сам себе не говорил и не мог говорить. Я только сказал Джону, что если уж рычать по-медвежьи, так лучше не на него одного, а на всех прочих.

- Сию минуту признавайтесь, сэр! - сказала Белла. - Вы задумали все это, чтобы проучить и исправить меня?

- Разумеется, дитя мое, - ответил мистер Боффин. - Не во вред же вам я старался. Можете в этом не сомневаться. Я надеялся, что мои старания не пропадут даром. Но здесь надо добавить еще следующее: лишь только моя старушка узнала Джона, как Джон сказал нам, что он давно присматривается к одной неблагодарной личности по имени Сайлас Вегг. И отчасти для посрамления этого самого Вегга, для того, чтобы завести его как можно дальше в той бесчестной игре, которую он вел у нас за спиной, я в заставлял этого Сайласа читать мне вслух книги, что мы покупали с вами вместе. И кстати, душенька, того скупца звали не Блэкберри, а Блюнбери Джонс.

Белла, все еще стоявшая на коленях у ног мистера Боффина, села на пол и, думая о чем-то своем, не сводила глаз с его сияющей физиономии.

- А все-таки, - проговорила она после долгой паузы, - две вещи мне до сих пор непонятны. Ведь миссис Боффин знала, почему мистер Боффин так изменился? Что это все напускное? Ведь знали? - спросила она, поворачиваясь к старушке.

- Знала! - с жаром ответила миссис Боффин.

- Почему же вы принимали это так близко к сердцу? Я ведь помню, как вам было неприятно, тяжело!

- Однако, Джон, вострый же глаз у вашей супруги! - воскликнул мистер Боффин, восхищенно потряхивая головой. - Правильно, душенька, правильно! Сколько раз мы были на волосок от гибели из-за моей старушки.

- Но почему? - удивилась Белла. - Ведь она же была с вами заодно!

- А потому, что водится за ней одна слабость, - сказал мистер Боффин. Но если говорить правду и только правду, так я этой ее слабостью горжусь. Дело-то вот в чем: моя старушка такого высокого мнения обо мне, что ей было просто невмоготу слышать и видеть, как я рычу по-медвежьи. Не могла она притворяться! Вот по этой самой причине мы и боялись, что нашему заговору угрожает серьезная опасность.

Миссис Боффин от души посмеялась сама над собой, но влажное поблескиванье в ее глазах обнаруживало, как еще далеко ей до полного излечения от таких опасных наклонностей.

- Уверяю вас, душенька, что в тот знаменательный день, - продолжал мистер Боффин, - в тот час, когда я, по всеобщему мнению, превзошел самого себя, - имеется в виду "мяу-мяу, говорит кошка, кря-кря, говорит утка, гав-гав, говорит собачка", - уверяю вас, душенька, что эти презрительные, суровые слова так огорчили мою старушку, что мне пришлось силой удерживать ее, не то она кинулась бы за вами вдогонку и, став на защиту своего старика, выдала бы меня с головой.

Миссис Боффин снова рассмеялась и в ее глазах снова что-то заблестело, и тут выяснилось, что не только соучастники мистера Боффина считали его выходку в тот вечер из ряда вон выходящей по язвительности, но и сам он был столь же высокого мнения о своем красноречии.

- Меня как-то сразу осенило, голубушка, - признался Белле мистер Боффин. - Когда Джон сказал, что он был бы счастлив добиться вашей взаимности и завладеть вашим сердцем, мне вдруг захотелось огорошить его, и я выпалил: "Добиться взаимности? Завладеть сердцем? Мяу-мяу, говорит кошка, кря-кря, говорит утка, гав-гав, говорит собачка". Как я до этого додумался, откуда это взялось, ума не приложу! Сам диву дался и чуть со смеху не лопнул, когда Джон уставился на меня во все глаза!