Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир - Фрэнсис Вейнс

урожай 1785 года не сулил ничего хорошего. Но и о том, чтобы раскрыть информацию о финансовых проблемах королевства, речи не шло: Калонн убежден, что доверие финансистов можно вернуть, только если Версаль покажет, что Франция – процветающая страна. Поэтому министр старался оставаться оптимистом и мечтал модернизировать Францию. Он верил в индустриализацию и международную торговлю. Ему даже удалось убедить богатые дворянские семьи инвестировать в шахты и хлопчатобумажную промышленность. В связи с его политикой возникла огромная волна спекуляций, и Калонн не гнушался сам влиять на котировки фондового рынка.

26 августа 1786 года министр представил королю чудодейственное средство в виде двенадцатистраничного трактата «План финансового оздоровления» (Précis d’un plan d’amélioration des finances). По оценкам Калонна, в 1786 году дефицит бюджета составлял 80 миллионов фунтов стерлингов, и ожидаемых доходов совершенно точно не хватало для погашения кредитов. Калонн почти по традиции предлагал ввести новые налоги, но как! Идея министра была, по сути, шоковой терапией: покончить с политическими постами и неограниченными привилегиями! В расчете на оживление экономики он настаивал на введении пропорционального налогообложения, свободных цен на зерно, на создании национального банка и отмене таможенных пошлин. В надежде спасти королевство от банкротства он предлагал провести revolution royale[334], чтобы сохранить страну: «Государь, как нам покончить с огромными долгами нашей страны? Это возможно, только прекратив издевательство. А состоит это издевательство в том, что бремя ложится только на рабочий класс. Привилегированные [представители первого и второго классов] наслаждаются преимуществами своего положения. Это порождает огромное неравенство в нашей стране».

Людовик XVI с открытым ртом слушает предложения своего министра: «Mais c’est du Necker que vous m’apportez?!»[335] И действительно, предложения Калонна очень похожи на программу, предложенную Жаком Неккером десятью годами ранее.

Калонн понимал, что король не может сам ввести новые налоги, что сначала придется провести законопроект через парламент. Чтобы этого избежать, Людовик XVI и Калонн попытались сдуть пыль с Собрания нотаблей – совещательного органа, который последний раз собирался в 1626 году. Калонн лично выбрал 144 его члена. Семь princes de sang[336], членов королевской семьи, включая двух братьев короля, возглавляют семь отдельных совещательных бюро, в которых заседают семь архиепископов, семь наследных герцогов, восемь маршалов, шесть маркизов, девять графов, один барон, председатели 13 парламентов и целый ряд высокопоставленных чиновников. Торжественное заседание состоялось 22 февраля 1787 года. Калонн взял слово и в ходе часовой речи перед членами Собрания обрисовал, в какой безрадостной ситуации оказалась страна. Франция задолжала 220 миллионов фунтов стерлингов за военные расходы в дополнение к 80 миллионам общего государственного долга. По мнению Калонна, Францию могла спасти только радикальная реформа государственного устройства. Министр призывал к справедливому распределению бюджетных средств, к введению нового земельного налога, который распределялся бы пропорционально, и к расширению экономической свободы, которая могла объединить французский рынок. Он, как и его предшественник Тюрго, хотел заменить corvée royale[337] налогом и отменить пошлины, которые, по его мнению, только провоцировали контрабанду. Одновременно Калонн пытался успокоить членов Собрания: он не собирается вмешиваться в структуру общества, дворянам не придется платить персональные налоги, и все почетные привилегии останутся на месте. Калонн был убежден, что его программа разгонит темные тучи над Французским королевством: «Кто-то вспомнит фундаментальный принцип нашей монархии: si veut le roi, si veut la loi – как пожелает король, так и будет по закону.

Но основной принцип Его Величества теперь гласит: si veut le bonheur du peuple, si veut le roi – чего хочет народ, того хочет король». Но реформы снова не прошли.

Административный аппарат Бурбонов был изношен до дыр. Абсолютная монархия застряла в собственных рамках, которые уже много веков не знали никакой новизны, с особенной силой отвергая экономические новшества. Также и архаичная аристократия не желала уступать надвигающимся реформам ни пяди. Эдемский договор, торговое соглашение, которое французы заключили с Британским королевством и с помощью которого Калонн пытался оживить торговую экономику, щедро досыпало во французскую казну, резко снизило таможенные пошлины на английские товары… и заодно привело к тому, что местные товары начали уступать более дешевым импортным, таким как хлопок и шерсть. В итоге каждый месяц без работы оставались десятки тысяч французов. Из-за этого договора производство в Лилле и Рубе сократилось вдвое. Кроме того, Калонн разрешил торговцам экспортировать зерно, а внутренний спрос на него отнюдь не упал. Тем самым Калонн подставил себя под удар. Экспорт зерновых создал дефицит на внутреннем французском рынке, и правительству пришлось ввозить иностранное зерно по гораздо более высоким ценам. Критика зазвучала крайне резко: «Мы подписали торговую сделку с британцами, которая, может, и принесет пользу нашим правнукам, но сейчас лишает хлеба полмиллиона рабочих и разоряет 10 тысяч предприятий!»

Тем временем король осознал, что ему противостоит собственная семья. И действительно, дворянскую оппозицию возглавил его племянник, Луи-Филипп Жозеф, герцог Орлеанский – правнук регента. Он предлагал изменить абсолютную монархию на конституционную по британскому образцу, ограничив власть короля и сохранив права дворянства и духовенства. Не было секретом и то, что могущественная семья герцога Орлеанского, прозванного в закулисье «Королем Парижа», претендует на королевский трон, принадлежащий Бурбонам последние два столетия. В столице же герцогу принадлежал огромный дворец с парком – Пале-Рояль, ставший политическим убежищем в центре города, un lieux privilégié[338], благодаря тому, что герцог входил в королевскую семью.

Государственный долг при правлении Людовика XVI вырос втрое. Народ роптал, дворянство отказывалось допускать реформы, а крупная буржуазия выжидала. Король попросил Калонна удалиться. 8 апреля 1787 года Калонн отбыл в свои владения, а Людовик XVI, следуя поговорке «лучший лесник – бывший браконьер», назначил новым министром финансов священнослужителя Этьен-Шарля де Ломени де Бриенна, председателя Собрания нотаблей. Бриенн всегда был яростным противником Калонна. Но и его планы по реформированию налоговой системы разнесли в пух и прах. Парламенты оставались непреклонны, даже когда парламентариев выслали из Парижа в Труа. По мнению магистратов, только Генеральные штаты были уполномочены принимать решения о новых налогах. Как дворянство мантии, так и потомственное дворянство хотели сохранить за собой все привилегии и права.

Людовик XVI оказался в тупике. 4 сентября Бриенн пообещал магистратам, что Генеральные штаты будут собраны в 1792 году, однако недовольство продолжало расти. К 1788 году государственный долг увеличился до 126 миллионов фунтов стерлингов, что составляло около 20 % годового дохода. Половина государственных расходов представляла собой погашение кредитов. Американская война обошлась французской казне в общей сложности в два миллиарда фунтов стерлингов, тогда как во Франции в обороте находилось всего 2,5 миллиарда. Как и его предшественники, Бриенн ничего не мог сделать, кроме как