Довлатов и третья волна. Приливы и отмели - Михаил Владимирович Хлебников

охраны. Это значит, надо сплести четыре мотива. Можно начать с рассказа «По прямой», который несколько выделяется качеством и заканчивается тем, что героя препровождают на гауптвахту, то есть отдают под суд.

Успех Довлатова связан во многом с уникальной авторской интонацией, то есть присутствием самого автора в текстах. Оно не прописано, почти факультативно, но всегда прочитывается. При этом автор не парит над действующими лицами, объясняя, раскрывая читателю «устройство мира». Автор превращается в полноценного персонажа, обладающего правами, равными с иными героями. Как я уже говорил, собранные в повести отдельные рассказы укрупняются и внутренне сцепляются. «Четыре группы персонажей» нуждаются в авторской прошивке. Изнутри текста сделать это невозможно. Если не переписать вообще всю повесть. Довлатов с Ефимовым подробно обсуждал издание «Зоны» начиная с весны 1981 года. Он тянул, понимая опасность издания «Зоны» именно как сборника рассказов о «солдатах, зеках и офицерах охраны». Шел поиск возможности ввести в текст автора. Из письма Ефимову от 21 мая 1981 года:

Мне кажется, целесообразнее всего издать «Зону». (Городские рассказы очень среднего качества. А «Пушкинский заповедник» не дописан и дописывать нет времени, там всего 75 страниц.) «Зону» же можно опоясать таким нехитрым приемом – выдумать солдатское письмо страниц на 12, давать его кусками между рассказами и растянуть на всю книжку. На манер хемингуэевских курсивов в книжке «В наше время». Получится что-то вроде «Компромисса», то есть единство места и действующие лица, переходящие из отрывка в отрывок. Плюс фрагменты солдатского письма, цементирующие всю эту сомнительную постройку. Я готов за две недели все это проделать.

Ефимов демонстрирует на практике два формально трудносовместимых для издателя качества: предприимчивость и литературную глухоту. Он пытался «дожать» Довлатова, заставить его быстрее написать или дописать «Заповедник», чтобы выпустить «Зону» вместе с «Заповедником» под одной обложкой. Толстая книга продается лучше тонкой. Он дает Довлатову несколько глубоких советов по поводу того, как лучше организовать тексты. Из письма от 30 мая 1981 года:

Серёжа, поверьте, мне нравится «Зона», но читатель устал от лагерной темы. Я не смогу распродать книжку, а значит, и не смогу издать за свой счет, если там будет только «Зона».

Во-первых, у нас времени еще очень много. Окончательное решение о составе и объеме мы должны принять не позже ноября-декабря. Повторяю: можно даже ничего не выдумывать, если душа не лежит, давать рассказы как есть. Но если силы и охота появятся, обдумайте две моих идеи. Для «Зоны»: идея объединить рассказы солдатским письмом неплоха, но прикиньте как запасный вариант – товарищеский суд (обвиняемому припоминают одно, другое, а дальше, как говорят киношники – наплыв и…).

Для «Пушкинского заповедника»: защита диссертации «Пушкин в народном сознании». (Вариант названия: «Дикий тунгус»; «Ныне дикий тунгус».) Кстати, и для всей книжки «Дикий тунгус» звучит заманчиво. Все это не очень срочно, так что обдумывайте, не торопясь.

Довлатов вздрогнул от советов и попытался уклониться от исполнения рекомендации, хотя и вынужденно хвалит задумку издателя. Из письма Ефимову от 4 июня 1981 года:

Теперь – что касается «Зоны». Товарищеский суд, конечно, лучше, чем письмо. Письмо – искусственно и чересчур литературно. Да и растягивать его надо на 12–13 кусков, – слишком условно. А суд – здорово. Даже странно, что Вы (раньше я обращался к вам обоим на вы, а теперь к Вам, Игорь, на Вы) это придумали мимоходом.

«Заповедник» же не окончен, вернее – едва начат, его не надо связывать приемом, там героя, вероятно, зарежут на поляне 6 июня на глазах у Андронникова и Сулейменова. Или что-нибудь в этом духе.

Ефимов не сомневается в ценности своих наставлений, но ему не нравится петляние Довлатова по поводу «Заповедника». Из письма Довлатову от 15 июня 1981 года:

Рад, что Вам понравился прием с товарищеским судом. Но следующий абзац не совсем ясен: даете Вы в книжку рассказы о заповеднике (пусть в том виде, как сейчас)? Или Вы хотите до конца упиться этой ситуацией: издатель (кажется, впервые в жизни) просит у Вас для книги уже написанные вещи, а Вы упираетесь?

Практически прямым текстом Ефимов объявляет колеблющемуся: делай, что говорят, а то первый случай интереса издателя станет одновременно и последним. Неожиданно Довлатов проявляет упрямство, не желая публиковать обе повести одновременно. Он пытается, помимо художественной стороны, апеллировать к финансовому благоразумию Ефимова. Из письма от 25 сентября 1981 года:

1. Издавать две повести в единой обложке – не следует. Это немного дискредитирует обе повести. Возникнет маленький конкурс. Одна получится лучше, другая хуже. Это будет шаг к сборнику рассказов.

2. Я почти уверен, что коммерчески одна повесть – рентабельнее. Книжка толщиной в 130 страниц обойдется издательству в 1000, как минимум, долларов, не считая набора, возни с макетом и обложкой, и стоить она может через год от 6 до 7.50. Книжка же толщиной в 260 страниц обойдется на 60 % дороже, а ставить цену больше 10 долларов – нахальство. Может, я неправильно считаю…

Довлатов предлагает издать «Заповедник» в следующем после выхода «Зоны» 1983 году. В ответ Ефимов проявляет несвойственную мягкость. Может быть, денежная аргументация Довлатова сработала. Возможность оптимизировать расходы приводила хозяина «Эрмитажа» в хорошее настроение, рождая, в свою очередь, собственные рационализаторские предложения. Из письма Ефимова от 3 октября 1981 года:

Дорогой Серёжа!

Господь с Вами – уговорили.

Будем в 1982 издавать «Зону». Но с условием, что и «Заповедник» постараться дописать для нас на 1983 г.

Срок – середина лета, начало осени. Но хотелось бы, чтобы готовая рукопись была задолго до этого, чтобы втиснуть набор в образовавшееся «окно». Кстати, много ли из этого печаталось у Перельмана? Устраивает ли его шрифт и формат? Можно ли нам сэкономить немного, использовав частично его набор.

Были уточнены финансовые условия издания «Зоны». Из тысячного тиража Ефимов в качестве оплаты предложил писателю двести экземпляров. В качестве альтернативы – десять процентов с каждой проданной книги. «Зону» Ефимов хотел продавать по 7 долларов 50 центов. В идеале Довлатов мог разбогатеть на 750 долларов. Писатель выбирает двести книг. Кстати, интересный вопрос: насколько стоимость будущей книги соотносится с ценами на эмигрантском книжном рынке? Это легко узнать с помощью того же «Нового американца». В № 102 мы находим большое объявление издательства «Russica». Относительно недорого – 4 доллара просили за «Индийские трактаты о любви». Мемуары Светланы Аллилуевой уже стоили 10 долларов. За скандальный роман Лимонова «Это я –