Пляска в степи - Виктория Богачева

лишь глядела на закрытую дверь в томительном, мучительном ожидании да чутко прислушивалась к каждому шороху за стенами. Хоть и знала, что прислушиваться все впусте. Ярослав хозяином бесшумно ступал в своем тереме всюду, куда бы ни направился. Даже скрипящие, громкие половицы молчали под его сапогами. Звенислава отпустила теремную девку и насилу прогнала воительницу Чеславу. Никого не хотелось видеть, ни с кем не хотелось говорить. Все нутро сжималось в страхе, скручивалось в тугой комок наполненного ужасом ожидания. Князь был в своем праве всяко наказать ее. Мог бы и убить, и никто слова бы ему не сказал. Ну, разве что Чеслава вступилась бы за нее теперь… Она вздрогнула, когда открылась дверь, и в горницу вошел Ярослав. Увидев ее, он нахмурился, и Звениславке захотелось сжаться до крошки от каравая на дубовом столе, исчезнуть тотчас из горницы, из терема, лишь бы не испытывать на себе этот взгляд, которым князь ломал мужей куда как сильнее, смелее ее. ⁃ Не спишь, — сказал он, и в ночной тишине его слова прозвучали особенно колко, почти враждебно. Ярослав расстегнул фибулу на левом плече и позволил княжьему плащу стечь с себя на дощатый пол. Он все делал будто бы через силу, словно каждое движение отзывалось в теле болью. Под плащом у него была теплая рубаха из шерсти. Звениславка сама ткала ее, сама вышивала красивый узор на вороте и рукавах. Она не знала, что сказать князю, да и стоит ли. Резким, рваным движением Ярослав дернул на вороте рубахи завязки и, стянув ее через голову, также уронил на пол. Звенислава с трудом сглотнула, наблюдая, как муж подходит к ней с ожесточенным, суровым лицом. Князь сжал ее плечи и поднял с постели, поставив пред собой. Молча, не говоря ни слова, он снял с княгини верхнюю свиту, развязал пояс поневы, отбросил ее в сторону вместе с рубахой. Он дернул ленты на ее косах, и она почувствовала, как прядь за прядью расплетаются ее длинные волосы. Оставшись лишь в исподнем, Звенислава клацнула зубами, задрожала от холода и страха и безотчетно попыталась прикрыть руками грудь. Но Ярослав резко одернул ее, отвел в стороны руки, сжав ей запястья. Хуже всего было его молчание. Звенислава пережила бы все, скажи он хоть слово! Но князь лишь выжигал ее нутро своим взглядом и ничего не говорил. Его прикосновения приносили с собой лишь холод; он был нарочито груб с ней — впервые на ее памяти. Доселе Звенислава не видела от него жестокости. Стало быть, нынче настал тот час. Она разумела, что он решил наказать ее так. Слышала немало таких рассказов еще в далеком-далеком степном тереме дядьки Некраса, когда бегала с Рогнедой на посиделки. Звенислава приказала себе стерпеть. Она не станет противиться. Она сожмет зубы и примет должное. Она заслужила. Заслужила все. Княгиня едва заметно повела подбородком, поднимая голову. Пока Ярослав стаскивал с нее исподнюю рубаху, она приказала себе смотреть ему на переносицу и ни в коем случае не глядеть в глаза! Князь был хмур и сосредоточен, словно говорил на вече с боярами, а не раздевал свою водимую. Следом за ее исподней рубахой на пол полетел его кожаный воинский пояс и портки. Ярослав мертвой хваткой сжал ей запястье, подвел к постели и подтолкнул, заставив спиной опуститься на меховые шкуры. Звенислава издала звук, похожий на писк, стиснула в ладонях мягкий мех и уставилась в потолок, плотно сжав ноги. Когда князь навис над нею, выпрямленными руками упираясь в постель по обе стороны от ее лица, по щеке Звениславы скользнули две быстрых слезинки. Она уже не девица, чтобы плакать под мужем… Моргнув, она сделала то, чего боялась больше всего — случайно заглянула Ярославу в глаза. Она поспешно отвернула в сторону лицо и, стиснув зубы, принялась разглядывать его правую руку, всю в шрамах и ожогах по локоть. Левая рука князя требовательно легла ей на бедро, заставляя раздвинуть ноги, и Звенислава подчинилась. Согнув руки и навалившись на нее сверху, тяжестью своего тела он вдавил ее в меховые шкуры, и она зажмурилась, затаив дыхание. Прошел миг, другой, третий. Ничего не происходило. Решившись, Звенислава приоткрыла один глаз. Лицо Ярослава было близко-близко: она могла почувствовать его дыхание, разглядеть все ниточки морщин и шрамов. Она видела, как бьется жилка у него на шее, чувствовала его запах: горечь разнотравья, сладость хмельного меда, терпкость мужского тела. Видела стиснутые до судороги челюсти. Видела, как что-то ломается у него во взгляде, разлетается на сотни маленьких щепок. А потом Ярослав тихо, утробно зарычал и с видимым усилием подался назад, отрывая себя от жены. Он отодвинулся от нее и встал, рваными движениями натянул отброшенные в стороны портки и сел на постель — к ней спиной. Ничего не разумея, Звенислава захлопала глазами. Она протянула к нему руку, желая коснуться, но одернула сама себя. Напряженные жилы бугрились над его лопатками, заставляя плечи каменеть. — Ярослав, — она позвала его тихим голосом, охрипшим от долгого молчания и страха, и подползла к нему поближе, прижалась щекой к плечу и закрыла глаза. На ресницах вновь дрожали слезы, на сей раз другого толка. Князь повернул в ее сторону голову. — Господин, пожалуйста, — она всхлипнула, изо всех сил борясь со слезами. — Прошу тебя… Звенислава боялась, когда муж вошел в горницу с холодным, отстраненным лицом. Боялась, когда он грубо стащил с нее одежу и повел к постели, железной хваткой сжав запястья. Боялась, когда навис над нею и положил руку на бедро, заставив развести ноги. Но тогда ее страх и вполовину не был так велик, как стал нынче. Она не ведала чего ждать. Коли муж передумал, коли не станет ее наказывать — значит, никогда и не простит? Али замыслил иное и отошлет ее с глаз долой, в маленький удел на границе княжества?.. Как была нагая, Звенислава медленно подползла к краю постели и стекла на пол, укрытый медвежьей шкурой. Она обняла неподвижного мужа за ногу, щекой вдавилась ему в бедро, крепко зажмурившись, и спутанные, распущенные волосы укрыли ее спину густым плащом. Она не знала, как еще убедить князя в том, что не замышляла ничего дурного ни против него, ни против его семьи. Какие еще подобрать слова?.. Раздался тяжелый вздох, и спустя бесконечную, невероятно долгую минуту рука Ярослава легла ей на макушку и погладила, как дитя. Верно, даже суровый князь не мог нынче гневаться на нагую, перепуганную девку, жавшуюся к его ногам так,