Пляска в степи - Виктория Богачева

словно был он последним устойчивым камешком на сотрясавшейся земле. Звениславка закусила изнутри щеки, удерживаясь от всхлипа. — Посидишь в горницах пару седмиц, Чеслава тебя постережет, — сказал он ей, и в его голосе больше не слышались ни злость, ни холодность. — Нос наружу казать не смей. И неясно, чего больше в его приказе: наказания али заботы, чтобы вновь не пришла к ней знахарка с чудной просьбой, обернувшейся бедой. Она закивала и подняла на него блестящий от непролитых слез взгляд. Ярослав тоже смотрел на нее: бесконечно устало и все еще хмуро. Но лицо его все же смягчилось. Разгладилась глубокая складка меж густых бровей, ушел из взгляда недоверчивый, испытующий прищур. — Спасибо, спасибо, — шептала Звенислава сухими, искусанными губами. Горячая как пламя благодарность разливалась внутри нее. Казалось, минуло все худое, что она успела себе вообразить за этот бесконечный день. Ярослав гневался, но уже иначе. Она по-прежнему была виновата, по-прежнему натворила много всего, но внутри тлела робкая надежда, что ничего не потеряно. Что муж ее простит. Что однажды вновь посмотрит на нее с той нежностью и ласково позовет… Будто прочитав ее мысли, Ярослав склонился и поднял ее со шкуры, усадив себе на колени. Не стерпев, Звениславка расплакалась, спрятав лицо у него на плече. — Я не ведала, не ведала про торквес, — вновь и вновь повторяла она, чувствуя тепло его тела. — Я даже не помыслила тебе рассказать… Я никогда бы не стала ей помогать, коли б знала, для чего… Он слушал ее и гладил по растрепавшимся волосам — монотонно и размеренно, размышляя о чем-то своем. Когда рыдания, наконец, затихли, и Звенислава пригрелась в его тепле, замерла, стараясь не шевелиться, чтобы никак ненароком не нарушить тот воцарившийся, хрупкий покой, Ярослав разрушил его сам. — Ты никогда больше не посмеешь ничего от меня утаить, — сказал он, поймав встревоженный взгляд жены. — Никогда. — Я обещаю, господин, я обещаю, — горячо зашептала она.

Колокольчики в волосах IV

Колокольчики в волосах IV

Иштар бродила по пепелищу. На сей раз — взаправду. На почтительном расстоянии от нее следовали трое приставленных Барсбеком хазар. Ее сторожа. Во время битвы русы стояли крепко. Это признавал даже питавший к ним жгучую ненависть Барсбек. Русы стояли крепко и стояли насмерть. Ни один кусок чужой земли не дался хазарам легко. Ни один из русов не струсил, не побежал. Не открыл ворота, чтобы пропустить в крошечный дворец вражеское войско. Они бились отважно и храбро, два долгих дня и ночи. Кто-то даже сумел сбежать тайком, под покровом темноты, пока воины были заняты тем, что убивали друг друга. Иштар слышала, как лютовал Барсбек. Он-то желал уничтожить всех и каждого. Но тархан русов пал в бою не от его руки. И жена тархана русов погубила себя сама, выпив яд. После того, как в деревянном дворце нашли бездыханное тело немолодой женщины в богатых одеждах, Барсбек и велел спалить дотла все, что уцелело в битве. Запылал деревянный дворец, занялись огнем постройки поменьше во внутреннем дворе, и вскоре пожар охватил все вокруг, даже деревянный частокол, с которого русы осыпали хазар стрелами и щедро поливали горячей смолой, а позже, когда она закончилась, — кипящей водой. Во дворце они нашли немного золота и украшений — верно, принадлежали раньше семье мертвого тархана русов. Но сокровищница выглядела опустевшей. Словно кто-то запустил в нее уже руку и увез с собой ее часть. Добычи оказалось мало, а вот мертвых хазар — много. Иштар слышала, как об этом шептались солдаты. В тот раз в отличие от многих битв хазарам никого не удалось взять в полон. Все воины и защитники деревянного дворца пали. Выживших добили уже сами они. Кому-то из простого люда удалось сбежать, и поговаривали, то ли дочь, то ли сын местного тархана также смогли исчезнуть из родной разорённой земли. Русам повезло, ведь хазары привыкли брать в поверженном дворце богатую добычу и захватывать новых рабов. Барсбек отправил вслед сбежавшим погоню, и кто-то из войска даже роптал вполголоса, но полководец вскорости пресек любые недовольства, велев казнить самых громких и возмущавшихся. Обычно хазары редко преследовали тех, кому удалось уйти, если после битвы уже прошло какое-то время. Они считали, что пусть проигравшие бегут, пусть разнесут по ближайшим княжествам весть, что хазары пришли. Что спалили дотла их безобразные деревянные шатры. Потому и роптали некоторые солдаты. Они считали, что Барсбек нарушил многовековые традиции, отправив своих людей по следу. Но полководец думал иначе. Он думал, что им пригодится сын или дочь местного тархана, если слухи окажутся правдой. Когда Иштар, наконец, привезли к месту битвы, все уже выгорело дотла. Она застала лишь висящий в воздухе серый пепел. И черные угли под своими башмачками из мягкой кожи. Говорили, вся кровь отлила от ее острого, скуластого лица. Говорили, стала она белее молока. Она и сама помнила, как споткнулась и пошатнулась, едва спустившись с лошади. До того сильно увиденное напомнило о чудовищном сне, который она гнала из головы изо всех сил! И пепелище, и запах гари, и черный вкус воздуха, и серое марево вокруг… Лишь одно отличалось. Барсбек был жив. Ранен, но жив. Он не звал ее к себе под навес, и она сама не ходила. Лекари говорили, что молодой полководец быстро оправится от ран, и Иштар велела себе не волноваться о нем. Она должна наглухо запечатать свое глупое сердечко под семью тяжелыми замками, иначе быть беде. Иначе у нее никогда не получится осуществить задуманное. Несмотря на битву, ее по-прежнему стерегли зорко и чутко. Барсбек своего приказа не отменил, и пока она могла лишь кусать в беспомощности костяшки кулаков и злиться на глупого мужчину. Она все еще намеревалась сбежать, ведь уже подходил срок для исполнения второй части приказа ее отца: отвезти Иштар к Саркелу после того, как будет захвачен деревянный дворец Нишу-хана. Порой Иштар малодушно и наивно думала, что Барсбек лукавит, когда говорит о своих ранах. Он с трудом передвигался по становищу, разбитому войском неподалеку от сгоревшего дворца русов, и как-то уж слишком нарочито держался за левый бок, где под кафтаном скрывался толстый слой повязок. Как-то слишком напоказ прикладывал ладонь к виску, по которому чиркнула стрела, да который все еще кровил. Она думала, что полководец всячески оттягивает срок, чтобы везти ее к Саркелу. «Тогда бы и надсмотрщиков еще от меня убрал бы! — злилась на него Иштар. — Я бы сбежала, и не пришлось бы никого