Через пламя и ночь - Анастасия Александровна Андрианова

кровью. Ещё с дюжину карабкались вверх, к краю ворот, и у них это получалось так быстро и ловко, что даже стрелы не мешали – либо перелетали, либо втыкались в ворота и не попадали в вертлявые тощие тела.

– Стреляй больше! – взревел командующий.

Новые лавины стрел полетели вниз, осыпая нежаков.

Краем глаза Илар видел, как захлёбываются чародейские костры под натиском упырей, как взрываются алые шары – далеко от ворот, чародеи наверняка и не видели, что нежаки полезли к городу, им своих проблем хватало.

Он ещё несколько раз пытался разжечь искру – получалось, но не всегда. Горящие снаряды пробивали нежаков и оставляли вместо них обугленные груды костей и почерневшей плоти. Как-то удалось даже воспламенить целый колчан стрел, и дозорные по очереди брали стрелы оттуда – командующий похвалил Илара и велел почаще так разжигать. Но чем темнее сгущалась ночь, тем меньше времени оставалось на искру, успевать бы заряжать и спускать, заряжать и спускать.

Стреляли без устали до утра. Нежаки всё бежали и бежали, будто бы их порождал и выдавливал из своих недр густой туман, который становился чем дальше от города, тем плотнее. Полыхали костры: несколько раз Илар видел длинные огненные всполохи, рассекающие упырей пополам, и был почти уверен, что это дело рук Смородника. Прокатывались шары из пламени, летели зажжённые стрелы и целые взрывы мелких колючих искр – в глазах рябило, иногда даже упырей трудно было разглядеть.

К утру со стороны леса заалели новые алые стяги. Ещё один чародейский отряд примкнул на помощь к имеющимся, и до восхода солнца по болотам одна за одной вспенивались огненные волны, а со стены дождями сыпались стрелы.

Лишь с рассветом всё стихло. Упыри убрались восвояси – зализывать раны, дозорные выпустили оружие из уставших рук. Можно было перевести дух – но ненадолго.

Днём Илар наблюдал, как расширяется лагерь чародеев: прибыло сразу несколько свежих отрядов, и это вселяло надежду. Если чародеи перестали спорить и решили в большинстве своём примкнуть к стоящим у Озёрья, то это будет всем на руку. Кроме нежаков.

* * *

Раско заснул, и Мавна тоже была готова лечь: распустила волосы, сложила платок в изножье кровати. Дома она бы непременно нанесла немного ароматных мазей на запястья и за ушами: ей особенно нравились духи, которые отец привёз пару лет назад из Кленового Вала, пахнущие розой, вишнёвой косточкой и мёдом. Под эти ароматы и засыпалось легче – до тех пор, пока Раско не пропал.

Она обернулась на спящего брата со странной мыслью. Раз она снова вспомнила про духи перед сном, раз Раско снова с ней, то, выходит, можно больше не испытывать гложущее, сосущее в груди чувство вины? Можно ложиться спать без страшного тянущего ужаса? Не просыпаться ночами в поту из-за того, что приснился звонкий оклик брата?

Ей очень хотелось бы верить, что однажды – когда уйдёт скорбь по маме и когда тревога перестанет мерцать в груди, словно свеча на ветру, – она просто ляжет и наконец-то уснёт спокойно, как в той, прошлой, жизни, до пропажи Раско; опять украсит свою комнату кружевными столешниками, повесит новые занавески, купит что-то милое и бесполезное, греющее душу. Уложит в ноги покрывало, сшитое из цветных лоскутков. Завяжет волосы красивой лентой. И ночное платье из мягкой светлой ткани тоже украсит вышивкой.

Мавна замерла, прислушиваясь к этим забытым и оттого странным ощущениям. Кажется, Купаве за пару вечеров удалось невозможное: расшевелить её желания.

– Ты уже ложишься? – В комнату заглянула Купава – она ещё не снимала верхнее платье и даже платок. – Пошли посидим. Царжа говорила, тут можно попасть на крышу.

Мавна уставилась на неё с открытым ртом.

– Ты говорила с Царжей? И… на крышу? Тебе жить надоело?

Купава отмахнулась.

– Не будь занудой. Там невысоко и красиво. С Царжей говорила, конечно. Я же Раско к ней водила, ты чего?

Мавна мотнула головой. В самом деле. Глупо думать, что Купава молча приводила Раско и ждала за дверью, пока он выпьет снадобье. Конечно, они разговаривали.

Она ещё раз посмотрела на младшего брата. Вдруг проснётся, а их нет? Испугается. Купава подошла ближе и взяла её за руку, другой рукой дотянувшись до сложенного на кровати платка.

– Я его предупреждала, что мы можем выйти. – Купава встряхнула платок и накинула на плечи Мавны. – Он пообещал, что не будет бояться. Мы недолго ведь. Попьём чаю и вернёмся. Ты запахнись поплотнее, а то ветер прохладный.

Мавна с молчаливым восхищением позволила Купаве увести себя. Как бы ей хотелось стать такой же, как подруга: уметь заранее всё продумать и решить, быть уверенной и всегда находить нужные слова…

Купава сходила к Царже за чаем, а выход на крышу правда оказался очень простым: короткая лестница за поворотом возле комнат Мавны, дверка – и готово.

Они вышли под тёмное небо, и у Мавны перехватило дыхание. Сверху всё казалось совсем иным, будто кукольным: надо же, это их улица вьётся широкой серой лентой, вон там – светятся огни кабака, в противоположной стороне – низкий забор и кусты перед амбаром, крыши других домов и редкие прохожие, а за поворотом виднеется кусочек площади, и огни от торговых рядов выглядят как строй зажжённых свечек.

– Красиво, – восхитилась Купава, усаживаясь на дранку. Крыша дома Царжи была плоской, с несколькими выходящими из неё печными трубами. Мавна тоже осторожно села, боясь поскользнуться и свалиться вниз. Купава протянула ей руку, помогая. – Ты мне, подруга, расскажи, как тебе удалось Раско заполучить? Царжа говорила, он был козлом. Неужели правда?

Мавна замялась, вцепилась пальцами в горячую кружку. Купава осторожно погладила её по плечу и сказала мягко-мягко, ласково:

– Прости, пожалуйста, если прозвучало резко. Я не должна была так давить. Просто подумала, ты захочешь поделиться. Но если тебе трудно – давай помолчим.

Мавна сначала хотела согласиться, но задумалась. В самом деле, отчего не рассказать? Купаве-то точно можно. Там, глядишь, и самой легче станет.

И она начала говорить. Сначала медленно и неохотно, вытягивая из себя каждое слово. Потом – всё оживлённее. Вспоминала всё: как вышла, как испугалась, встретив Смородника, – он и правда тогда был с ней так несправедлив, что она до сих пор немного злилась в глубине души. Рассказала, как шкурка провела её под болота. Как думала, что утонет и погибнет – и как увидела на дне мужчину. Как её вытолкнуло на поверхность вместе с чёрным козлом, а вокруг бушевало пламя и визжали упыри.

Мавна говорила и говорила, начиная дрожать. Она вспоминала