Захватывающий XVIII век. Революционеры, авантюристы, развратники и пуритане. Эпоха, навсегда изменившая мир - Фрэнсис Вейнс

изменили маршрут. Два года спустя французский монах Огюстен Кальме опубликовал диссертацию «О появлении ангелов, демонов, призраков, живых мертвецов и вампиров», в которой, помимо прочего, искал ответ на вопрос, как мертвые восстают из земли, не устраивая при этом беспорядка.

1 ноября 1755 года мощное землетрясение в Лиссабоне и последовавшее за ним цунами привели к гибели десятков тысяч человек и пожару, который почти полностью уничтожил город. Стихийное бедствие стало настоящим испытанием для Вольтера, и тот в своей «Поэме о лиссабонской катастрофе» вопрошал, почему Бог, который желает нам только всего самого лучшего, посылает такие ужасные бедствия на головы своих нежно любимых детей: «Неужели павший Лиссабон был более развращен, чем Париж, где царило безудержное распутство?» Население провинции Жеводан на юго-востоке Франции, на месте современного департамента Лозер, в 1764 году было убеждено, что в лесу скрывается чудовищный хищник, который убивает людей, и что этого хищника к ним «отправил сам дьявол». Леденящие кровь истории о десятках людей, убитых оборотнем, достигли ушей Людовика XV, и король даже послал своего личного охотника на волков, чтобы выследить и убить зверя. Взявшийся в итоге за дело Франсуа Антуан, лейтенант охоты на королевской службе, действительно убил необычайно крупного волка, которого жители опознали как «Жеводанского зверя». И, конечно, суеверия процветали не только во Франции или Испании: последнюю осужденную в Европе ведьму сожгли на костре в Швейцарии в 1782 году.

Наука в XVIII веке, напротив, пребывала в зачаточном состоянии. Ученых с трудом отличали от шарлатанов, псевдонаукам наподобие алхимии или спиритизма уделялось не меньше внимания, чем естественным наукам. Мадам де Гемене, гувернантка детей Людовика XVI, была уверена, что может общаться с духами умерших через своих собак. Британский врач Ричард Рассел, основавший успешную практику в Брайтоне в 1750 году, предписывал пациентам с жалобами на воспаление лимфатических узлов пить морскую воду. Французский врач Лефевр де Сент-Ильдефон производил шоколадные конфеты, употребление которых должно было помочь женщинам избежать венерических заболеваний. В то же самое время, когда Ньютон сформулировал теорию тяготения, Бенджамин Франклин открыл электричество, братья Монгольфье с помощью гигантского воздушного шара поднимали людей в воздух, Антуан Лавуазье создал основы современной химии, а граф де Бюффон, основатель естествознания, обрушил на просвещенное общество свою сорокатрехтомную «Историю природы», авантюристы и шарлатаны продолжали нагло критиковать науку. Впрочем, не стоит забывать, что даже Исаак Ньютон, помимо научных изысканий, всю жизнь занимался алхимией в поисках «эликсира жизни».

Надежды когда-нибудь стать всемирно известными приводили к бесконечным экспериментам. В газетах появлялись статьи о сенсационных открытиях, например о «гемостатической воде», останавливающей любое кровотечение, или о смеси хлеба и опиума, которая «лечит от всех болезней сразу». Люди восхищались «автоматонами» – механическими марионетками Пьера Жаке-Дро – и экспериментировали с громоотводами в духе «сделай сам». Конечно, такие механические чудеса на поверку часто оказывались обычными фокусами, а то и обманом. Так, в роботе-переключателе венгерского изобретателя Вольфганга фон Кемпелена прятался карлик, а учебник Анри Декрема, «профессора и испытателя занимательной физики», содержал в основном безобидные фокусы. Граф де Сен-Жермен, алхимик и мошенник, утверждал, что бессмертен, рассказывал сотни историй о своих приключениях при вавилонском дворе и даже добивался разрешения открыть собственную лабораторию в замке Шамбор, чтобы проводить там исследования по «трансмутации» – прежде всего, конечно, о превращении серебра и свинца в золото. Вера в алхимию, благодаря которой металлы можно превратить в золото, чрезвычайно быстро распространилась среди обедневшего дворянства, и Сен-Жермен стал желанным гостем в обществе. А в 1760 году граф, оказавшийся двойным агентом, был разоблачен и пустился в бега. Ему предстояло колесить по Европе до конца жизни, но бессмертия так и не добиться, а потому умереть в 1784 году.

В этот век экспериментов и открытий в авангарде псевдонауки с большим отрывом оказался Франц Антон Месмер. Его учение, месмеризм, произвело фурор в конце XVIII века, обретя таких последователей, как маркиз де Ла Файет, герцог де Лозён и баронесса д’Оберкирх. Месмер провозглашал, что все тела окружены разреженной «жидкостью» – магнитным излучением, которую можно контролировать или усиливать, массируя «полюса тела», что приводит к «кризису», конвульсии которого восстанавливают гармонию в человеке. Месмер стал желанным гостем в богатых французских кругах, его клиенты охотно поддавались гипнозу прямо во время эффектных сеансов, когда их доводили до сходного с эпилептическим припадка, притворного или настоящего. Пациентов, упавших на пол, незаметный санитар Антуан переносил в «кризисную комнату», где Месмер, одетый в сиреневый халат, прикасался к ним своей палочкой, вливая «жидкость». В какой-то момент месмеризм стал национальным трендом Франции: «Все одержимы месмеризмом. Его чудеса поражают воображение». Мария-Антуанетта даже предложила духовному отцу месмеризма бессрочный грант на открытие клиники в Версале, от которого Месмер надменно отказался. Чудо-доктор предпочитал сам открывать филиалы, где тысячи последователей под его руководством могли бы «разгадывать силы природы».

Но, разумеется, далеко не все охотно верили в чудеса шарлатанов. Адепты вроде маркиза де Ла Файета или баронессы д’Оберкирх были преисполнены веры в сверхъестественное, но прочие воспринимали выступления эксцентричных шарлатанов исключительно как развлечение. Шарль-Жозеф де Линь писал: «Шевалье де Люксембург пробудил во мне интерес к колдовству. Целый год я играл роль ученика чародея, но, несмотря на всю мою склонность к оккультизму и все, что было сделано для моего посвящения, я покинул гильдию колдунов, так и не добившись успеха. Напрасно я проводил целые ночи со старой графиней де Силли […] которая утверждала, что видит призраков в моем присутствии. […] Напрасно в ночь с Великого четверга на пятницу некто Борегар, произнося ужасающие заклинания, кружил вокруг меня, тогдашнего герцога Шартрского и Фицджеймса. […] Напрасно меня учил некий аббат Боде или Буде, больше похожий на учителя танцев. Хотя, забавно, однажды он сказал мне: “Завтра я не смогу. Нет, ни за что. – И потом, посчитав на пальцах: – Послезавтра, точно. Так получилось, что мне приходится мотаться туда-сюда – в Филадельфии встреча духов воздуха”».

Один из величайших шарлатанов XVIII века, самопровозглашенный граф Алессандро ди Калиостро, называл себя врачом, эмпириком, чудотворным целителем, экзорцистом и алхимиком. Он входил во всевозможные оккультные масонские ложи и был частым гостем в Версале. Баронесса д’Оберкирх описывала Калиостро как человека, который «сочетал в себе огонь и лед, притягивал и отталкивал, пугал нас, но в то же время будоражил любопытство», имел особую привычку коротать ночи в кресле и ел один лишь сыр. Эксцентричный шарлатан родом из Палермо по имени Джузеппе Бальзамо повествовал при королевском дворе о божественном вмешательстве, предлагал придворным дамам разнообразнейшие эликсиры и уверял, что умеет выращивать бриллианты и разговаривать с мертвыми. Его выступления приятно скрашивали серость версальских будней.

Звезда