Ученик архитектора - Элиф Шафак

– Прошу вас, учитель, возьмите меня с собой, – взмолился он.

Синан вперил в него пронзительный взгляд.

– Зачем? Лишь для того, чтобы ты мог удовлетворить свое любопытство? – спросил он.

– Если не хотите взять меня, возьмите любого другого из нас. Мы все строили Обсерваторию и… – Продолжать Джахану не потребовалось.

– Ладно, ты пойдешь со мной, – перебил его Синан. – Давай готовься.

* * *

После полуденной молитвы учитель и ученик отправились во дворец. Как и прочих мужей, получивших приглашение на совет, их провели в Зал собраний. Участников совета было около сорока, многие пришли в сопровождении своих близких или же слуг. Все выстроились по обеим сторонам просторного зала, в центре которого восседал на позолоченном троне султан Мурад.

Ввели Такиюддина. Он опустился на колени, поцеловал край одежды султана, потом поклонился вновь, приветствуя членов дивана, и замер в ожидании, почтительно опустив голову. Десятки глаз были устремлены на главного придворного астронома. В эту минуту никто не пожелал бы оказаться на его месте.

– Главный придворный звездочет, поведай же мудрому султану, что может принести нам комета, каковую ты увидел в небе, – изрек великий визирь Соколлу.

– Если мне будет позволено, я прочту то, что написано в этом свитке, – сказал Такиюддин.

Султан кивнул. Звездочет развернул свиток и принялся читать:

– «Я, Такиюддин ибн-Маруф, удостоенный звания главного придворного астронома, сподобился увидеть в созвездии Стрельца огромную хвостатую звезду, называемую кометой. Подобно тому как некогда сделал великий Насир ад-Дин ибн-Туси, я сверился с картой звездного неба и прибегнул к посредству астрономических приборов. Мне удалось определить, что помянутая комета находится на двадцать шестом градусе долготы созвездия Стрельца и двадцать втором градусе северной широты. Для своих вычислений я воспользовался тремя ориентирами, тремя яркими звездами: это Альдебаран из созвездия Тельца, Альгораб из созвездия Ворона и Альтаир из созвездия Орла. До сего дня я наблюдал за движением кометы, дабы определить скорость и направление ее полета. Результаты своих наблюдений я тщательно записал, дабы ученые астрономы могли пользоваться ими после того, как душа моя отправится в мир иной». – Такиюддин смолк. В зале стояла такая тишина, что можно было расслышать, как пролетит муха. – Последние несколько ночей я провел без сна, – вновь заговорил главный придворный астроном. – Мы с моими учениками по очереди…

– Избавь нас от перечисления того, что делал ты, – перебил его Соколлу. – Мы желаем знать, что делает хвостатая звезда.

Такиюддин тяжело перевел дыхание и обвел глазами комнату, встречая устремленные на него взгляды врагов и друзей. Возможно, в эту минуту он ощущал себя не менее одиноким, чем комета, о которой шла речь. Вцепившись пальцами в свой свиток, астроном принялся читать дальше:

– «Я выяснил, что комету притягивает Венера. Она движется с севера на юг, а хвост ее простирается в восточном направлении. Изучив свойства кометы, а также планеты, притяжение которой она испытывает, я пришел к следующему выводу: в отличие от подобных ей небесных тел, что посещали наш небосвод в давние времена, сия комета имеет благожелательную природу и не причинит нам никаких бедствий».

По залу прокатился гул облегчения. Когда он стих, султан в первый раз за все время подал голос.

– Это хорошо, – изрек он, кивнув головой. – Рассказывай далее.

– Возможно, комета принесет обильные дожди, которые обеспечат нам щедрый урожай, – сообщил астроном.

– А как насчет успехов на поле брани? – осведомился властелин мира.

– Наша армия одержит немало славных побед, о светлейший султан.

По залу вновь прокатилась волна возбужденного гула. Глаза почтенных мужей светились ликованием. На этом совет завершился.

Увы, предсказания Такиюддина не сбылись. Война с Персией принесла империи не триумф, а разочарование. Хотя оттоманская армия одержала победу, потери, которые она понесла, были столь опустошительными, что радоваться этой победе мог лишь безумец. Летом наступила жестокая засуха. В течение нескольких месяцев кладовые пустовали, дети и взрослые страдали от голода. Но самым страшным бедствием стало сильнейшее землетрясение, превратившее несколько городских кварталов в груды развалин. Вскоре после землетрясения в Стамбуле вновь вспыхнула эпидемия чумы. Люди умирали сотнями, городские кладбища были переполнены. Стоны и слезы неслись со всех сторон.

Комета принесла неисчислимые горести не только империи, но и главному придворному астроному, столь жестоко обманувшемуся насчет ее благожелательной природы. Улемы, давно питавшие к звездочету неприязнь, начали плести против него интриги. Заклятый недруг Такиюддина, новый шейх-уль-ислам Ахмед Шамседдин, дождавшись подходящего момента, нанес ему сокрушительный удар.

– Обсерватория – вот главная причина того, что на город обрушились кары небесные, – заявил он. – Разве человеку дозволено проникать взором в небо, сокровенную обитель Творца, и наблюдать за Ним? Нет, Аллах все устроил иначе: это Он, устремив свой взор на землю, наблюдает за человеком, смиренно потупившим глаза. И если люди дерзнут нарушить сей порядок, они неминуемо навлекут на себя заслуженное наказание.

Султан, вняв обличениям религиозных старейшин, приказал снести Обсерваторию с лица земли.

* * *

Услышав страшную новость, ученики архитектора бросились в дом учителя. Не в состоянии вымолвить ни слова, они смотрели вокруг невидящими глазами, словно лунатики, бродящие во сне.

Синан провел целый день в садовой беседке. Возможно, он вспоминал, как еще совсем недавно сидел здесь с Такиюддином и оба они были полны самых радужных надежд. После вечерней молитвы мастер вышел к ученикам и произнес голосом столь мягким, что жестокий смысл его слов не сразу дошел до них:

– Вы построили эту Обсерваторию. Вам же придется ее и уничтожить.

– Но, учитель… – попытался возразить Никола.

Джахан более не мог держать себя в руках. Гнев, копившийся в его сердце со дня смерти Олева, вырвался наружу.

– Так вот почему вы позволили нам строить Обсерваторию, учитель? – произнес он дрожащим от злобы голосом. – Вы знали, что ей недолго суждено простоять.

У остальных учеников глаза на лоб полезли от изумления. Каждому наверняка приходила на ум точно такая же мысль, но никто не ожидал, что у Джахана хватит дерзости сказать об этом вслух.

– Я не знал, какая участь уготована Обсерватории, да и не мог об этом знать, – спокойно ответил Синан. – Неужели ты думаешь, будто я намеренно заставил вас трудиться втуне?

Но Джахан уже не мог остановиться.

– Почему вы не попытались защитить нашу Обсерваторию?! – воскликнул он. – Как вы могли допустить подобное?

Губы Синана тронула печальная улыбка; морщины, бороздившие его лицо, стали глубже.

– Есть вещи, которые находятся в моей власти, и есть вещи, которые пребывают за ее пределами, – сказал он. – Если людьми овладело желание разрушать, я не могу помешать им. Все, что я могу, – продолжать строить.

* * *

Вечером накануне того дня, когда Обсерваторию должны были снести, все разбрелись по дому, не в силах смотреть друг другу в глаза. Учитель поднялся в гаремлик, к своей семье. Никола сидел в мастерской. Давуд куда-то исчез. Санча ушла к себе в комнату, расположенную в задней части дома. Что же касается Джахана, он поспешил в сарай, где его ждал слон. Несчастная кахья, поняв, что ей не удастся собрать всех к ужину, велела слугам разнести по комнатам подносы с едой.

В последнее время Джахану не часто удавалось проводить время наедине с Чотой, и он скучал по своему питомцу. В тот вечер он отпустил помощника, сказав, что позаботится о слоне сам. В глубине души Джахан считал, что никто, кроме него, не в состоянии ухаживать за Чотой как должно. Вспомнив прежние времена, он вытер лужи слоновьей мочи на полу, убрал помет, наполнил водой бочку, из которой зверь пил, насыпал свежих листьев в кормушку. Он вымыл Чоте подошвы: на передних ногах огромные круглые, а на задних – овальной формы и поменьше. Джахан знал, что подошвы у слонов очень нежные и чувствительные, и старался не повредить кожу. Затем он один за другим подстриг, вычистил и смазал бальзамом все восемнадцать когтей своего питомца. Работа на строительных площадках и путешествия по крутым холмам не прошли для Чоты даром. Четыре его когтя треснули, один был почти сорван.

Покончив с ногами, Джахан осмотрел хобот и с радостью удостоверился, что на нем нет ни единой бородавки. Проверил, не завелись ли в хвосте блохи и клещи. За ушами у слонов есть участки мягкой кожи, и там иногда гнездятся вши, которые причиняют им неимоверные страдания. Как ни удивительно, эти громадные звери абсолютно беспомощны перед крошечными паразитами. Вошь, которую трудно разглядеть невооруженным глазом, способна превратить жизнь гиганта в ад. За ушами у Чоты обнаружилось несколько небольших коричневых шишек, но, к счастью, никаких вшей не оказалось. Джахан вымыл слона, проверяя, нет ли у него на спине ран или болячек, а когда тот высох, натер его оливковым маслом. Чота переносил все безропотно, явно наслаждаясь тем, что о нем так заботятся. Джахан тоже получал огромное удовольствие, ухаживая за слоном. Боль, терзавшая его сердце, притупилась, хотя он и догадывался, что вскоре она вернется с прежней остротой. Закончив возиться с Чотой, Джахан отступил на шаг в сторону, любуясь своим питомцем. Слон несколько раз взмахнул хоботом, словно спрашивая, как он выглядит.