Тревожное лето - Виктор Дудко

Губанов высказал догадку:

— А не имеет ли Воротников отношение к смерти Носова? Если так, то дело табак. Серьезное дело. Может, Носов и являлся их агентом? Он и предупредил?..

— Давай пока версию эту будем держать, беритесь за Полубесова. Очень осторожно, — сказал Хомутов.

Харбин. Июль 1927 г.

«Милый, родной, что случилось, почему ты не возвращаешься? Боже, как мы ждем тебя! Да где же ты там запропал? Коленька уже в десятый класс перешел, а Зиночка закончила четвертый. Мы каждый день тебя ждем. Семь лет прошло, как мы расстались, я уже и лицо твое стала забывать, только глаза помню. Как все мы обрадовались, когда узнали, что ты жив и здоров! Я места себе не нахожу. Возвращайся скорее. Обнимаем и целуем тебя, твоя Вера.

P. S. Высылаем фотографию. Снимались наспех, потому и получились такие потешные. 19.7.27».

Заборов много раз перечитывал письмо жены, подолгу рассматривал фотографию. Ему не верилось, что этот юноша со сведенными к переносице бровями — его сын. А дочка... Ух ты какая... Тоже серьезная. В глазах жены Заборов читал и радость, и тревогу. Она совсем не изменилась. Та же прическа, как у учительницы из гимназии, только морщинки появились в уголках губ и глаз.

...Когда немного поуспокоился, со всей остротой встал вопрос: как быть и что делать? И вместе с тем у него словно пелена спала с глаз. Ему стало понятно, почему и кто распустил слух о гибели семьи и что стало причиной смерти Малькова. Хотелось посоветоваться с кем-нибудь, но с кем? Не с Дзасоховым же или Бордухаровым. Ростов? А что, собственно, с ним случилось? Ведь семья нашлась благодаря его стараниям. И Заборову захотелось увидеться с тем человеком, который передал письмо.

Бойчев встретил его радушной улыбкой.

— Скажите, как отблагодарить вас за ту радость, что вы принесли мне? — начал Заборов еще в прихожей.

— К сожалению, как уже говорил вам, я в этом деле, можно сказать, постороннее лицо. — Бойчев развел руками. — Если благодарить, то Ростова. А я всего лишь выполнил его просьбу.

От внимания Заборова не укрылось, как Бойчев через окно осмотрел улицу.

— Простите за вопрос в лоб. Вы нелегал?

Бойчев вскинул брови.

Заборов покрутил головой.

— Я не жду, что вы ответите утвердительно. Для меня важна ваша реакция.

— Я болгарин. И живу здесь совершенно легально. — Ванчо рассмеялся. — А что, я похож на шпиона?

Заборов отхлебнул глоток ароматного чая. Поставил чашку на блюдце. Он вспомнил, как в 1913 году в Праге ему задали такой же вопрос. Заборов тогда работал на связи с полковником Альфредом Редлем, начальником штаба восьмого корпуса австро-венгерской армии. Редль много лет возглавлял австро-венгерскую разведку, считался отменным специалистом в этой области. В мае полковник почувствовал за собой слежку и застрелился. Заборов ждал инструкций из генштаба, каждую минуту опасаясь ареста. В такое вот время к нему зашел знакомый офицер австрийской контрразведки и за бокалом перно вдруг спросил: «Вы нелегал?» Заборов, в то время еще начинающий разведчик, не понял и наивно спросил: «А что это?» Много позднее он узнал, что незнание терминологии спасло ему жизнь.

— Здесь все похожи на шпионов. Я почему пришел к вам, — продолжал Заборов, — у меня нет слов, чтобы выразить признательность за участие ко мне, но давайте внесем ясность в наши отношения. Чем я могу быть вам полезен?

Ванчо сел на подлокотник кресла, сложил на коленях руки. Лескюр предупреждал его не ускорять события: «Он не дурак, и сам поймет что к чему. И придет к вам. Только не торопитесь. Я наблюдал, с какой брезгливостью он водится со всей этой шантрапой. Его можно спасти, но чтоб первый шаг сделал сам».

— Леонтий Михайлович, простите за откровенность, но я не могу поверить, что вы сознательно стоите на антисоветской позиции. Мне кажется, вы даже не делали попытки рулить, а так, плывете куда вынесет. Вы до сих пор находились в состоянии депрессии. Я не ошибся?

— Вы правы. Я потерялся в самом себе. Но в таком же состоянии находятся и сотни тысяч эмигрантов. И я понимаю их...

— Но не тех, которые потеряли имения и счета в банках.

— Веками формировался уклад русского обывателя, и вдруг разом все как ветром сдуло. Тут озвереешь. Представьте, ваши конюх и кухарка захотели вышвырнуть вас из вашего же дома. По какому праву?

— Не могу представить. Может, потому, что у меня никогда не было ни конюха, ни кухарки. Значит, вы оправдываете гражданскую войну, антисоветское движение? Так я вас понял?

Заборов закурил, пустил струю дыма в пол.

— Я не оправдываю. Но сочувствую.

— Меркулову, что ли, или Семенову с Дитерихсом?

— Ну зачем вы так... Кто-то, ну не Семенов, так другой, станет во главе движения. И не о них речь, воинствующих эмигрантах, а о тех, кто вроде меня, как цыганки говорят, остались при собственном интересе.

— А кто же виноват в этом?

— Вы.

— Мы?

— Да, вы. Большевики. Надо было объяснять им пагубность капиталистического строя...

— И тогда бы они поняли и отдали конюхам и кухаркам свои дворцы? Вы много лет, Леонтий Михайлович, провели за рубежом и практически оторваны от народа. В этом и кроется причина вашего непонимания социалистической революции. Романовы и им подобные никогда бы добровольно не отдали власти. Это противоречит сути капитализма, где превыше всего частная собственность. Меня, например, заботит больше не Семенов и компания, а молодежь, которой легко заморочить голову.

— Вероятно, вы правы. Во всем этом мне надо разобраться. Что с Ростовым?

— Его пытали молодчики Дзасохова. Сперва выкрали внучку, а потом самого. Он в плохом состоянии, и мы вынуждены были его спрятать. Видите, я от вас ничего не скрываю. Надеюсь на вашу порядочность.

Оба помолчали, потом Заборов спросил:

— Я могу вернуться домой?

— А почему бы и нет? Оформите документы и через неделю выедете.

— Они мне не дадут выехать.

— Кто?

— И потом, там ведь меня посадят.

— Какой прок Советской власти держать вас в тюрьме? Лес валить ума не надо, а на свободе вы больше принесете государству пользы.

 

Заборов свернул за угол парфюмерного магазина, принадлежащего фирме Чурина. Прошел на Новоторговую. Слева показался кирпичный трехэтажный особняк, окруженный металлической изгородью. В нем размещалось советское консульство. Металлические прутья местами погнуты и выломаны, у ворот валялась кукла в красноармейском шлеме. Из ее распоротого брюха высыпались опилки, и сотни ног разнесли их по мостовой.

Вчера сотрудник второго отдела БРП Миловидов предложил Заборову побывать на Новоторговой и посмотреть, как будут потрошить советское консульство,